— Садистка! — злобно буркнула Бернарда.
— Помочь тебе? — спросил Филипп, подходя к Бернарде.
Бернарда круто повернулась к нему.
— Убийца! — крикнула она.
— Вот тебе действительно изменило чувство юмора, — сказал Филипп.
Он протянул было руку, чтобы поддержать ее.
— Не смей меня трогать, — огрызнулась Бернарда.
Без посторонней помощи она обогнула машину и села рядом с Натали.
— Отвори ворота, — приказала Натали Филиппу.
Филипп пошел к воротам. Миньо последовал за ним.
— Как по-вашему, — спросил он, — не опасно отпускать их в таком состоянии?
— Натали в пьяном виде прекрасно ведет машину, — ответил Филипп.
Он распахнул ворота и снова подошел к машине. Натали завела мотор и включила фары. Она высунулась из окна.
— Поцелуй меня, — попросила она Филиппа.
Филипп нагнулся и поцеловал ее, затем отошел.
Натали рванула с места, но не выехала в ворота, а погнала машину по главной аллее парка, идущей к подъезду «замка». Она объехала вокруг дома, резко тормозя, машину сильно заносило на каждом повороте.
— Это только так, репетиция, — вполголоса пояснил Филипп. — Бернарда просто умирает со страху, когда Натали садится за руль после нескольких стаканов виски. А моя сестрица пользуется этим, чтобы мстить Бернарде.
— За что же она ей мстит? — поинтересовался Миньо.
— Видите ли, Бернарда внушает ей отвращение — вот она и мстит ей.
— И так у них каждую ночь? — спросил Миньо.
— Во всяком случае, очень часто, — ответил Филипп.
«Альфа», свернув под прямым углом, вылетела на главную аллею и проскользнула мимо стоящих мужчин.
— Посмотрите на нее, — крикнула Натали.
Бернарда сидела бледная как мертвец, судорожно ухватившись одной рукой за дверцу, а другой за спинку сиденья. Натали зажгла в машине лампочку для того, чтобы Филипп и Миньо могли насладиться этим зрелищем.
Затем Натали так круто вывернула машину, что Бернарда закусила губу. «Альфа» выскочила на шоссе. В это время мимо парка на огромной скорости неслась встречная машина. Шофер резко затормозил. «Альфа» проскочила перед самым носом автомобиля, проехалась двумя колесами по противоположному тротуару, понеслась, как вихрь, и исчезла в темноте.
— Она непременно убьется, — сказал Миньо.
— Почему убьется? — удивился Филипп. — Ей с детства везет.
Он запер ворота, Миньо помог ему.
— Еще по рюмочке, на прощанье, — предложил Филипп. — Нет? Заходите как-нибудь ко мне. Буду рад вас видеть. Покойной ночи.
Чувствовалось, что; ему очень хочется придать последним словам как можно больше сердечности. И все-таки это «покойной ночи» было сказано тоном хозяина, желающего дать понять подчиненному, что разговор окончен. Это уж всасывается с молоком матери.
Филипп вернулся в парк через калитку, хватаясь за красные кирпичные пилястры, ибо он тоже немало выпил виски.
* * *
Миньо закончил свой рассказ.
— Безумцы, — заключил он.
— Да, — подтвердил я, — это общество кончит безумием.
И в ту же самую минуту я вспомнил о «болях» жены Миньо, о страхах самого Миньо, о тракторе Жюстена, который выполнял роль парадного выезда, о модном домашнем халатике Эрнестины, о молодых людях из Клюзо, которые каждое воскресенье являются на танцы, но никогда не танцуют, потому что безбожно напиваются. Противоречия правящего класса неизбежно отражаются на всех социальных слоях. Но меня слишком взволновал рассказ Миньо, и я не мог сейчас развить эту мысль.
К тому же Миньо непременно обвинил бы меня в снисхождении к противнику. В 1943 году он ушел в маки́, как раз в то время, когда сдавал экзамен на аттестат зрелости. После Освобождения, находясь уже на службе, он готовился к конкурсным экзаменам для чиновников почтового ведомства и одновременно посещал партийную школу. В общем, он только-только закончил учение, а, как известно, школьники склонны величать циниками тех, кто им рисует жизнь без прикрас.
— Тебя интересуют документы Филиппа Летурно? — спросил он меня.
— Крайне интересуют.
— Значит, ты собираешься написать серию статей об истории АПТО?
— Ну знаешь ли, это скорее тема для трагедии…
Я наспех набросал генеалогическое дерево семьи Летурно со всеми его новыми ответвлениями.
Эмили, урожденная Прива-Любас, по слухам, путем интриг пытается выйти в третий раз замуж за одного из Дюран де Шамборов, быть может за Джеймса.
И вдруг я увлекся.
— Взгляни, — сказал я Миньо, — Эмили Прива-Любас находится в самом центре, в центре всего… предположим, что она состояла в интимных отношениях с Валерио Эмполи еще до тысяча девятьсот двадцать седьмого года… предположим, что она постаралась сократить дни своего первого супруга… предположим, что она сейчас старается занять место Эстер Эмполи… Вот главное действующее лицо трагедии. По сравнению с ней леди Макбет просто ангел небесный.
Но в течение последующих недель трагедии суждено было пойти иным путем.
7
В первых числах мая Филипп Летурно, Нобле и инженер Таллагран, технический директор, были вызваны в правление АПТО в город Лион. Их принял сам господин Нортмер — главный директор Общества.
В недвусмысленных выражениях он сразу же ввел своих посетителей в курс дела. Производство тканей из натурального шелка, выпускаемых фабрикой в Клюзо, стало убыточным. Из-за прекращения торговли с Китаем, происшедшего с началом войны в Корее, значительно повысились цены на шелк-сырец. Станки, установленные Франсуа Летурно в период между 1910–1920 годами, новинка по тем временам — сейчас безнадежно устарели. Швейцарские и немецкие конкуренты работают более быстрыми темпами и с меньшей затратой рабочей силы. Посему АПТО решило коренным образом перестроить свое предприятие в городе Клюзо (а также и все свои прочие предприятия во Франции, находящиеся в аналогичном положении).
Натуральный шелк больше не будет поступать в обработку. Ткацкие цеха вообще решено закрыть.
Все цеха будут переоборудованы и отныне займутся исключительно обработкой искусственного волокна и выделкой вискозной пряжи. (Ткани будут изготовляться на других предприятиях, специально оснащенных для этой цели.)
Операция эта рассчитана на три года и будет проводиться по этапам. Начнется она в тот самый день, когда акционеры утвердят увеличение капиталовложений.
Таллаграну поручается связаться с техническими отделами дирекции АПТО, дабы в кратчайший срок представить проект реорганизации. Сейчас подготовляется контракт с одним германским машиностроительным заводом, с тем чтобы большой ткацкий цех, так называемый Сотенный, мог уже в октябре приступить к обработке волокна искусственного шелка. Итак, дело не терпит отлагательств.
Что касается Летурно и Нобле, то им поручается соответственно пересмотреть и сократить наличный состав рабочих.
Свой доклад Нортмер начал словами:
— Вы знаете, какова конъюнктура на мировом рынке в отношении шелка-сырца…
Тут Филипп перестал слушать. Он уже давно из принципа «выключался», когда при нем произносили слово «шелк», слово «рынок» и любое другое слово, имеющее отношение к промышленности или к финансам; подобрать для Миньо материалы об истории предприятия Летурно стоило ему немалых усилий. И если он довел свою работу до конца, то лишь потому, что его вдохновляла мысль, что он предает своих. Однажды, когда Филиппу сказали, что его отчим Валерио Эмполи очень умный человек, Филипп искренне удивился: в течение десяти лет, присутствуя в среднем один раз в день на семейных трапезах, он никогда не прислушивался к словам отчима; войдя в столовую, Филипп тут же замыкался в себе и, как только мать взглядом отпускала его из-за стола, поспешно уходил. Он гордился своей способностью «думать о другом», недаром же он увлекался учением йогов и старательно в течение нескольких месяцев проделывал их упражнения. Пока Нортмер разглагольствовал, Филипп пытался вспомнить начало третьей «Песни Мальдорора» [15]. И вспомнил целые куски:
«Существует некое насекомое, которое люди вскармливают собственным своим телом. Они ничем ему не обязаны, но боятся его. Тот, кто не любит вина и предпочитает свежую кровь, способен, если не удовлетворить его законных нужд, с помощью оккультной силы достичь размеров слона, растоптать людей как былинку… Вместо трона ему подставляют голову, и он горделиво впускает когти свои в корни волос… О вошь с прищуренным зраком…»
Таллагран повез обратно Летурно и Нобле на своей машине. Нобле сел рядом с инженером, а Филипп устроился на заднем сиденье. Таллагран и Нобле тут же начали оживленную беседу, а Филипп думал. Для своих снов наяву он изобрел бесшумную летательную машину, которая была чуть-чуть легче воздуха, что представляло немалые удобства для бегства. Вдруг он был сброшен с небес на землю громкими голосами своих спутников.
