Глава 13
Севин дом стоял на горке. С трех сторон его окружал сосновый бор, а село разлеглось внизу, вдоль реки. Противоположный берег – сплошные увалы с рыжими проплешинами обрывов, а поверху – темная, нелюдимая тайга. Сплошной ельник да осины – самые гиблые, непроходимые места. А еще дальше – горные хребты в синей утренней дымке. На небе – ни облачка, лишь на скалистых склонах то тут, то там виднелись космы тумана, которые таяли на глазах под лучами солнца…
– Маша, – окликнул меня Замятин, – смотри, – и вытянул руку в направлении села. – Там что-то горит или уже сгорело!
– Горит?
Не увидав пожарища, я уже поняла, что именно горит… Сердце сжалось. Господи, еще одно наказание!
– Мой дом! Дом горит!
– С чего ты взяла? – опешил Замятин.
Но, бросив сумки, бросился следом за мной.
– Маша, – он поймал меня за руку возле ворот, – смотри, Севкина машина!
К счастью, Сева не выключил мотор и даже не вытащил ключ зажигания. Его забывчивость оказалась сейчас кстати. Я ринулась открывать ворота и через секунду уже сидела рядом с Замятиным.
– Мотор теплый. Он куда-то ездил ночью, пьяный, вот и ключи забыл, – произнес Олег сквозь зубы, резко выворачивая руль, чтобы объехать стадо буренок.
– С чего ты взял? – удивилась я. Но ответа не дождалась, потому что закричала: – Тормози! Тормози!
Навстречу нам во весь опор скакал на лошади Шихан. Я никогда не видела деда таким грязным. «С пожара!» – подумала я и, на ходу открыв дверцу, выпрыгнула из машины.
Замятин резко затормозил, отчего «Нива» пошла юзом, сдирая траву на обочине. И выскочил следом.
Шихан, заметив нас, спешился и почти бежал навстречу, подволакивая левую ногу.
– Маша! Маша! – впервые в жизни я видела, чтобы дед плакал. Слезы текли у него по чумазому лицу и терялись в закопченной бороде.
– Дед, что случилось? – Я схватила его за плечи и встряхнула. – Точно мой дом горит?
– Живая! – Шихан перекрестился. – А я тебя уже похоронил!
– Значит, сто лет проживет, – Замятин подоспел следом.
– Сгорел твой дом, девонька, – Шихан ладонью мазнул по лицу, вытирая слезы. – Под утро полыхнул. Как свечка! Махом! Пока шель-шевель, пока пожарка подоспела… А я, – он махнул рукой, – грешным делом, подумал, вместе с тобой спалили… К Севке вот поскакал. Пожарники к дому не подпускают, пока не потухнет совсем… – Он горестно вздохнул и снова перекрестился. – Все постройки погорели…
Мы переглянулись с Замятиным.
– Ты вчера печь топила? – спросил он.
– Нет, – ответила я, – не успела.
– Может, проводка?
– С чего бы? – пожала я плечами. – Проводка у меня новая. И свет я везде выключила.
– А если поджег кто? – осторожно справился Шихан. – Керосину плеснул, а спичку поднести – велика ли забота?
– Там, наверно, все следы затоптали? – спросила я, хотя и без того не сомневалась: полсела набежало, топтались все, кому не лень, с жадным любопытством глазели на огонь…
Я поморщилась, и Олег заметил это.
– Что? Знаешь, кто поджег дом?
– На месте посмотрим, – сухо ответила я и перевела взгляд на Шихана. – Дед, давай за нами.
Минут через пять мы подъехали к пожарищу. Только труба возвышалась над жалким скелетом того, что еще вчера я называла своим домом. Дым уже не клубился, а змеился струйками над порушенным срубом. Бревна, очевидно, растаскивали баграми. Теперь они, покрытые черными струпьями пала, валялись в беспорядке по всему огороду, в палисаднике и во дворе вперемешку с головешками – остатками бани и сараев. Пожарище щедро залили водой, оно превратилось в гадкое месиво, из которого торчали металлические останки кроватей, холодильника, еще чего-то, что я никак не могла распознать. И повсюду – вбитые в грязь обломки мебели, осколки посуды, расплавленные кастрюли, какое-то тряпье, лохмотья книг. Резко воняло гарью, едкий дым разъедал легкие, а в небе кружила ворона и каркала, каркала, видно, и ее гнездо обратилось в прах.
– Марья приехала! – пробежался шепоток по кучке зевак. Большинство из них – соседи. И все они, как по команде, дружно уставились на меня, кто со страхом, кто с неприкрытым сочувствием. Сочувствие в наших чалдонских краях дорогого стоит. Женщины торопливо крестились, мужики озадаченно хмыкали и переглядывались. Бабка Нюра, соседка справа, первой бросилась навстречу, причитая и вытирая платком лицо с пятнами копоти.
– Маша, Марьюшка, – она принялась хватать меня за руки. – А мы уж думали…
Внутри у меня все дрожало, хотелось выть и ругаться. Но кто тут еще способен разобраться, с какой стати полыхнул мой дом? Я собрала волю в кулак и обвела взглядом толпу:
– Кто-нибудь видел, когда начался пожар?
– Да какое там! – всплеснула руками баба Нюра. – Спали все… Вон Игнат, – она кивнула на Шихана, – стал в стекло дубасить, тогда и проснулись. А в окне-то – зарево. – Она горестно вздохнула и перекрестилась. – Где ж теперь жить будешь? У меня вон комната свободная, перебирайся. Не обижу!
– Спасибо, баба Нюра, – улыбнулась я, – подумаю. А теперь прости, мне с пожарными нужно поговорить.
– Поговори, поговори, – засуетилась соседка. И, бросив боязливый взгляд на двух мужиков, угрюмо взиравших на нас со стороны, прошептала: – Ты этих обормотов поспрошай. Они, вишь, с утра рыбачили на пруду, может, и видали чего.
Я и сама узнала «обормотов». Давние мои клиенты – рабочие с лесопилки. Из тех, что ни кола ни двора. Судимые, да еще горькие пьяницы. Конечно, у них были причины точить на меня зуб, но с какой стати им оставаться на месте преступления? Давно бы уже смылись…
Заметив, что я смотрю на них, оба горемыки направились к нам. Лица и брезентовые куртки – в копоти, штаны прожжены в нескольких местах. Рука одного из них, Василия, перевязана грязной тряпкой.
– Не поджигали мы, – произнес он с мрачным видом. – Мы на тебя, Марья, зла не держим.
– Васька первым в огонь бросился, – заявил его приятель, тщедушный и кривоногий Ромка. – Мы ж думали, ты там, – он кивнул на пепелище. – Едва успел назад выскочить, крыша тут же рухнула.
– Спасали они тебя, Мария, – подошел к нам начальник пожарной части Батраков. – Ведь и впрямь думали, что от дыма угорела. Или того хуже…
– Хуже? Думал, наверно, хлопнули меня? – спросила я сквозь зубы.
– А что ты обижаешься? По лезвию так и так ходишь! – развел руками Батраков. – Видишь, дотла сгорело! Словно порохом начинили… А следы… Нет следов… Пока добрались, тут уже толпа набежала. Из бочек воду таскали, пытались залить, помпу самодельную притащили. Бесполезно! Эти двое, – он посмотрел на Ваську с Ромкой, – вперед деда, говорят, прибежали. Никого чужого не заметили.
– Следы были, по росе… – влез Ромка. – Кто-то ходил возле дома после того, как роса упала. Но собаки не брехали… От пруда мы бы услышали.
– Не брехали, – отозвалась баба Нюра, – а вот прошлой ночью шибко заливались. Дед даже с ружжом выходил, стрелить хотел. Думал, лиса забежала.
– Прошлой ночью, говоришь? – переспросила я и посмотрела на Замятина. Значит, незваные гости побывали у меня ночью. Что ж, света в окнах не видно, на двери опорного пункта – замок, так что без опаски работали стервецы. Знали, что я в отъезде.
– Марья! Марья Владимировна! – отдуваясь, ко мне спешил Мордахин. Он принялся трясти мне руку и заглядывать в глаза. – Жива! Счастье-то какое!
Насчет счастья он, конечно, загнул. Я промолчала, но спросила:
– Говорят, вчера вы меня искали?
– А, – махнул он рукой, – из района звонили. Отчитаться надо о работе с несовершеннолетними. – И снова уставился на меня телячьим взглядом. – Куда ж тебя сейчас пристроить? Квартир свободных нет пока.
– Не беспокойтесь, Иван Дмитриевич, – сказала я, – в опорном пункте есть диванчик. Перекантуюсь как-нибудь.
– Маша, – подала голос баба Нюра, – я ж говорю, у меня место есть…
– У меня тоже спальня свободная, – перебил ее Шихан. – Перебирайся ко мне, девонька.
– Спасибо, дорогие, – я прижала руку к сердцу, – не хочу вас беспокоить. Я ведь и в полночь с участка возвращаюсь, и под утро… Бывает, и ночью работаю…
– Ко мне переедешь, – раздалось за моей спиной.
Я оглянулась. Сева, явно протрезвевший, но с опухшей физиономией, стоял в паре шагов от нас рядом с «Ниссаном». Заметив мой взгляд, он быстро подошел и, схватив за руку, силком оттащил за машину.
– Сдурел? – разозлилась я. – Куда ты меня тянешь?
Я попыталась вырваться, но Сева еще сильнее стиснул мою руку.
– Прости меня, – сказал он, отведя взгляд. – Скотина я, конечно. Нажрался до поросячьего визга. Но ты тоже хороша! – И кивнул в сторону Замятина, который разговаривал с Батраковым метрах в пяти от нас. – На свеженькое потянуло?
– Сева, – процедила я сквозь зубы, – не нарывайся! Я ведь при всех могу приложиться к твоей физиономии.
Но Сева не обратил внимания на мой грозный тон. И руку не отпустил, хотя я пыталась освободить ладонь из его цепких пальцев.
