Не слушайте либеральных жалоб — это всё от лукавого. Они себя прекрасно чувствуют. Просто хочется, чтоб всё было «как при дедушке», а то и ещё лучше, ещё веселей.
А страна уже не хочет «как при дедушке».
* * *
Публицист Олег Кашин написал колонку о том, что его просят и просят, и даже требуют отречься от патриотических публицистов Прилепина, Ольшанского и Просвирнина — а он не отрекается. Написал от души.
Я только одного не понял.
Олег всё спорил со мной, что я периодически обижаю забитых и униженных, всеми плюнутых людей (либералов), которые давно находятся в кошмарном и трагическом меньшинстве, — и вроде бы это уже не комильфо. Когда они — такие слабые — против всех, против множества, против тьмы.
«Зачем же бить уже и без того еле живых?» — примерно так мог спросить Олег Кашин. Примерно так и спрашивал.
Я вот теперь у него спрашиваю: чего это за «убитые», что за «плюнутые» такие, что так уверенно, убедительно, сильнодействующе просят Кашина «отречься»? До такой степени, что приходится — нет, не извиняться, — а публично бросать перчатку: нате.
Олег Кашин не имеет привычки объясняться с народонаселением РФ, и с властью не церемонится, и с патриотической оппозицией тоже… а тут вдруг такое.
Может, что-то в этом есть почти христианское: Олег нашёл самого слабого, самого ничтожного, самого раздавленного и говорит ему: ты слаб, ты плюнут, но… истина дороже, прости.
Или я что-то путаю, Олег? И ты действительно защищаешь в меру сил эту троицу (Ольшанский, Просвирнин, Прилепин) от чего-то такого большого и внушительного — перед чем даже тебе, Олег Кашин, приходится задирать вверх гордую голову, чтобы прокричать: я не бою-ю-юсь ва-ас, эй! Эге-геээй! Не боюсь! Слышите?
* * *
Милейшего и умнейшего Костю Крылова или, раз на то пошло, Просвирнина (всякий раз, как произношу это имя, вспоминаю из Пушкина: «Не худо нам иногда прислушиваться к московским просвирням») — так вот, Крылова и Просвирнина роднит с украинскими националистами их жгучая торопливость на пути к победе.
Украинские националисты сделали свой Майдан, и — гуляй, братва — дави москалей! — начали с лёту с разрушения памятников солдату-освободителю, Ленину, Кутузову, русский язык прищучили: можно ж, мы ж победили; Донецк, под лавку.
Если б Крылов или Просвирнин взяли бы власть здесь (гипотетически) — понеслась бы та же самая тачанка, но только на всё советское — на советское, быть может, даже в большой степени, чем на Кадырова, «пятую колонну» и прочий «еврейский вопрос».
Они бы валили Ленина, чекистов и всех остальных Кировых и дедушек Калининых куда жёстче, чем это делали демократы в девяностые, и с той же страстной яростью, как «правосеки».
Потому что у них зудит в этом месте.
И дело не только в памяти обо всём том, о чём мы все тоже помним. (Вернее сказать: дело совсем не в Архипелаге ГУЛАГ — или кто-то верит, что циник Просвирнин ночами тоскует о его жертвах?)
Дело в том, что «советская идея» — для национализма конкурент в народной среде куда более сильный, лобастый и упрямый, чем либерализм. Это красное знамя так быстро не перекрасишь, оно ещё будет себе веять многие лета.
На любых выборах националисты уделают либералов на раз. А «левым» — проиграют.
Вах, вах.
Поэтому Просвирнин так беснуется по поводу 9 Мая и прочего, а Крылов неприятное (ему) слово «советский» употребляет чаще, чем, скажем, Галковский. («Советским» они называют зачастую и либерала, и постсоветского буржуазного мещанина и дегенерата, в итоге превращая всё в полный абсурд.) Но Галковский — он говорящий гриб, хоть и гениальный, ему можно, он грибников веселит в своём лесу, — а Крылов Константин — вроде как политик.
Другой вопрос, что в «настоящую политику» вышеназванных всё равно не пустят. Слишком искренние, слишком чистые душой.
Так что у нас тут разговоры как бы в пустоте. Среди своих о своём. «А вот если бы нас выпустили из зоопарка».
* * *
В 1870 году в письме Тютчев пишет про основную черту российского абсолютизма (всем поклонникам «России, которую мы потеряли» на заметочку): «…черту, самую отличительную из всех, — презрительную и тупую ненависть ко всему русскому, инстинктивное, так сказать, непонимание всего национального».
В этом смысле, к несчастью, российские монархи ничем принципиально от большевистских вождей не отличались.
Действовали и те, и другие порой круто — но чёрточка, отмеченная Тютчевым, чаще всего просматривалась.
В этом смысле старания Галковского, Крылова и им подобных, положивших жизнь на борьбу с «советским», — по сути, бессмысленны. Советское — такое же русское, как и досоветское. Те же крутые маршруты, и взлёты необычайные, и кромешные падения, то же «непонимание всего национального».
Блаженны люди, прожившие всю жизнь внутри одной идеи.
* * *
Все помнят фразу, которую либералы так любят повторять, когда речь заходит о «левой» идее. «Мы знаем, чем всё это закончилось!» — восклицают они, и победно озирают вас.
Да, — говорят они, — в 1917 году вы, путём переворота, взяли власть, но в 1991 году — что? Что случилось? Всё развалилось! Или вы хотите сказать, что это США (вариант: пятая колонна) развалили ваш СССР?
Нет, конечно. Нет. Сам развалился. Сам.
Это вообще не проблема, что он просуществовал семьдесят лет, и долгое время контролировал большую часть планеты, ну и так далее, всё не проблема, всё: космос, спорт, 1945 год, подлодки, ледоколы, не последняя в мире культура, «…и даже в области балета мы впереди планеты всей…», — главное, что сам развалился.
Но если речь завести о приходе либералов к власти — а именно они, поддерживаемые националистами (такими же либералами, только с нацистской подкладкой), пришли к власти на Украине — и Украина немедленно рассыпалась — тут, заметьте, никто не скажет «Мы знаем, чем всё это закончилось!».
Это только СССР сам по себе разваливается, а Украину разваливает злобный сосед, пятая колонна, титушки и провокаторы.
Примерно та же ситуация была в феврале 1917 года. Победили либералы, но тут неожиданно начала разваливаться страна (кстати, Украина одной из первых и начала тогда отделяться), следом явились большевистские титушки — и всё. Не удалось построить царство свободы.
Речь, собственно, к тому, что фразу «Мы знаем, чем всё это закончилось!» российским либералам произносить категорически нельзя. Ну, стыдно. Советская история — одна из важнейших составляющих мировой истории, хоть ты лопни. А история российского (и украинского) либерализма — это какой-то нескончаемый позор, когда едва взятая власть тут же оборачивается коллапсом экономики, хаосом и деградацией — либо сразу и резко, как в феврале 1917-го в Петрограде и зимой 2014-го в Киеве, либо постепенно, но неуклонно, как в 2004 году в том же Киеве или в 1991 году в Москве.
И потом, смотришь, а либералы уже кричат, заламывая руки: «О, титушки (чекисты, провокаторы, милитаристы, колорады) забрали у нас власть. А то был бы всем вам рай, было бы всем вам благоденствие. А теперь ничего вам не будет. Россия, ты сдурела! Украина, ты сдурела!»
Невротики.
* * *
Владимир Познер в который раз остроумно подметил, что Советский Союз очень часто хвалят те, кто там никогда не жил.
(Странно, что при этом никогда не ставится в вину поколению молодых либералов, что они ругают Советский Союз, а там не жили.
Не менее странно, как прогрессивные люди могут позволить себе говорить о дореволюционной России, «которую мы потеряли», и вообще о чём угодно, в то время как они не жили нигде, кроме как здесь.)
Второй категорией людей, которые испытывают ностальгию по социализму, согласно прогрессивному человечеству, являются пенсионеры. Но их симпатии объясняются просто: «они тогда были молодыми и ностальгируют по своей молодости».
Итак! Следите за руками.
Никакой симпатии у «ваты» к социализму быть не может, потому что одни:
— не жили там;
а вторые:
— выжили из ума и плачутся о своей молодости.
И только прогрессивное человечество презирает всяческие Советы по причинам исключительно интеллектуального свойства.
Молодые — потому что прочитали книги про Берию, а взрослые — потому что испытали всё это на себе, лично жили в смрадном болоте за колючей проволокой и держали Булгакова, Набокова и Анатолия Рыбакова в третьем ряду книжных шкафов, а то вдруг придёт кагэби с обыском.
Если всерьёз: никто не вправе отрицать, что части интеллигенции при Советах жилось безрадостно; кому-то даже во вполне травоядные времена после Отечественной хорошо помотали нервы.
Я ведь о другом: откуда у них поганая привычка оставлять право на человеческие чувства и право на мышление и рефлексии — исключительно себе, а оппонентов объяснять примерно в тех категориях, в которых объясняют повадки домашнего скота?