в глаза, — ради меня человека убил.
Да японский же городовой!
— Нет! Не фантазируй. Забудь! Выкинь из головы.
— Не думай, — кивает она. — Я никогда не забуду. Никогда! Но не бойся, ни одна живая душа от меня этого не узнает. Пока ты жив.
Блин, хоть плачь, хоть смейся.
— На, вот, ещё попей, — подвигаю я ей свой стакан. — Сладенького.
— Я теперь твоя должница. Ты понял? Ты можешь мне приказать всё, что угодно и я для тебя это сделаю. Ты понял?
Это «понял» она произносит так многозначительно, что я, несмотря на серьёзность ситуации, не могу не улыбнуться.
— Понял-понял, — качаю я головой. — Как не понять? Для начала приказываю очистить память.
Мы торчим в кафетерии около получаса и уходим, только когда продавщица начинает на нас бросать косые взгляды. Наташка приходит в себя, насколько это возможно, подтверждая мою мысль о том, что раньше народ был крепче, «не то, что нынешнее племя».
Мы идём домой и расходимся по своим подъездам. Вот не пошёл бы на поводу у девчонки, остался дома, и ничего такого не случилось бы. Ага… Серьёзно? Ничего бы не случилось, если бы я в бар не побежал узнавать, сколько там бабосиков накапало. Алчный идиот. Просто идиот.
Но, с другой стороны, опасность бы всё равно оставалась, даже если сегодня ничего не случилось. И совсем неизвестно, какие бы выпали расклады, если бы произошло что-то другое. Но вопрос ещё окончательно не закрыт. Поэтому нужно что-то предпринять. И я знаю, что.
— Мам, пап, — говорю я за ужином. — Сегодня я ухожу на дежурство.
— Какое ещё дежурство?
— В горком. Сегодня меня записали в штаб городской охраны порядка.
— Это что, с повязкой что ли ходить? — спрашивает мама.
— Нет, это находиться в горкоме. Там будут ещё какие-то милицейские чины, из ДНД тоже кто-то.
— И что этот штаб делает? — удивляется отец.
— Ну, я точно не знаю пока, я же первый раз сегодня. Но, вроде, это не на всю ночь. Как закончим, нас всех на служебной машине будут развозить. Там сводки, что ли, нужно составлять будет. Сейчас в городе месячник идёт гражданской бдительности или какая-то такая фигня. Точно не помню.
— Егор! — одёргивает меня мама. — Следи за языком, пожалуйста.
— Хорошо, мам, послежу.
Я одеваюсь потеплее и выхожу из дома. За пазухой у меня ПМ, завёрнутый в кепку. Я ловлю машину и еду на тот берег. В шанхай. Туда, где живёт Киргиз. В прошлый раз я заприметил недалеко от него заброшенную хибару. Видимость, наверное, не самая лучшая, но сгодится, лучше, чем ничего.
Я выхожу из машины подальше от дома Киргиза и, не привлекая внимания захожу во двор заброшенного домишки. Захожу с противоположной, задней стороны, чтобы не оставлять следы на видном месте. Я перемахиваю через забор и пробираюсь к воротам по глубокому снегу. Отсюда видно кто заходит и кто выходит из ворот его дома.
Ну что же, придётся поморозить задницу. Если сегодня его не увижу, завтра нужно будет продлевать месячник безопасности, но долго такое втирать родителям я не смогу. Они, конечно, доверчивые, но не настолько же… Мда…
Время идёт медленно, я хорошенько замерзаю и начинаю подумывать, чтобы на сегодня уже сворачивать наблюдение, как вдруг мимо моего наблюдательного пункта проезжают белые «Жигули». Кто сидит за рулём, мне не видно, но на пассажирском месте я вижу Киргиза.
Машина подъезжает к его дому, водитель выходит и, открыв ворота, загоняет её во двор. Ну что же, пока удача на моей стороне. Теперь остаётся сделать самое главное.
11. Заколдованное место
И что же у нас самое главное? А самое главное — это не замёрзнуть на посту. Я подхожу к избушке. Дверь заколочена. Ладно. Иду на заднюю сторону. Когда я перелезал через забор, заметил небольшое окошко с выбитым стеклом. Попробую влезть в него.
Оно, конечно, маленькое, но расположено не слишком высоко. Рукой в варежке я вытаскиваю осколки стекла из рамы, подтягиваюсь и кое-как забираюсь внутрь.
Такое чувство, что в доме холоднее, чем снаружи. Брр… Ну, по крайней мере, здесь можно приседать, прыгать и отжиматься, чтобы заставить кровушку нестись по венам.
Прежде всего, я пытаюсь осмотреться, но в темноте ничего не видать. Достаю из кармана плоский фонарик. Сдвигаю ползунок выключателя на боковой стенке. Не светит. Да, ёлки… Работал же! Я перед выходом даже батарейку доставал и лизал тонкие пластинки клемм. Нормальная, язык щипало, как надо…
Хлопаю по нему рукой и трясу. Мигает. Блин… Контакта что ли нет… Это в выключателе дело. Точно. Нахожу положение, при котором лампочка не гаснет. Отлично. Отлично, но нихрена не видно. Светит очень тускло. Зачем он вообще у нас в прихожей лежит. Надо нормальный купить, большой на трёх круглых батарейках. Его правда в карман не засунешь…
Выключаю и двигаюсь наощупь, натыкаясь, на разбитую мебель и запинаясь об валяющиеся повсюду пустые бутылки. Подхожу к заколоченному окну, обращённому в сторону дома Киргиза, открываю рамы и припадаю глазом к щёлке между досками. Нихрена. Видно только небольшую часть забора.
Осторожно прохожу по дому, пытаясь светить фонариком. Не влететь бы куда. Надеюсь, здесь нет никакой волчьей ямы и открытого люка в подвал. Выхожу в сени и обнаруживаю там приставную лестницу. Она ведёт на чердак. Начинаю аккуратно подниматься наверх. Одна перекладина, другая, третья… Третья подводит. С сухим треском она ломается под моей ногой.
Не хватало ещё здесь ноги переломать. Жалко, что стать мухой по щелчку пальцев не получится. Причём, настоящей, маленькой и жужжащей. Так бы, бззз — и на чердаке, а ещё лучше — в опочивальне у Киргиза. Вжик, и нет головы на плечах. Был Киргиз, а стал набор из двух предметов. Вот был бы я князем Гвидоном, тогда да… Правда ещё царевна-Лебедь нужна. Ага…
Я ведь не в первой попадаю в передрягу и знаю, как работает моё тело в экстремальных условиях. Я даже уже знаю, как вот этот, мой новый организм реагирует на опасность. Но сегодня я, конечно отжёг. Включил форсаж. Вернее, он сам включился. А как? Да вот хрен его знает.
В детстве читал в журнале про одну тётку, которая в Лондоне во время войны, когда объявили воздушную тревогу, выбежала из квартиры и выволокла платяной шкаф. Спустила с какого-то там этажа, утащила его чуть ли не за квартал, а потом четверо здоровых мужиков кое-как принесли его обратно. Как так? Неизвестно.
Вспомнить она не могла, вспомнили очевидцы. Там ещё было описано несколько
