Всех этих людей надо беречь. И первых, и вторых.
Но.
Если взгляды, которые излагают товарищи из первого ряда, начнут явно или втайне излагать люди, работающие в правительстве, в министерстве иностранных дел и в вооружённых силах — этих людей надо гнать и судить, судить и гнать.
Вот такие у нас двойные стандарты.
Что позволено поэту — не позволено политику. Поэтов обижать не стоит, а политика можно и повесить, у него работа такая. Ибо должен чувствовать свою ответственность.
* * *
Я, когда читал быковского «Окуджаву» в серии ЖЗЛ, внутренне даже сочувствовал, насколько возможно, тому, как Дмитрий Львович пытался оправдать позднего Окуджаву (помните все эти чудесные высказывания Окуджавы: «расстрел Парламента смотрел, как самый увлекательный фильм…»; «захват больницы в Будённовске — сложный момент, но Басаеву всё равно поставят памятник»).
Быков сравнивал Окуджаву с Блоком и говорил, что это как бы схожий рисунок судьбы — в финале жизни вдруг порвать со всеми… выйти на другие уровни… тра-ля-ля…
Фиг с ним, что позиции Блока и Окуджавы — диаметрально противоположные, что Блок действительно в пору «Двенадцати» выступил против «прогрессивного большинства», а Окуджава всю жизнь, и тем более в 91-м, 93-м и в 96-м, находился внутри «прогрессивного большинства»; было ясно, что Быков любит своего героя и находит, в силу своего гуттаперчевого ума, всякие сложные мотивации для его позорных поступков и дегенеративных высказываний.
…А тут я вдруг подумал: а может, Быков всерьёз всё это писал про Окуджаву? Всерьёз его сравнивал с Блоком? Всерьёз пытался оправдать весь этот бред про «памятник» и «самый увлекательный фильм»?
Я так подумал, но сам себе всё равно не поверил. Нет, всерьёз об этом нельзя. Ну, правда.
* * *
Самая лучшая главка в книге «Квартал» Дмитрия Быкова — это как некто Клоков (ну, вы понимаете) выходит от любовницы и видит карлика не карлика — а что-то очень маленькое, в шляпе, без лица, без глаз, сгусток чего-то отвратительного — но не зла, а воплощённой печали, воплощённого уныния и какой-то брезгливости от жизни.
Быков чудесно это описывает.
Суть в том, что этот карлик — он за Быковым всё время ходит. И в «Квартале» он в этом сознаётся. А то мы не знали.
Неделю назад я вдруг прочитал очень древний рассказ (на самом деле, скорей, даже очерк, который выдан за рассказ) в книге Александра Проханова «Желтеет трава» (это вторая его книжка, три тысячи лет назад выпущенная, я её нашёл и заказал в букинистическом; недавно её переиздали, но, по-моему, не целиком).
В рассказе этом лирический герой Проханова (они у него тоже, кстати, носят фамилии типа Клокова) летит с любимой в самолёте — и вместе с ними на борту перевозят коня.
И он этого коня превосходно описывает, и весь этот полёт с конём символизирует огромное будущее, жизнь, силу и вообще сочетание вещей ужасно далёких друг от друга и в то же время — чем-то объединённых.
К тому веду, что быковского карлика я никогда не встречал и не знаю, как он выглядит. А прохановский конь всё время за мной то скачет, то летит, то прыгает с дерева на дерево, прикидываясь белочкой. Но я-то знаю, что это конь.
Всем желаю коня. И пусть карлик вас минует.
* * *
У Быкова в книге «Квартал» хорошо:
«Советский Союз мог содержать — и содержал — малопосещаемые места. Он мог себе это позволить, даже если места были сомнительные, никому особенно не нужные. Но именно в таких местах осенними вечерами было совершенно волшебное ощущение: на никому не нужном советском фильме, который смотрят в зале пять человек, или в театре-студии, куда ходят три с половиной школьника и учатся там у бородатого режиссёра-авангардиста, который в 1989 году при первой возможности уедет навсегда (и нигде не будет так счастлив, как в театре-студии при Доме пионеров Октябрьского района на углу улиц Двадцатилетия и Тридцатилетия Октября, в октябре месяце). Потом стали строить, открывать и всячески насаждать места, где должно быть много народу, а всё малопосещаемое закрывать, но всё великое как раз и формируется в малопосещаемых местах, в книжных магазинах, в которые никто не ходит, в кинотеатрах, где что-то смотрят пять человек… Одна надежда, что скоро вообще нигде никого не будет и всё опять будет так же, как в доме, который тихо разрушается».
Наверное, сейчас снова есть такие — не такие, но похожие — места — я не знаю, но есть ведь.
Просто я вырос, Быков вырос, и нас больше не пускают в старый кинотеатр и в студии.
Я, помню, школу прогуливал и сидел на утреннем сеансе, смотрел фильм «Царская охота» с Ерёменко и Самохиной. Они, кажется, уже оба умерли. А такие были молодые и красивые.
И я такой был счастливый.
Такой же примерно, как сейчас, — но тогда я спал, а сейчас проснулся.
И ещё я помню книжный магазин, куда я ходил сотни раз и всё смотрел на собрание сочинений Брюсова, оно было дорогое. И мне казалось совершенно волшебным.
Теперь у меня есть два собрания сочинений Брюсова, но это всё не то, не то.
* * *
Фильм Тарковского «Солярис» запечатлел момент усталости — в том числе и советской усталости — от гигантского человеческого оптимизма, от оптимистического гигантизма, от сногсшибательных космических программ, от настоятельного «и-на-марсе-будут-яблони-цвести!».
(То же самое просматривается, к слову сказать, в настроениях поздних Стругацких.)
Главный герой, Крис, прилетая на Солярис, наклоняется завязать шнурок. Это тот самый шнурок, который развязался у Гагарина в известной кинохронике — а Гагарин всё шагает навстречу руководителям державы, гагаринская улыбка во весь рот, шнурок болтается во все стороны, вот-вот запнётся и упадёт наземь первый человек в космосе.
В «Солярисе», наконец, завязали шнурки и поняли, что, сколько бы человек ни вырывался за пределы себя, своей цивилизации, солнечной системы — спасает его в конечном итоге только собственная совесть, собственный неумолимый стыд.
«Хороший ты человек, только плохо выглядишь», — одна из ключевых фраз фильма, и относится она к человеку вообще.
…И вот стоит в финале, обыгрывая сюжет великой картины, блудный сын Крис у ног отца. Сколько ни блуждай — всё равно вернёшься туда же, к порогу.
Однако тема, заявленная в фильме, имеет продолжение. Ныне человек забросил попытки вырваться за пределы себя, никакой Солярис нас больше не влечёт, гаджеты увлекательней космоса и яблонь на Марсе — а что совесть? что стыд? Неужели полегчало?
Хорошо ты выглядишь, человек, вот только сам ты…
* * *
Мы досмотрели-таки сериал «Оттепель», который многие очень хвалили, а некоторые очень ругали — в основном, за «обеление совка». Мне мой друг Дуня сообщила, правда, что за «очернение совка» его тоже ругали, но я так и не заметил подобной ругани. Может, была, но я не видел. А вот недовольство по поводу того, что одеваются слишком хорошо, а ГУЛАГа слишком мало, — встречалось десятки раз.
Короче, кино милое, трогательное, при некоторых «но» (например, треть картины происходит за пьяным столом, что драматургически несколько непродуманно) — мне всё очень понравилось, женские роли отличные, мужские тоже замечательные.
Что до «одеваются слишком хорошо» и «водка всё время есть» — ну, ребят, это ж артисты, режиссёры-операторы, модельеры, чиновники, элита — там ни одного простого героя нет, в смысле — колхозника или работяги. А эти и одеваются, и имеют свои буфеты, всегда так было.
Характерно, что ругали картину люди, которые в том времени не жили и в глаза его не видели — в отличие от Валерия Тодоровского, который на всё это смотрел детскими (самыми внимательными на свете) глазами.
Ну и, наконец, к любимой теме. Я тут подумал, что меня нисколько не смущает в «Оттепели» ни звероподобный опер, ни советская пресса, топчущая невинных, — что было, то было, чего бесноваться-то. Но наши оппоненты не обладают и толикой этой толерантности: уверен, что если б всех героев фильма посадили, а потом расстреляли бы за антисоветскую агитацию, никто б из них и слова не сказал, все остались бы довольны «исторической правдой».
Собственно, такой фильм — только у Тодоровского-старшего — был. «Какая чудная игра» назывался. Суть в том, что ситуация, показанная в фильме, действительно имела место (студенты изображали на Новый год праздничные послания Сталина по радио) — но там никого не расстреляли, только повыгоняли из институтов, звери проклятые. А в фильме — бах, бах, и всех убили. И никто не потребовал тогда справедливости из нынешних критиков.
Собственно, даже я не потребовал. Просто кино понравилось, вопреки всему.
И кто тут у нас демократ после этого.
* * *
Публицист Валерий Панюшкин и актриса Ксения Раппопорт общались для одного глянцевого журнала.
