Рейтинговые книги
Читем онлайн Буйный Терек. Книга 2 - Хаджи-Мурат Мугуев

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 20 21 22 23 24 25 26 27 28 ... 99

— Елохин честный, хороший человек, — сказал Небольсин.

— Настоящий солдат, настоящий русский… Выпьем, друзья, за здоровье нашего старого боевого товарища Елохина, — поднимая бокал, предложил Ермолов.

Все четверо выпили.

Обед был простой, но обильный и сытный. Соленые грузди, моченые яблоки, вяленая вобла, маринованные помидоры и великолепная шемая, истекавшая золотистым жиром, были закуской, а вино, отличное красное искрящееся цимлянское, отставной солдат то и дело подливал в бокалы гостей.

О Кавказе не говорили, и Небольсин понял, что Алексей Петрович делает это намеренно, оставляя разговор о Кавказе на последние минуты обеда.

Госпожа Булакович несколько раз внимательно вглядывалась в Небольсина, и чувствовалось, что она намеревается о чем-то поговорить с ним.

После обеда солдат внес большой кофейник и несколько цветных чашек, сахарницу, горку рахат-лукума и очищенных грецких орехов.

— Спасибо, теперь обедай сам, а матушка Агриппина Андреевна похозяйничает, — отпуская солдата, сказал Ермолов.

Булакович разлила кофе.

— А теперь наша милая хозяйка скажет тебе, Саша, свою просьбу. Просьбу матери, которую, если будешь в силах, уважь, как мою, — сказал Ермолов.

— Просьба моя проста. Мой сын, мой первенец Алексей, разжалован в солдаты за четырнадцатое декабря и сослан на Кавказ. Четыре месяца назад я через одного знакомого капитана узнала, где он, а до этого времени ничего не ведала о сыне. Письма его не доходили до меня, а люди, к которым я обращалась за помощью, не отвечали. Алексей Петрович, когда был на Кавказе, дважды писал мне об Алеше, хвалил его, просил не отчаиваться и надеяться на бога и царя. Но теперь Алексей Петрович в Москве, а где мой сын, я не знаю. Он не то в Семнадцатом егерском, не то в Четвертом карабинерном полку. Это все, что ведомо мне.

— И тот и другой полки находятся в Дагестане, в районе крепостей Внезапной и Бурной, — добавил Ермолов.

Небольсин наклонил голову. Булакович с надеждой смотрела на него.

— Если я буду оставлен на Кавказской линии, я найду вашего сына, Агриппина Андреевна, — пообещал Небольсин. — Почту долгом сделать это для вас и Алексея Петровича.

— Благодарю вас, и, если сможете, облегчите его судьбу. Через три месяца будет четыре года его осуждения, и тогда он получит право писать мне, — со вздохом сказала Булакович. Слабое утешение Небольсина осветило надеждой ее печальное лицо.

— Я сделаю все, что будет в моих силах, — повторил Небольсин, а Булакович со слезами на глазах поцеловала его в голову.

Вскоре гости уехали. Ермолов и Небольсин остались одни.

— Сделай это, Саша, но знай — государь не любит тех, кто помнит четырнадцатое декабря, и не прощает тем, кто замешан в этом деле. Помоги Булаковичу, он достойный офицер и честный человек.

Ермолов прошелся по столовой и, остановившись возле Небольсина, сказал:

— Царь не забыл мне ничего из того, что было и чего не было с Ермоловым. Воейков, ты помнишь его, моего адъютанта?

Небольсин кивнул.

— Так его до сих пор не выпускают из-под следствия, то и дело таскают по разным комиссиям и господам-сенаторам…

— Зачем это?

— А затем, чтобы выяснить, почему Ермолов, получив указ о приведении к присяге Кавказского корпуса на царствование Николая Павловича, двенадцать дней не приводил кавказские войска к присяге. — Алексей Петрович остановился возле Небольсина. — Ты слышал когда об этом?

— Слышал, Алексей Петрович, и от солдат, и от офицеров.

Ермолов хитро улыбнулся.

— А молчал!

— А зачем же было спрашивать, Алексей Петрович?

Ермолов не обратил внимания на его слова.

— А откуда было знать Воейкову? «Почему да отчего?» Он и знать ничего не знал, а знал бы, как человек отменной чести и благородства, не сказал бы.

Он опять прошелся по комнате.

— Знали только двое… Вельяминов, мой тезка, да Муравьев Николай, тот, что храбро с турками воевал, а теперь отчислен Паскевичем с Кавказа. Оба мужи чести, римляне времен цезарей…

Небольсин посмотрел на Ермолова: «И ты из этих римлян…»

— Ну и что говорили солдаты и офицеры? Как объясняли задержку в приведении их к присяге? — возвращаясь к словам Небольсина, спросил Ермолов.

— По-разному, Алексей Петрович, — уклончиво ответил Небольсин, — но в общем думают, что вы не смогли объявить приказ по войскам из-за разбросанности частей по Грузии, Кавказу, границе, из-за отдаленности гарнизонов, плохих дорог.

— Дипломат! — улыбнулся Ермолов. — Ведь ты, Саша, повторяешь мои слова и слова Дибича государю: «отдаленность войск», «плохие дороги», «тревожная обстановка границы»… — Он засмеялся. — Но это не успокоило царя. Он не поверил ни мне, ни Дибичу, ни Муравьеву, которого письмом об этом запросил Чернышев.

Ермолов сел возле Небольсина.

— Когда-нибудь узнаешь правду, а если и не ты, то другие, кто будет позже тебя. Во всяком случае, Россия не осудит меня за это… — И, меняя тему разговора, спросил: — Ты когда едешь дальше?

— Вечером, в восемь.

— Тогда попрощаемся, Саша! Бог даст — увидимся еще, а нет — его святая воля.

Оба встали. Ермолов трижды поцеловал Небольсина.

— Спасибо, что не забыл. Если хочешь сделать добро старику, пиши письма, а увидишь кого из добрых наших товарищей и кунаков — от меня поклон. — Он низко поклонился. — Будешь в Тифлисе, навести Саньку, обними за меня старого солдата и… — тут у него дрогнул голос, — езжай с богом да помни старое суворовское правило: «От службы не отказывайся, на службу не напрашивайся».

Ермолов отвернулся и быстро вышел из столовой. Небольсин, взяв подаренную ему саблю, тихо покинул дом Алексея Петровича и медленно побрел на Арбат.

Взволнованный прощанием с генералом, он и не заметил, как дошел до трактира Тестова.

Вечером на казенных перекладных Небольсин по подорожному листу вместе с Сеней выехал из Москвы.

Глава 7

В начале января 1830 года, после нескольких удачных нападений на русские посты и заставы, Гази-Магомед вместе со своими мюридами исчезли неизвестно куда.

Лазутчики и русские приставы, наблюдавшие за движением мюридов, доносили в Грозную и Темир-Хан-Шуру, что горцы разошлись по домам. В Тифлис и Петербург полетели успокоительные донесения. Занятым персидскими и турецкими делами царю, военному министру Чернышеву, а тем более графу Паскевичу такие сообщения, были особенно лестны. Умиротворение Кавказа вновь приписали мудрому руководству Паскевича, сумевшего торговыми мероприятиями покорить Чечню и Дагестан. Но это приятное самообольщение длилось недолго.

Гази-Магомед и на этот раз перехитрил царских генералов. Он отлично понимал, что оставлять в своем тылу большую провинцию, которой управляла преданная царю ханша Паху-Бике, нельзя. Авария, ставшая оплотом всех врагов мюридизма, словно глубокая заноза в теле, тревожила Гази-Магомеда. В резиденцию ханши, аул Хунзах, стекались недовольные новым учением люди: ученые алимы, влиятельные шейхи, муллы и все те, кому Гази-Магомед объявил непримиримую войну.

Русские довольно часто навещали ханшу Паху-Бике, посылали ей оружие, мануфактуру, деньги.

Аслан-хан казикумухский неожиданно для всех обнаружил местопребывание имама и приближенных к нему людей.

«Они собрались в Гимрах, туда стекаются представители разных обществ, от кумыков до чеченцев. Не доверяйте миру, не доверяйте тишине! На 28 января лжеимам созывает большой джамаат[32] в Гимрах. Туда приехали сотни разных людей, даже из моего ханства там присутствуют богоотступники, бежавшие от моего гнева. Не верьте лисице, когда она ходит возле курятника».

Свое письмо полковнику Мищенко правитель Кази-Кумуха Аслан-хан заканчивал такими словами:

«Ни я, ни таркинский шамхал Абу-Муслим, ни ханша Аварии Паху-Бике не можем спокойно спать. Беда грозит всем, если русские войска не помешают джамаату нечестивых в Гимрах».

Полковник Мищенко направил это донесение генералу Панкратьеву, командовавшему левым, дагестанским флангом русской армии. Панкратьев, не доверяя письму, отослал его в Грозную, а оттуда — в Тифлис.

Русские не очень верили сообщениям перепуганных правителей племен, народностей и округов Дагестана. К тому же, по сведениям, поступившим от лазутчиков и мирных горцев, Гази-Магомед в одно и то же время находился в Чечне и в Салатавии, на Кумыкской равнине и возле Грозной. Словом, донесения были путаны, недостоверны и только сбивали с толку штабных офицеров дистанций, расположенных на Гребенской и Дагестанской линиях.

29 января 1830 года большой джамаат, на котором присутствовали мехтулинцы, гумбетовцы, лаки, кумыки, чеченцы, табасаранцы и даже посланцы Закатал, Елисуя и Дербента, вынес единодушное решение начать всеобщий газават и в первую очередь обрушиться на все еще непокорную, связанную с русскими, мятежную Аварию.

1 ... 20 21 22 23 24 25 26 27 28 ... 99
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Буйный Терек. Книга 2 - Хаджи-Мурат Мугуев бесплатно.

Оставить комментарий