В нашей Ставке считали, что летом 1942 года немцы снова нанесут удар по Москве, но фашисты все силы сосредоточили на юге – они рвались к Ростову и Кавказу. Для танковых соединений немцев широкие южные степи – самое удобное место для боев, для клиньев и охватов. В лесистых и местами заболоченных Смоленской, Брянской и других областях центра России танковым группировкам было тесно для маневра.
Ставка спохватилась, и 7 июля был образован Воронежский фронт, но части РККА продолжали с боями отступать, оставляя противнику все новые города и районы.
28 июля 1942 года Сталин издал свой знаменитый приказ № 227, названный «Ни шагу назад». Вводились суровые меры наказания за оставление позиций без приказа, позади воинских частей стали устанавливаться заградотряды НКВД.
Ничего этого Алексей, как и его товарищи, конечно, не знал.
С рассветом немцы открыли по передовой массированный огонь из орудий и минометов. Потом они перенесли огонь вглубь, громя советские тылы, уничтожая резервы и штабы.
После артподготовки налетели «лаптежники» – пикирующие бомбардировщики «Юнкерс-87». Они сбрасывали бомбы на артиллерийские капониры, на танки, на склады.
Как танк ни маскируй, сверху он заметен – хотя бы по отбрасываемой тени. У немцев маскировка была на высоте, у нас же маскировочные сети, позволявшие укрывать танк или пушку, в массовом количестве пришли в войска позже.
Кроме бомб «Юнкерсы» сбрасывали пустые бочки из-под бензина, многократно продырявленные. Падая, эти бочки издавали ужасающий, сводящий с ума вой.
Передовая скрылась в дыму и пыли. Едва стихли моторы пикировщиков, на немецкой стороне, пока еще далеко, послышались звуки моторов множества боевых машин – танков и бронетранспортеров.
Уцелевшие пехотинцы стали выползать из щелей, блиндажей и занимать места в окопах и траншеях. Снайперы, уцелевшие при артналете и бомбежке, переползли со своих позиций в траншеи, оставаться на «нейтралке» было безумием, самоубийством.
Алексей сразу припомнил бои осени 1941 года, теперь все повторялось снова – бомбежка, танки.
Рев моторов накатывался. Едва стала видна немецкая пехота, остатки батальона открыли по ней огонь. «Далековато начинают», – поморщился Алексей. Это он и его товарищи могут бить без промаха с оптикой. А пехотинцы попусту жгут патроны – до немцев верных четыреста метров. Для снайпера это, по сути, ближний выстрел, можно спокойно «положить» пулю между глаз.
Снайперы стреляли без перерыва. Немцы падали, а за убитыми были видны солдаты второй цепи.
Начала стрелять единственная уцелевшая противотанковая пушка-сорокапятка, прозванная на фронте «Прощай, Родина!», с первого же ее выстрела загорелся T-III, второму снаряд перебил гусеницу; он крутанулся на месте и получил снаряд в борт. Изо всех щелей повалил дым, танкисты стали покидать подбитую машину. На них перенес огонь Алексей.
Чтобы подготовить танкиста, нужно время и ресурсы – с пехотинцами намного проще. Потому при всех равных условиях лучше убить танкиста.
Двух из четырех членов экипажа Алексей успел уничтожить, другие укрылись за танком.
Справа от Алексея выстрелило противотанковое ружье – раз, другой, третий… Видно было, как его пули высекают искры из лобовой брони танка. Раз видны искры, стало быть – рикошет, непробитие. А еще стрельба ведется из одного места.
Немцы стрелка засекли, танк выстрелил из пушки, и ПТР замолчало.
Алексей стрелял, пока не кончились патроны в обоих подсумках. Снайперы не берут на задание много патронов. Сделал один-два выстрела – и меняй позицию на запасную или же жди темноты. А выстрелил три-четыре раза – считай, что подписал себе смертный приговор, немцы обязательно засекут и накроют. Их наблюдатели внимательно осматривали «нейтралку» и передний край обороны. С небольшого возвышения, с оптикой в виде стереотруб они просматривали два-три километра наших тылов.
Снайперы стали брать патроны из подсумков убитых солдат, а до немцев – пара сотен метров, уже можно различить ремни и кобуру на униформе. Патроны, правда, попались военного выпуска, с большим разбросом по кучности, но с такого расстояния это уже некритично.
Алексей стрелял до тех пор, пока Виктор не дернул его за рукав.
– Отходим! Справа танки уже траншеи утюжат.
«Отходим» – слово официальное, а по-простому – отступаем, драпаем, бежим. Горько и стыдно, но что Алексей может противопоставить танку? Он ведь в полусотне метров крутится на траншее, обваливая стенки и давя бойцов. Из винтовки броню не пробьешь. К тому же у него в магазине два патрона, и еще обойма с пятью патронами одиноко болтается в подсумке. И пехота немецкая накатывается, от животов из автоматов поливает. До них вообще не больше ста метров осталось, видны разинутые в крике рты.
Алексей с Виктором побежали по ходу, ведущему в глубь обороны, по второй линии траншей. По обеим сторонам хода уже взлетали от пуль и рассыпались фонтанчики земли. Хорошо, ход по всем правилам фортификации вырыт, извилистый.
Пробежали быстро, ход закончился, и они выскочили на поверхность, на голую землю. Впереди бежала группа бойцов. Они уже хотели догнать ее, но в самой середине группы взорвался снаряд, и только куски тел в разные стороны полетели.
Они рванули в сторону, к рощице – там минометная батарея была. Но после бомбежки «Юнкерсами» позиции батареи были перепаханы бомбами, минометы повалены и раскиданы, а вокруг лежали убитые.
Подбежавший Алексей стал шарить по подсумкам и трясущимися руками заталкивать в свои подсумки обоймы с патронами. Патронов у него не было, и сердце не лежало пробегать мимо такой ценности.
Солдат на фронте без оружия или патронов чувствует себя неуютно, как голый посреди улицы.
Виктор схватил его за руку:
– Леха, бежим! Забудь про патроны! – махнув рукой, он помчался вперед.
Гнал вперед страх оказаться в окружении или, хуже того, – в плену. Страх этот в солдатах, в войсках сидел еще с сорок первого года, когда немцы охватывали танковыми клиньями целые дивизии и армии. Те, у кого оставались боеприпасы и были поопытнее командиры, пробивались к своим. Другие-прочие попадали в плен. Семьи потом страдали. Немногие после войны вернулись, большинство в немецких лагерях бесследно и бесславно сгинули.
Судьбы вернувшихся были не лучше. Из немецких лагерей их посадили в наши – в Воркуте да на Колыме. И долго еще писали они в анкетах «был в плену». И это было клеймо на всю жизнь.
Алексей набил патронами подсумки и карманы штанов. Тяжесть была изрядная, патроны мешали бежать, зато чувствовал себя Алексей увереннее. Он побежал следом за Виктором, чувствуя, как сзади накатывается «А…а…а» и автоматная трескотня.
Виктор первым добежал до второй линии обороны и спрыгнул в траншею. Алексей последовал за ним. Бойцы уже щелкали затворами винтовок.
Здесь красноармейцев было побольше – во время бомбежки и артподготовки им не так досталось, да и уцелевшие бойцы из первой, передовой, линии траншей сюда добрались. Потрепанные, многие с ранениями, но никто оружия не бросил. Вот и сейчас у раскрытого ящика с патронами они набивали магазины и подсумки.
Однако уже накатывалась немецкая цепь, подкрепленная идущим впереди танком.
Не мешкая, пара снайперов открыла огонь. Немцы падали, но на месте упавших появлялись другие – из второго, третьего рядов.
Грохнул взрыв – танк подорвался на противотанковой мине и застыл на месте. Однако он не загорелся, и танкисты продолжали стрелять из пушки и пулеметов. В голове у Алексея вдруг мелькнула мысль: «А почему он не видел при отступлении Ведерникова? Убит или побежал с другой группой бойцов?»
К танку пополз красноармеец с гранатой в руке. Танкисты заметили опасность и прошили смельчака пулеметной очередью.
– Витя, стреляй ему в ствол! – закричал Алексей – они были рядом, в соседних стрелковых ячейках – и сам выстрелил первым. Если повезет и снаряд уже будет в казеннике, то при выстреле пуля его заклинит и ствол разорвет. Только попробуй попасть с двухсот метров в ствол 50-миллиметровой пушки!
Алексей мог поклясться, что со второго выстрела ему это удалось. Танк повел башней и выстрелил. Ствол посередине разорвало, и он вывернулся лепестками разорванной стали.
Из смотровой щели пошел дым, и сразу откинулись люки. Но выбраться танкистам не дали. Справа хлестанул по танку станковый пулемет «максим», да и Виктор с Алексеем не дремали. Так и застыли на броне убитые в черной униформе.
Лишившись мощной поддержки танка, немцы залегли. Стрельба с обеих сторон стихла. Наши экономили патроны, да и для немецких автоматов двести метров было далековато.
Потом немцы стали отползать, и кое-кто из бойцов приободрился:
– Ага, драпают фрицы…
Но Алексей думал по-другому. Обычно, наткнувшись на упорное сопротивление, немцы применяли авиацию. И теперь они отползали, чтобы не попасть под бомбы своих самолетов.
