осторожно сказал он. – Вчера по этому вопросу собирались дьяконы и диаконисы. Я заглянул на минуту. Слышал резкие слова.
– И что вы им сказали?
– Я ничего не мог сказать. Никто не знает, как много денег накопилось в кассе, кто сколько положил. Один говорит, пожертвовал столько-то. Другая говорит, что она – намного больше. Диаконисы за тебя горой; они понимают Хетти. А вот дьяконы – нет. – Пастор прочистил горло и понизил голос: – Ты уверен, что деньги не завалялись дома в каком-нибудь комоде?
Пиджак покачал головой.
– Сколько чахоточному постель ни меняй, все равно итог один, пастор. Меня уже воротит от этой истории. Можете плеснуть мне в рожу водой, если я не искал деньги каждый день с тех пор, как умерла Хетти. Обшарил каждый закуток. И обшарю еще, – сказал Пиджак, полный сомнений. Он обыскал все уголки квартиры, о которых только мог подумать, и ничего не нашел. Да куда ж их задевала Хетти?
Он решил найти Руфуса, своего земляка из Южной Каролины. У Руфуса всегда водились светлые мысли. Пиджак взял бутылку «7 Краун» от «Сигрэмс», которую в прошлый четверг увел в магазине Иткина по пути на выход, и направился в котельную Вотч-Хаусес, где работал Руфус. Он думал променять «Сигрэмс» на бутылку руфусовского «Конга» и в процессе выслушать мысли и советы дворника.
Руфуса – худощавого человека с шоколадной кожей – он нашел на полу котельной, где тот, в обычной синей и промасленной униформе жилхозяйства, с руками и чуть ли не с ногами погрузился внутрь огромного, мучительно ревевшего электрогенератора. К двигателю генератора вела открытая дверца, и тело Руфуса почти целиком скрылось там.
Ревел генератор так громко, что Пиджаку пришлось подойти вплотную и орать, пока Руфус не оторвал взгляд от пола и не ухмыльнулся во все золотые зубы.
– Пиджачок, – воскликнул он. Быстро настроил машину и срезал децибелы, потом извлек длинную руку из мотка торчащих изнутри проводов, чтобы пожать руку.
– Ты за что мне зла желаешь, Руфус? – нахмурился Пиджак, отступая от протянутой руки.
– А что я сделал?
– Ты же знаешь, негоже встречать друга левой рукой.
– А. Прости. – Руфус нажал на кнопку, и машина затихла до медленного ворчания. Все еще сидя с расставленными ногами, Руфус вытер правую ладонь ближайшей тряпкой и протянул. Пиджак пожал ее, довольный.
– Что у тебя там? – кивнул он на генератор. Руфус всмотрелся внутрь.
– Шалит каждую неделю, – сказал он. – Кто-то жрет провода.
– Крысы?
– Они не такие тупые. По Бруклину ходит что-то нехорошее, Пиджачок.
– Мне ли не знать, – ответил Пиджак. Залез в карман и извлек на свет непочатую бутылку «Сигрэмса». Посмотрел на алкоголь и вздохнул, решив все-таки не менять его на «Конга». Руфус нальет и так. Лучше разделить, подумал он. Вскрыл, подтянул к Руфусу ящик, присел, отпил, потом сказал:
– Тут к мистеру Иткину приходил за бухлишком мужик из наших родных краев. Сказал, что проснулся с утра и нашел в сите жены остатки желе.
– Да ладно. Она что, пекла?
– Пекла накануне вечером печенье. Он говорит, она за собой все вымыла. Оставила тарелки сушиться на ночь. И вот с утра этот тип, ее муж, входит на кухню и видит желе в сите для муки.
Руфус тихо присвистнул.
– Моджо? – спросил Пиджак.
– Кто-то его явно сглазил, – сказал Руфус. Потянулся за бутылкой и сделал глоток.
– Наверняка жена, – сказал Пиджак.
Руфус довольно сглотнул и кивнул.
– Еще переживаешь из-за Хетти?
Вместо ответа Пиджак сам протянул руку к бутылке, которую Руфус уступил. Хлебнул, проглотил и только после этого ответил:
– Мне надо возместить церковные деньги Рождественского клуба. За ними следила Хетти. Мне она никогда не говорила, куда их кладет. А теперь вся церковь из-за них караул кричит.
– И сколько там?
– Не знаю. Хетти никогда не говорила. Но немало.
Руфус усмехнулся.
– Скажи этим верующим, пусть помолятся о деньгах. Сосиску вон попроси.
Пиджак грустно покачал головой. Руфус с Сосиской не ладили. Не помогало и то, что Руфус был одним из основателей баптистской церкви Пяти Концов и ушел из нее четырнадцать лет назад. С тех пор он ногой не ступал в церковь. Сосиску же, которого сам Руфус и привлек в Пять Концов, теперь приняли в дьяконы, а дьяконом раньше был и Руфус.
– Как же возмещать, если не знаешь, сколько нужно? Может, там и нет ничего, только наперстки да три зуба от зубной феи, – сказал Пиджак.
Руфус ненадолго погрузился в размышления.
– Есть в Пяти Концах кое-кто, кто может знать, где деньги, – сказал он задумчиво.
– Кто?
– Сестра Полетта Чиксо.
– Я помню сестру Пол, – приободрился Пиджак. – Мамка Эди Чиксо? Она еще жива? Ей уже должно быть хорошо за сто. Эди-то давно умерла.
– Давно, но сестра Пол, сколько мне известно, еще жива, – сказал Руфус. – Она дружила с Хетти. Хетти раньше навещала ее в доме престарелых в Бенсонхерсте.
– А мне никогда не говорила об этом, – с обидой сказал Пиджак.
– Жена никогда не рассказывает мужу всего, – ответил Руфус. – Потому я и не женился.
– Сестра Пол ничего не знает про церковные дела. Их вела Хетти.
– Ты еще не знаешь, что сестра Пол знает и чего не знает. Она старейший член Пяти Концов. Была здесь, когда основали церковь.
– Как и я.
– Нет уж, старичок, здесь была Хетти. А ты еще оставался дома, пока тебе пальцы на ногах отпиливали. Приехал ты год спустя, уже после того, как вырыли котлован. А Хетти присутствовала, когда строили церковь. Я про само здание. Когда вырыли котлован.
– Ну я тоже немного застал.
– Но не котлован и не закладку кирпичей, сынок.
– И к чему ты это?
– А к тому, что ничего ты не помнишь, ведь в давние времена деньги Рождественского клуба собирала сестра Пол. Еще до срока Хетти. И уверен, ей что-то да известно насчет того, где теперь те деньги.
– Ты-то почем знаешь? Ты ушел из Пяти Концов четырнадцать лет назад.
– Если человек не рукоположен, это еще не значит, что у него котелок не варит. Сестра Пол жила в этом самом здании, Пиджачок. В наших Вотч-Хаусес. Больше того, видел я и рождественскую кассу.
– Был бы ты дитем, Руфус, я бы взял розгу и лупил бы тебя до соплей за вранье. Не видел ты никакую рождественскую кассу.
– Я часто водил сестру Пол в церковь и обратно. Когда в округе стало страшновато, она опасалась, что ей кто-нибудь даст по голове из-за денег, вот и просила меня время от времени сопровождать ее на службу.
– Ей не полагалось разгуливать с рождественскими деньгами.
– Надо же их куда-то прятать после сбора. Так-то она прятала в церкви. Но не всегда было время дожидаться, пока церковь
