другие задачи?
— Я смотрю вы основательно прониклись моими речами, Юрий Платонович. Надо бы тогда и Ленина проштудировать, уроки французской революции. Телефон, телеграф и первый канал.
— Да, Егор Андреевич, проникся. Признаюсь, спать не могу. Голова взрывается. И знаете почему?
— Скажите.
— Потому что я чувствую возможности. Возможности! Для страны и для нас с вами. Невероятные, чудовищно невероятные возможности!
Я некоторое время ничего не говорю и внимательно смотрю на Большака. Его просто разрывает осознание того, к чему он прикасается. К мировой истории. И к огромной денежной массе.
— Хочу кое-что уточнить, — говорю я.
Он молча кивает.
— Что вас больше заводит, возможность превзойти по богатству Абрамовича или желание стать спасителем империи?
— И то, и другое, — отвечает он, не задумываясь. — Я уже размышлял над этим. И то, и другое!
— Вы власти жаждете? — хмурюсь я.
— Нет, личная власть меня не интересует.
— А зачем вы сейчас занимаетесь предпринимательством, зачем накапливаете деньги, которые не можете потратить? Не ради власти?
— Нет, — качает он головой. — Скорее для того, чтобы обеспечить себе некоторую независимость.
— Свободу опять?
— Ну, вроде того, — соглашается он и замолкает.
Мы молчим. Смотрим друг другу в глаза. Со стороны, наверное, может показаться, что у нас идёт телепатический обмен мыслями. Наконец, он встаёт.
— Пойду ещё кофе сварю.
Он идёт на кухню, и я иду следом за ним.
— Итак, — говорю я. — Юрий Платонович…
— Да, — кивает он.
— Точно? — напираю я.
— Да, — опять кивает он.
— Не для того только, чтобы урвать кусок пирога побольше?
— Мне одному не так уж много надо, — пожимает он плечами. Наследников у меня нет. Только государство.
— Так-так. Значит хотите рискнуть. Всё на зеро?
— А вы? — я и не заметил, когда он перешёл на «вы». — Не хотите? Думаете, перелетели сюда, чтобы всех девок перепортить?
— А вы однако нелицеприятные речи ведёте, — качаю я головой. — Вас бы пересадить в тело юноши с зашкаливающим гормональным фоном.
— Я б не возражал. И я не укоряю.
— Ладно. Момент довольно ответственный. Мы ведь оба понимаем, что принятое решение значительно повлияет на нашу жизнь, да?
— Давно пора что-то поменять в этой жизни, — пожимает он плечами. — В моей, по крайней мере.
— Хорошо. Тогда давайте в общих чертах предварительно обозначим, что мы хотим. Осторожно и схематично.
— Мы хотим, — говорит он, — целенаправленно и осмысленно начать накапливать капитал…
— И, возможно, выстраивать структуру для контроля накопления капитала другими, — добавляю я. — Силовую структуру, но, желательно, без блатных.
— И своевременно влиться в кооперативное движение, верно? — говорит он.
— И не потерять, а лучше преумножить средства во время денежной реформы, чтобы войти в девяностые в полной силе.
— И как мы применим эту силу? — спрашивает он.
— Постараемся не допустить развала Союза, — бурчу я без особого оптимизма, потому что сейчас все наши слова вдруг начинают мне казаться детским лепетом и заговором несмышлёных карапузов в песочнице.
Пришельцы из космоса, орден рыцарей Храма, масоны, золото партии и Атлантида — всё это из той же далёкой и никем своими ушами не слышанной оперы.
— А дальше? — спрашивает он.
Да не знаю я, что дальше. Не знаю. Может нас расстреляют за незаконную предпринимательскую деятельность или взорвут в машине в Молочном переулке, а может быть похитят боевики и отрежут головы, не дождавшись выкупа…
— А это нам ещё предстоит решить, — вздыхаю я.
— Как китайцы?
— Юрий Платонович, поймите, мы не сможем стать единственной политической силой, определяющей все векторы и контуры. А это значит, что нужно будет биться. И может быть, даже головой в непрошибаемую стену. И куда мы в конечном итоге придём, я не знаю.
— Но цель-то надо ставить?
— Давайте поставим. Например, не допустить срастания государства с криминалом. То есть с нами самими. Как вам? Или предотвратить переход госсобственности в частные руки за символические деньги. Или сохранить от разоблачения сеть наших разведчиков. Или…
— А политическая? Политическая цель? — горячится он. — Ради чего всё это делать?
— Появится. Вот увидите. Познакомитесь с Прохановым, и всё у вам появится. Давайте пока начнём с малого. Например, увеличим выпуск колбасных изделий и насытим торговые сети всей области. И станем развивать текстильную промышленность региона, устанавливать горизонтальные производственные связи, подминать мелкие производства. У вас есть знакомства в других регионах?
— Есть кое-какие.
— Ну вот, цеховики всех стран, соединяйтесь. Газета «Подпольный цех» — орган профсоюза цеховиков СССР. Главный редактор — заслуженный цеховик РСФСР Юрий Большак.
— Да ну тебя, Егор. Иногда смотрю на тебя и думаю, что никакой ты не пятидесятилетний мужик, а обычный школьник, решивший похохмить.
— А я в душе и есть школьник. Идёшь бывало с работы, тёлочек молодых разглядываешь, как в молодости и не думаешь же, что тебе полтос уже. Да вот только они на тебя не смотрят. И когда это заметишь, тогда только и вспомнишь сколько тебе. А у вас что, иначе всё? Может, вы с детства уже старик, дядя Юра?
— О, кстати, — вдруг оживляется он. — Как-то неловко, я к тебе на «ты», а ты ко мне на «вы», хотя и старше меня на десять лет. Давай, как будто я твой дядя. Просто представим. И зови меня по-свойски дядей Юрой и «тыкай» тогда уж по-родственному.
— Можно попробовать, — усмехаюсь я. — Дядя Юра! Кофе! Кофе!!!
Поднявшись эффектной шапкой, кофе стекает по стенкам джезвы, заливая огонь.
— Етит твою за ногу! — в сердцах выругивается мой новый дядюшка.
— Как там у Ильича было, — подначиваю его я. — Кухарка может государством управлять? А наоборот?
— Это из-за тебя, Егор! Заболтал меня, теперь останешься без кофе.
Мы ещё немного обсуждаем свой заговор и решаем взять тайм-аут, чтобы продумать с чего лучше начать.
— А что ты с этим думаешь делать? — кивает Платоныч на мою перевязанную руку.
— Да что с этим делать? Буду держать ухо востро. Цвет что-то от меня хочет, значит пока Киргиз ничего предпринимать не будет.
— Против тебя не будет.
— Ну да… — хмурюсь я. — То есть?
— А против близких может… Он вчера в баре Каху и Рыжего чуть на куски не порвал, так что они теперь на тебя тоже злые.
— Альберт сказал? — спрашиваю я.
— Ну конечно. Ему тоже пришлось с Киргизом поцапаться, чтобы не устраивал там при клиентах кабак. В общем, все на тебя злые. И всё, что тебе дорого может для них представлять интерес. Ну, для Кахи и Рыжего нет. Каха вряд ли сам против тебя что-то предпримет после предыдущих попыток. Зато Киргизу подыграть может. Хотя, опять же со слов Альберта, он надеется с твоей помощью подзаработать на ставках. Рыжий наоборот, хочет,
