Ларисе пришлось обрисовывать ему общую картину случившегося за время его отсутствия. Он, кроме той информации, что получал во время сеансов связи, о текущей обстановке представления не имел. А человеку его специальности важнее всего именно штрихи, детали, живые подробности.
— Так, понял, — сказал он. — Очень хорошо понял. Выходит, мне нужно помаленьку переориентироваться с войны на сотрудничество?
— Именно так вопрос пока не стоит, однако, если дуггуры не успокоятся…
— Успокоятся, нет — видно будет. А мне нужно работать. На случай резкой смены обстоятельств все запасные позиции должны быть подготовлены и собственные «внезапные» шаги заранее замотивированы.
Несколько дней Лариса осваивалась в городе, вместе с «братом» знакомилась с достопримечательностями. Мистер Сэйпир, встретив ее в ресторане отеля, разыграл яркую сцену встречи со старой знакомой, свидетелями чего были несколько постояльцев и прислуга. И естественно, тут же принял даму под свое покровительство и начал вводить в общество. Труда это не составляло. Заранее условившись с хозяйкой, Кирсанов передал миледи Отэм и лорду Уоттону приглашение на ежесубботнюю вечеринку к жене нынешнего главкома лорда Редверса Буллера. За время нахождения в Кейптауне весьма богатый негоциант, имеющий, как оказалось, очень высокие связи в Лондоне, сумел стать своим среди не слишком обширного круга природных аристократов, старших офицеров армии и флота, банкиров, золото- и алмазопромышленников.
Легенда Ларисы проскочила с ходу. Как и в Кисловодске две тысячи пятого года, никто не вздумал в хорошем обществе уточнять истинную генеалогию безусловно светской дамы. Никого не удивило и то, что миледи с братом-лордом не выбрали лучшего времени для посещения Кейптауна, чем нынешнее. Как уже говорилось, психология у людей в то время была другая, да и войны другие. Во всех концах Империи постоянно что-то происходило, и если бы люди обращали внимание на всякого рода инциденты, то и торговать, и путешествовать было бы некому.
Конечно, могло показаться странным, что связанные давним якобы знакомством и общими финансовыми интересами мистер Сэйпир и миледи Отэм так неожиданно встретились на краю земли. Но всякого рода «случайные встречи» в XIX веке являлись распространенным литературным приемом, а литература, как известно, есть отражение жизни в ее типичных проявлениях.
Кроме того, кому какое дело — действительно ли случайна эта встреча или, напротив, тщательно подготовлена? Значительные люди могут, и даже должны иметь и свои цели, и свои тайны.
В огромном особняке на склоне Столовой горы собралось до полусотни человек. Дамы от двадцати до семидесяти, одинаково приятные во всех отношениях, мужчины партикулярные и мужчины военные, в черных и синих морских, красных и хаки пехотных мундирах.
Лариса произвела наилучшее впечатление, что она умела, если хотела. Тем более — ее прикрывал лорд Генри, непрерывно сыпавший уайльдовскими афоризмами и парадоксами. Большинство из присутствующих воспринимали их как оригинальные, а если кто и слышал мельком в одной из пьес автора, о котором приличным людям вспоминать не полагалось[33], так оставлял свои знания при себе.
На фоне этой беспрерывной трескотни, перемежающейся приглашениями дам, всех подряд якобы, но на самом деле только тех, на кого указывал Кирсанов, никому не приходило в голову задавать ему серьезные, тем более — неудобные вопросы.
Лариса мило щебетала с дамами, постоянно ссылаясь на многолетнюю оторванность от лондонской жизни, что вполне оправдывало незнание ею вещей самоочевидных. Зато она щедро делилась впечатлениями об Австралии и Новой Зеландии, в которых никто из собеседниц не бывал.
А в углу зала одиноко сидел мрачный мужчина лет сорока пяти, с широкими золотыми нашивками на рукавах. Часто отхлебывал виски из бокала, потухшим взглядом обводил веселящуюся компанию. Адмирал Хиллард, опальный, но официально из света не исключенный. Его приглашали в дома, но открыто демонстрировать дружелюбие избегали. А это мучение еще большее, чем прямое отторжение.
Кирсанов уже знал, что сутками-другими позже, после того, как станет известно о бесследном исчезновении индийского конвоя и мощной эскадры адмирала Балфура, положение сэра Мэнсона резко изменится в лучшую сторону.
Можно сказать, что Павел Васильевич находился в положении владельца инсайдерской информации о том, какие акции вскоре упадут, а какие пойдут вверх.
— Видишь, Ларис, вон того мужика?
— Чего же не видеть. Тоскует и надирается. Почему?
— Объясню. А пока задача, раз ты в моем оперативном подчинении находишься, такая будет. Я тебя к нему подведу, представлю. Положение у него сейчас хуже губернаторского. Этой провинции. Все подвешено. Могут под суд отдать, могут снова командующим флотом назначить. Большинство присутствующих к первой мысли склоняются. А мы на второй вариант ставку сделаем. Видишь, даже дамы его аккуратно игнорируют. А ты — заговоришь. Мол, с детства моряков обожаешь, а здесь такой импозантный мужчина в меланхолии пребывает. Выпьешь, покуришь с ним, чтобы роли соответствовать. Индийскую папироску с гашишем… Здесь среди самых экстравагантных и эмансипированных особ это опять в моде.
— Поняла. Блок у тебя в подсознании. Не психологический, а поэт. Александр. «Ты, куря папиросу с гашишем, предложила попробовать мне…» И так далее, не помню. Закурю, выпью, его угощу. Дальше?
— А мне кажется, это не Блок, а Северянин. Впрочем, неважно. Видишь ли, надо, чтобы завтра к утру он стал нашим человеком. Вербовать его пока не нужно и спать с ним для первого раза совсем не обязательно. А вот сделать так, чтобы он ни о чем на этой земле, кроме как о тебе и твоих прелестях, думать не мог — постарайся. Свидания чтоб добивался, всякие глупости говорил. Иначе его придется просто убить. Это — не трудно. Но нерационально. Справишься?
Лариса, так, чтобы это видели несколько поблизости находящихся дам, игриво шлепнула Кирсанова по щеке перчаткой. И засмеялась журчаще.
— Да уж как-нибудь. Подробности докладывать нужно будет?
— Нет. Только деловую информацию.
— Тогда пойдем, представишь меня господину адмиралу.
Поначалу Хиллард отнесся к подсевшему за его столик Кирсанову, неизвестно зачем вздумавшему познакомить его с миледи Отэм, настороженно. Привык ждать подвоха или хорошо замаскированного оскорбления от каждого. А почему при этом все равно приходил на рауты — бог весть. Или свои комплексы потешить, или окружающим досадить собственным присутствием, а то и просто за стаканом-другим виски отвлечься от мыслей о необходимости застрелиться.
Тем более, что к ломберному столу доступ был всегда открыт. Игроков не интересовали высокие материи, если партнер расплачивался полновесными золотыми гинеями. Проиграл адмирал какое-то там сражение или все это слухи — неважно. Желательно, чтобы проигрывал на зеленом сукне.
Постепенно разговор с мистером Сэйпиром и юной дамой его увлек. Питер был остроумен и лишен каких бы то ни было предрассудков, умел несколькими словами дать уничижительную и в то же время объективную характеристику любому и любой из присутствующих, особенно метко отзываясь о лицах, адмиралу антипатичных. Причем так, что заподозрить его в предвзятости или желании подольстить было невозможно.
— Стоит человеку выделиться из массы других, — к месту произнес Кирсанов, — как у него немедленно появляются враги. В изобилии. Чтобы слыть всеобщим любимцем, нужно оставаться заурядностью. Разве вы с этим не согласны?
— Почти согласен, — кивнул Хиллард. — А вот вы явно выделяетесь, и при этом остаетесь всеобщим любимцем. Здесь.
Кирсанов-Сэйпир непринужденно рассмеялся, поднял свой бокал и предложил сделать то же Ларисе и адмиралу.
— Хотите, я поставлю свое состояние против вашего кортика, что столько гадостей, сколько говорится сейчас обо мне в кулуарах этого дома, вы не услышите в свой адрес даже в суде Адмиралтейства. Не дай вам бог, конечно, там оказаться.
Хиллард заметно помрачнел, но виски выпил.
— Повторяю — не дай вам бог, — со значением сказал Кирсанов, вставая. — А сейчас мне нужно на некоторое время отлучиться. Но я непременно еще вернусь. Не обижайте мою подругу, сэр Мэнсон.
Когда пришло время очередного танца, дамы и кавалеры начали разбираться для исполнения гавота или мазурки — невелика разница. Адмирал посмотрел на собеседницу с большой неуверенностью.
В те годы индивидуальных, доставляющих партнерам настоящее удовольствие танцев, вроде танго, фокстрота, в обиходе не было. И даже вальсы находились под большим сомнением ревнителей приличий.
Зато групповые исполнялись под пристальным вниманием мамаш, бездетных тетушек, просто престарелых дам, занимавших позиции вдоль стен. Два-три приглашения подряд одним кавалером незамужней девушки считались достаточным основанием для намека на обручение или сватовство.
