Нет, в такую даль сейчас никто из собеседников не лез. Речь шла в основном о борьбе у нас против антипатриотизма и низкопоклонства перед Западом, начатой в 1947 году, которую потом стали называть «борьбой против космополитизма». Но кто же из национально мыслящих русских людей не боролся против этого низкопоклонства! И Ломоносов, отбивавшийся от немецкого засилья в науке; и Пушкин, бичевавший западную демократию за ее цинизм, тиранство, страсть к удовольствию (comfort) и не желавший ни переменить отечество, ни иметь историю, «кроме той, что дал нам Бог»; и Лермонтов, обличавший прохвостов, заброшенных к нам издалека «для ловли счастья и чинов»; и Грибоедов, презиравший «французиков из Бордо», поучающих русских, и высмеивавший княжен, вздыхавших: «Ах, Франция! Нет в мире лучше края!..»; и Достоевский, о котором достаточно сказать, что русскоязычный рыжий реформатор Чубайс готов разорвать его на куски; и даже Тургенев, проживший долгие годы во Франции… И так до Маяковского, воскликнувшего после поездки в Америку в 1924 году:
Я стремилсяна семь тысяч верствперед,а приехална семь лет назад.
А чего стоят слова Твардовского о «всей Европе со всею музыкой своей!». Впрочем, можно и не тревожить классиков! Почитайте хотя бы книгу «В темпе вечной гонки», которую написал Григорий Бакланов после поездки тоже за океан…
Участники передачи говорили главным образом о событиях 1949 года и изображали их как еврейский погром, как критику исключительно евреев. Это не совсем так. 13 мая еще 1947 года по просьбе руководителей Союза писателей состоялась встреча Сталина, Молотова и Жданова с этими руководителями — генеральным секретарем Правления СП А. Фадеевым, его заместителем К. Симоновым и секретарем парткома Правления Б. Горбатовым (На приеме у Сталина. М.: 2008,с. 485). Борис Леонтьевич Горбатов (1908–1954), уроженец Донбасса, дважды лауреат Сталинской премии, был евреем, но, как писал позже Симонов, «его назначение парторгом Правления шло от Сталина».
На другой день, 14 мая Симонов сделал по памяти запись этой встречи, которая вошла в его книгу «Глазами человека моего поколения». Он пишет, что встреча продолжалась «что‑то около трех часов». По данным «На приеме» — 1 час 20 минут. Видно, беседа оказалась столь содержательна, что Симонову показалось, будто она была в два раза длинней.
Незадолго до этой встречи Сталин получил письмо от академика П.Л. Капицы (1894–1984), дважды лауреата Сталинской премии (в 1978‑м — и Нобелевской), Героя социалистического труда. Академик писал, что один из главных недостатков положения в науке — «недооценка своих и переоценка заграничных сил», что «необходимо осознать наши творческие силы и возможности», что «творческий потенциал нашего народа не меньше, а даже больше других и на него можно смело положиться». И академик приводил конкретные факты нашего первенства в ряде областей науки. Уж кому было знать это, как не Капице, который с 1921 года по 1934‑й жил и работал по научной командировке в Англии.
В. Кожинов, который подробно исследовал эту тему, считает, что именно это письмо навело Сталина на мысль о низкопоклонстве. Возможно. Но в послевоенной обстановке уже начавшейся «холодной войны» и борьбы в США против «антиамериканизма» он мог все видеть и сам. Это не исключает значение письма как исходного толчка, побудившего Сталина на встрече с писателями, по записи Симонова, «с горечью в голосе» сказать, что в широких кругах интеллигенции «не хватает достоинства, патриотизма, понимания роли, которую играет Россия», что «надо бороться с духом самоуничижения многих наших интеллигентов». И еще с горечью: «У них неоправданное преклонение перед заграничной культурой. Все еще чувствуют себя несовершеннолетними, привыкли считать себя на положении вечных учеников». Наконец: «Это традиция отсталая, она идет от Петра. У него были хорошие мысли, но вскоре налезло слишком много немцев, это был период преклонения перед немцами. Посмотрите, как было трудно дышать, как было трудно работать Ломоносову, например. Сначала немцы, потом французы. Было преклонение перед иностранцами, — сказал Сталин и вдруг, лукаво прищурясь, чуть слышной скороговоркой прорифмовал, — перед засранцами, — усмехнулся и снова стал серьезным».
Действительно, тут немало поразительных фактов. Пушкин писал письма родному отцу и самым близким друзьям по‑французски. Ну, ладно, что самый великий наш роман «Война и мир» начинается с разговора персонажей по‑французски — дело происходит в великосветском салоне Анны Павловны Шерер, но в этом же романе два русских патриота, князь Андрей Болконский и граф Пьер Безухов в ночь перед Бородинским сражением беседуют на французском. Перед сражением с французами!
Уже в 1979 году Симонов писал: «В самой идее о необходимости борьбы с самоуничижением, с неоправданным преклонением перед чужим в сочетании с забвением собственного, здравое зерно, тогда, весной сорок седьмого года, разумеется, было. Элементы всего этого реально существовали и проявлялись в обществе, возникшая духовная опасность не была выдуманной». Но писатель не утаил, что порой эта борьба обретала несуразные формы.
А началась она очень скоро после кремлевской встречи не русским против евреев, а русским против русского — выступлением в июне 1947 года на пленуме Правления СП А. Фадеева против крупного русского филолога Александра Веселовского (1838–1906), объявленного им «родоначальником низкопоклонства». Но эту обличительную критику тут же подхватили в своих статьях уже критики еврейского происхождения, тогда известные и высокопоставленные — и.о. директора Пушкинского дома Л.А. Плоткин и замдиректора Института мировой литературы В.Я. Кирпотин. Против второго выступил его непосредственный начальник — директор ИМЛИ академик В.Ф. Шишмарев. Тогда Кирпотин выступил вторично уже с разгромной статьей «О низкопоклонстве перед капиталистическим Западом, об Александре Веселовском, о его последователях и о самом главном». Для академика Шишмарева «самым главным» оказалось то, что его сняли с директорства. И дальше дело шло лихо. 25 февраля 1948 года влиятельный театральный критик И.Л. Альтман выступил в «Литературной газете» с суровым осуждением книги В.Г. Сахновского «Мысли о режиссуре». Похвалив А. Мацкина и Е. Холодова (Мейеровича) за критику книги «с принципиальных позиций марксистско‑ленинской эстетика», сам Альтман расценил ее, как «характерный пример рабского подражательства и самозабвенного преклонения перед реакционной эстетикой буржуазного Запада… Поэтому Василий Сахновский игнорирует искусство великий русских мастеров».
Как видим, поначалу в борьбе против низкопоклонства евреи одолевали русских. Мало того, в том же номере «Литгазеты» была напечатана статья молодого энергичного ее сотрудника Зиновия Паперного, который обвинил в низкопоклонстве уже и своего соплеменника А.Г. Цейтлина.
В. Кожинов делал вывод: «Начатая весной 1948 года борьба с антипатриотизмом до определенного времени не имела противоеврейского характера. Это очевидно как из того, что самым суровым нападкам по этой линии подвергались деятели культуры и науки русского происхождения, так и из того, что среди застрельщиков борьбы с низкопоклонством было множество людей еврейского происхождения, которые обличали и русских, и своих соплеменников». Критик писал, что до 1949 года обличались главным образом русские, и приводит довольно обширный перечень имен, среди которых три академика. «Евреи начали преобладать в перечне обличаемых низкопоклонников только с начала 1949 года, что имело свою существенную и вполне очевидную причину — ту ситуацию, которая сложилась в СССР и во всем мире через несколько месяцев после создания в мае 1948 года государства Израиль». Как сказал поэт,
Не раз клонилась под грозоюТо их, то наша сторона.
Обо всем этом в телепередаче Архангельского — ни слова.
Собеседники дарили друг другу прекрасные мысли только о статье «Об одной антипатриотической группе театральных критиков», напечатанной 28 января 1949 года в «Правде». Только об одной, только о группе, только критиков, только театральных. Но участники передачи, толкуя о делах той поры, умолчали и о том, что среди тех, кого критиковали тогда, опять‑таки были и не евреи — русский Леонид Малюгин, армянин Григорий Бояджиев, позже — драматурги Г. Матвеев, А. Гладков, артист Горюнов, редактор Калашников — все русские. Кроме того, в ходе этого разговора были сказаны добрые слова о драматургах А. Штейне, Г. Березко, В. Соловьеве.
Надо бы брать пример с журнала «Дилетант», известного широтой кругозора, неподкупностью и верностью линии партии. Там в статье «Нужны ли сейчас псевдонимы?» (№ 3’14) Александр Локшин смело назвал и русских, правда, при этом Малюгина превратил в МаВлюгина. Это как бы Локшина превратить в Лапшина. По поводу помянутой статьи в «Правде» он пишет, что «среди ее авторов были Вадим Кожевников, Александр Фадеев, Константин Симонов, Анатолий Софронов… А окончательный текст статьи отредактировал лично Сталин». Да откуда все это Локшину известно — что, 65 лет тому назад его дедушка сидел под столом в «Правде», когда они писали, а потом — у Сталина в Кремле? И на смертном одре дедушка поведал эту страшную тайну любознательному внуку? И обратите внимание — «среди них были». То есть надо полагать, что названы только главные и особенно ненавистные Локшину и его дедушке соавторы, но, что ж, там было еще десяток‑другой неназванных? Но зачем так много голов и рук для одной газетной статьи? Неизвестно…
