– Этому шару уже четыреста лет, – сказала дочери Наталья. – Представляешь, сколько Зрячих вот так же держали его в руках? Обращайся с ним осторожно и бережно. Люби его, относись как к живому существу. Тогда он сам захочет тебе помочь…
Когда Изольда в очередной раз вошла в магический салон, ее вид мало напоминал прежнюю гламурную красотку. Макияж у нее выглядел так, будто его накладывали в темноте, растрепанные волосы казались непромытыми, в углах рта появились две скорбные морщинки. Изольда казалась испуганной и смотрела на хозяйку салона с надеждой смертельно больного человека: ей казалось, что только Нора Сигизмундовна Кибельская в состоянии решить все ее проблемы. При этом Изольда все время испуганно, беспокойно озиралась по сторонам, слегка втягивая голову в плечи, словно ожидала удара со стороны кого-то невидимого.
Новый имидж Изольды вызвал у Норы глухое раздражение, но на работе следовало соблюдать правила приличия, и она опустила глаза, чтобы севшая за стол клиентка не заметила неприязни в ее взгляде.
– Родион мне снится каждую ночь, представляете? – пустилась в объяснения Изольда. – И все говорит, говорит что-то обидное, а я просыпаюсь и ничего не могу вспомнить. Абсолютно ничего, но чувствую, что это очень важно! Помогите мне, прошу вас. Вы это можете! – Голос женщины сорвался на крик.
– Успокойтесь, прошу вас, – сказала сочувственно Нора, – мы сделаем все, что надо, но прошу учесть, что покойному может понравиться общаться с вами, и он не захочет уходить обратно. Вы ведь с ним жили хорошо, правда? – Нора говорила с Изольдой участливо, как врач с больной.
– Хорошо мы жили, да, очень хорошо. Родион любил меня.
– Изольда Николаевна, вы уверены в своем желании поговорить с покойным мужем? Это ведь очень непросто, да и последствия предсказать невозможно, а у вас, я вижу, нервы не в порядке. Не боитесь?
Нора всегда была отличным психологом, вот и сейчас добивалась своими словами противоположного результата: она видела, что ее уговоры только укрепляют желание Изольды вызвать дух Родиона.
– Нет, этого я не боюсь, – нервно дернула плечом клиентка. – Просто мне надо извиниться перед ним, попросить прощения. Может, тогда он перестанет меня мучить.
Нора положила ладонь на руку Изольды и почувствовала, как дрожат ее пальцы. Ясное дело, вызовет она дух покойного, возможно, он действительно хочет что-то сообщить, но до чего же все-таки глупы эти дамы! А уж Изольда-то полная дура…
Покойный – значит успокоенный. Разве можно тревожить того, кто отпет, предан земле и оплакан? Усопшие далеки от живых, и даже тот, кто искренне любил вас при жизни, может не простить, что его насильно оторвали от вечного сна.
А люди все время стремятся потревожить мертвых! Наверняка вместо мужа явится какой-нибудь беспокойный дух, не нашедший себе места на том свете. Темная сущность, которая прилепится к потревожившей его душе и будет питаться, жить за ее счет. Может явиться и мелкий бес, и сам дьявол, не к ночи будь помянут! Этот спутник может легко привести к умопомешательству, несчастью или смерти. Под его руководством человек начнет собирать вокруг себя болезни и неудачи, беды и неприятности.
И вот приходят одна за другой дамы вроде этой Изольды и просят связаться с их покойными, но никто и никогда не спрашивает, чем это может грозить. Безнаказанно общаться с потусторонним миром еще никому не удавалось! И колдуны несут свой крест, ведь они уже при жизни наказаны несчастной судьбой за общение с темным миром. Норе вспомнилась старая история с выкликанием покойника из могилы.
Давным-давно бабушка Норы показала ей этот жуткий обряд. Перед этим она поила внучку специальным дурманящим отваром, чтобы та смогла без вреда для себя вынести зрелище и не помешаться. А случайный, неподготовленный человек мог запросто и помереть от ужаса, увидев такое…
К бабушке тогда пришла молодая женщина, бедой согнутая, почерневшая от горя, как печная кочерга, хотя лет ей, наверное, было не больше двадцати пяти. Ее мужа убили, убили зверски и забросили тело в овражек возле церкви. Милиция преступников, конечно, не нашла, хотя понятно было, что убил кто-то из своих. Не было чужих-пришлых в это время в деревне. Жена только-только родила первенца, жили с мужем дружно и счастливо, а поженились по любви, вопреки воле родителей. Выпало ей всего полтора года бабьего счастья, и теперь она ходит горькой вдовой, а убийца спокойно разгуливает безнаказанный. Женщина принесла бабушке узелок с золотыми вещами – плату за правду.
– Ты только спроси у него, кто это был! – сорванным от бабьего крика голосом просила женщина. – Спроси, кто его погубитель, остальное я сама сделаю. Не ходить этому гаду по земле, а мне теперь все равно, хоть в тюрьму, хоть под расстрел. Ванечку мать моя поднимет. Помоги! – И она упала на колени перед ведьмой, обнимала ее ноги и заклинала не отказать.
Бабушка плату приняла да велела прийти на другой день рано утром, с первыми петухами.
– Иди, милая, завтра все знать будем. С собой принеси меда и молока парного, – выпроваживала ее бабушка. – Все, иди, ступай себе.
Потом бабушка долго кружила по избе, похожая в своей длинной ночной сорочке на огромную белую птицу. Она вырвала клещами из стен все гвозди, сняла осторожно зеркала и, завернув в новые простыни, сложила под кровать зеркальным полотном вниз, тщательно вымыла пол новым белехоньким полотенцем. А после того как он высох, начертила мелом большой круг – ровно, как циркулем. Потом бабушка надела чистую рубаху, длинную, до пят, на голое тело и распустила волосы. Положила на самый крепкий табурет два пышных целых хлеба, черный и белый, и две чашки с чистой колодезной водой поставила. Зажгла сорок свечей, встала в середину круга, посадила Нору на дощатый пол – себе в ноги – и велела сидеть тихо, не издавая ни одного звука.
Держа в обеих руках горсти земли с могилы покойного, бабушка начала читать по памяти, глядя перед собой, заклинание.
– Вызываю и выкликаю из могилы земной, из-за доски гробовой, – говорила она низким, почти мужским голосом, – от пелен савана, от гвоздей из гроба, от цветов, что в гробу, от венка, что на лбу, от монет откупных, от червей земляных, от веревок с рук, от веревок с ног, от иконки с груди, от последнего пути, от посмертной свечи. – В этот момент стекла в тусклых окнах старого дома начали дребезжать и звенеть, как литавры. Бабушка продолжала: – С глаз пятаки упадут, холодные ноги придут по моему выкрику, по моему вызову. К кругу зову-зазываю, с кладбища приглашаю. Иди ко мне! Гроб без окон, гроб без дверей, и среди людей и не среди людей. Ступай сюда, я жду тебя! Отпустите его, силы сна, хоть на час, хоть на полчаса, хоть на минуточку! Слово и дело.
В сенях тут же загрохотало, со скрипом распахнулась дверь в избу, и в горницу вошел покойник. Пламя свечей затрепетало, многие из них погасли, в комнате, до тех пор залитой светом, стало совсем темно. В воздухе разлился запах мокрой земли и тлена. Это был самый жуткий запах, который только можно себе представить. Запах Смерти! Когда говорят «бледен, как покойник», то даже не знают, каким бледным он может быть, особенно если встанет из гроба… Его лицо напоминало брюхо дохлой рыбы, кожа отслаивалась, и под ней виднелись склизкие и бесцветные мышцы. Радужная оболочка глаз будто растаяла, слилась с водянистыми, дрожащими, словно студень, белками, губы вспухли, походили на рану, и за ними влажно поблескивали зубы.
Покойник остановился перед меловым кругом и застыл, опустив голову, вроде бы совсем безучастный, но такой страшный, что у маленькой Норы чуть не остановилось сердце от одного вида мертвого пришельца.
– Скажи мне, Андрюша, кто убил тебя? – спросила бабушка с нажимом, таким уверенным тоном, что отказать ей было невозможно.
– Сенька-Дрозд, – с трудом, через силу произнес покойник, не двигая ртом, как чревовещатель, неживым голосом. – Забрал крест мой серебряный и обручальное кольцо. За это и убил.
– Иди с миром, Андрей, к себе в земельку спать-почивать. Будешь отмщен. Не гневайся, что я тебя потревожила. Иди своими ногами, гроб закрой своими руками. Будет тебе спокойно. Ступай на вечный сон! Иди домой!
Бабушка резким движением смахнула на пол хлебы и воду, чашки брызнули осколками в разные стороны. Вода разлилась и впиталась в хлеб. А покойник развернулся на месте тяжело, с трудом и, неловко переставляя ноги, вышел, закрыв за собой дверь. Бабушка без сил опустилась на колени и, тяжело дыша от неимоверного напряжения сил, прижала к себе Нору.
Отдышавшись, она опять вымыла полы, потом они с Норой отнесли полотенце вместе с платой – золотыми серьгами да кольцами – на перекресток и там бросили.
– Горе горькое тому, кто их поднимет и в дом принесет, – сказала бабушка, – такая будет за жадность расплата…
Больше она ничего не сказала, а Нора не расспрашивала. Упавший с табурета хлеб бабушка бросила соседским собакам, и те на следующий день издохли.
