Как у истинных людей, глаза аггаров разнятся от светло-голубого до темно-синего, но в жилах Аррэтан была и толика колдовской крови. Ее глаза, зеленые, как омытая солнцем листва, казалось, могли светиться в темноте. Резковатые черты лица немного напоминали самого Кара. Длинные волосы, заплетенные в толстую косу, отливали пеплом. Другой мог бы счесть их некрасивыми, но не Кар. Простое платье из некрашеной шерсти, так непохожее на крикливые наряды придворных дам, скрывало формы тела. Но в целом свете не было девушки прекрасней и желанней Аррэтан.
В ее присутствии Кар с трудом дышал, кровь громко стучала в висках, тело напрягалось до боли, заставляя с тоской вспоминать вольные дворцовые нравы.
Порой казалось, еще немного — и он утратит власть над собой. Тогда Кар убегал. Седлал коня и скакал, скакал в горькую степь, презирая опасность, куда угодно, лишь бы дальше от людей…
Теперь, с возвращением, боль стала совсем нестерпимой. А спасения нет и не будет. Впору жалеть, что четыре года назад Дингхор не позволил разбойникам добить его.
— Я просился с ними, — сказал Кар невпопад. — Твой отец не пустил.
Девушка понимающе кивнула.
— Тебе опасно.
Вот так. Ему опасно, а Налмак, двоюродный племянник Дингхора и жених Аррэтан, переодетый в жителя Империи, отправился в Тосс. Там, в столице провинции, у Дингхора есть друг, а у племени — надежный осведомитель. Лучшие воины вызвались сопровождать Налмака. Дингхор отказал одному Кару.
«Нет, мальчик, — сказал он. — Эта затея опасна и тебе и другим. Или ты забыл, что приговорен к смерти?» «Я буду осторожен, Дингхор! — настаивал Кар. — Под плащом не видно лица!» «Я сказал — нет». Мягкий и отзывчивый Дингхор, когда речь заходила о благополучии племени, бывал тверже камня. Все, что оставалось Кару — попросить Чанрета разузнать о матери.
Дом вождя располагался в центре селения. Приближаясь, Кар заметил две груженые серыми мешками подводы. Сквозь мешковину проступала белая пыль — посланные не только благополучно вернулись, они еще купили на деревенской мельнице муку. По хлебу стосковались даже привыкшие к скудости аггары, что уж говорить про Кара!
Кожаный полог, закрывавший вход, был откинут. Пригнувшись, Кар вслед за Аррэтан шагнул внутрь. Огляделся — в последнее время он редко заходил в дом вождя, а ведь когда-то довелось здесь жить. Изменились только стены: старые разрушили императорские солдаты, оставшееся довершили ветры и дожди. Теперь на прежнем месте возвели новые. И широкие скамьи вдоль стен тоже новые. Черные от копоти занавеси, кожаные подушки вокруг очага, низкий деревянный столик, разрисованный изображениями животных, посуда на нем — вся обстановка помнит и светлые годы на берегу Круглого Озера, и черные скитания в Ничейной Полосе. Все словно стареет вместе с Дингхором — осень без надежды на приход весны. Старший сын вождя давно мертв, а теперь и Ранатор погиб, не успев привести в отцовский дом молодую жену. Аррэтан предстоит уйти, став женой Налмака, в дом его родителей. Дингхор обречен доживать в одиночестве. Правда, вождям аггаров редко выпадает умереть от старости.
Сейчас в доме было тесно от набившегося народу. Дингхор сидел у очага, напротив устроились гости — вернувшийся из Тосса отряд. На скамьях вдоль стен, на разбросанных подушках, даже на полу, скрестив ноги, сидели голодные до новостей аггары.
Налмак — сильный, широкий в кости воин, заканчивал рассказ:
— По всему выходит, что про нас и думать забыли.
— Пока что, — вставил по обыкновению хмурый Чанрет.
— Будем благодарны и за это, — прервал его Дингхор. Заметив Кара, кивнул: — Заходи, Карий.
— Чанрет… — Кар не договорил: Чанрет виновато покачал головой:
— Ничего. Гарион о ней не слышал.
Ничего, опять ничего! Чанрет вздохнул, и Кар через силу кивнул другу: все в порядке.
— Дурные вести расходятся быстрей хороших, — сказал Дингхор. — Не печалься.
— И вправду, — согласился Налмак. — Случись с твоей матерью беда, мы бы узнали.
Он улыбнулся ободряюще, как будущий вождь простому члену племени. Кар привычно спрятал неприязнь.
— Ты прав, — сказал он.
Усаживаясь меж потеснившихся аггаров, в который раз подумал: знает ли Налмак? Если знает, беспокоится ли? Вернее всего — нет. Аррэтан его нареченная с детства невеста, а после смерти Ранатора — возможность укрепить законную власть. Вряд ли закаленный в боях тридцатилетний воин питает нежные чувства к девушке, которой прошлым летом сравнялось семнадцать. И тем паче нет ему дела до переживаний пришлого колдуна, пусть и ставшего полноправным членом племени.
— Это передышка, — заговорил Чанрет, словно продолжая спор. — Для нас — возможность подготовиться. Объединить племена…
— И погубить сотни жизней в кровопролитной войне, — мягко возразил Налмак. — Женщин, детей, стариков. Перестань, Чанрет.
— А кто думал о наших стариках? О наших женщинах?
Чанрет выглядел спокойным, но Кар видел, как вздулись жилы на лбу друга, как заиграли желваки на его скулах. И понимал, чего стоит показное равнодушие — мать и отец Чанрета погибли от рук императорских солдат.
— Месть не вернет погибших, — сказал Дингхор. — Умножая кровь, ты не построишь мир. Разве непонятно? Взгляни на Империю. Ее строили на крови колдунов…
Все невольно посмотрели на Кара. Сочувственные взгляды жгли, как искры от не в меру жаркого костра. Кар напрягся, но Аррэтан — чуткая, умная Аррэтан! — отвлекла внимание, громко предложив всем отведать привезенного Налмаком вина. Подозвала женщин, из рук в руки пошли глубокие чаши. Кар облегченно вздохнул. Принял у Аррэтан чашу, с удовольствием ощутил сладкий запах. Глотнул, и по горлу прокатился сгусток тепла. Запоздало вспомнив о пропущенном завтраке, Кар снова поднял чашу к губам.
— Лучшее, — заметил Налмак.
«Что ты понимаешь!» — подумал Кар, но вино и вправду было хорошо. Не хуже того, что подавали на пирах императора. Как давно это было! Вкус вина и хлеба, звезды над крышей дворца. Золотые волосы Эриана блестят в лунном свете. «Ты — мой принц. Мой брат. Я всегда буду рядом. Клянусь». Будь все проклято! К чему опять эти воспоминания?! Кар пятью жадными глотками осушил чашу. Протянул ее Аррэтан. Покачав головой, девушка налила еще. Теперь уже Кар опустил глаза, избегая взгляда дочери вождя.
От вина разговор оживился. Спутники Налмака повторили рассказ еще, и еще раз. Вести были добрые: император отозвал войска еще в прошлом году. Сориана, герцога Тосса, ранил на охоте дикий кабан. Промучившись два дня, герцог умер. Умер, не оставив детей, наследницей стала молодая супруга — перед смертью Сориан успел жениться. Герцогиня по прошествии траура дает один бал за другим, на них съезжаются кавалеры со всей Империи. Заботясь лишь о музыкантах и нарядах, герцогиня и думать не думает о соседях-еретиках. Из столицы вестей немного, но причин для беспокойства пока нет. Молодого императора в народе любят. Говорят, добрый и внимательный правитель, и, не в пример отцу, всегда слушает жрецов. А значит, в милости у Бога. Но Бог, видно, пока не велит ему обращать взор на восток. А велит, напротив — жениться и подарить стране наследника. Что император и намерен исполнить вскорости, удивительно еще, что медлил так долго…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
