Лоример грузно осел в своем кресле:
— Я не готов отвечать на этот вопрос, мэм.
— Корреспондент «Вашингтон таймс» утверждает, что видел Гейба Меррита в одном из таких лагерей.
— Мы обязательно побеседуем с этим журналистом.
— Считаете ли вы, что Меррит был убит?
Лоример отвернулся и фыркнул от негодования. До этого момента ему удавалось сдерживать свои эмоции.
— Леди и джентльмены, мы совершенно точно установили, что Гейб Меррит умер в пустыне от укуса гремучей змеи, а ноги его были исколоты кактусами. Он пытался пройти этот ад, но, как вы понимаете, это совершенно невозможно. Вероятно, ему угрожала какая-то опасность и он пытался скрыться. Я этого не знаю, и вы не знаете. Я не могу объяснить, зачем он забрался в горы и как собирался оттуда выбраться. Любой фермер мог бы объяснить ему, что такая попытка просто убийственна.
Он сделал паузу, обведя глазами толпу враждебно настроенных людей, собравшихся в его офисе.
— Все, что от меня зависит, будет сделано для того, чтобы истина восторжествовала, но я не подозреваемый в этом деле и не хочу, чтобы ко мне относились как к подозреваемому.
Это был единственный момент в течение всего дня, когда Лоример чуть было не потерял хладнокровия.
Фильм Сэнди о Хейгах и Силвертон-Каунти был смонтирован и показан не только в «Американском дневнике», но в связи со смертью Гейба и в вечерних выпусках новостей. Однако личный триумф Сэнди обернулся для нее полным крахом. Что же касается карьеры, то этот фильм, несомненно, принес ей известность, ее запомнили.
Разумеется, и Маршалл Либман неожиданно для самого себя оказался в центре внимания. В интервью программе новостей он заявил:
— Я не знал, что он журналист, но сразу понял, что это хороший человек. Он не был похож на остальных, для них он был слишком умен и интеллигентен, и я попытался перетянуть его на свою сторону. Но он не поддался ни на какие уловки. — Либман покачал головой, вспомнив тот эпизод их встречи. — Я чувствовал, что он что-то скрывает, что-то очень важное, а так как я был сильно напуган, то стал даже подозревать, что его подослали ко мне с целью убийства. Когда я сидел за ужином с этими головорезами, то думал, что так оно и случится и мой труп закопают где-нибудь в диких прериях. — Он чуть было не рассмеялся, но потом спохватился, вспомнив, что сейчас совсем не до смеха. — С летчиком из того лагеря я должен был ночью вернуться в Пэрриш, и мне оставалось только закрыть глаза и молиться. Когда самолет приземлился, я поверил в Бога. Ведь лишь по милости Всевышнего мне удалось вырваться оттуда.
Либману задали вопрос о самом лагере.
— О, они устроили для меня хорошенькое шоу. В моем репортаже я рассказывал об этом, но пришлось смягчить краски. А глядя тогда на Меррита и других парней из этого лагеря, я сразу понял, что они там не в игрушки играют. Они просто фанатики и готовы убить кого угодно.
В течение трех дней прочесали все горы и в конце концов нашли каменный дом. С большим трудом, но полицейский самолет удалось посадить, и дом тщательно обыскали.
Шеф полиции Баннистер дал интервью журналистам.
— Насколько нам удалось выяснить, дом используется для отдыха звероловами. Он находится на земле ранчо Хаскинсов. Нет никаких доказательств того, что в этом районе базировался какой-нибудь лагерь.
Похоже, Баннистер не был этим слишком обрадован. Он понимал, что в глазах журналистов он выглядел бы намного лучше, найди полиция лагерь коммандос и прими она участие в его ликвидации. Но там не было никакого лагеря, и Баннистер вообще сомневался в существовании чего-то подобного. Однако он поклялся продолжить расследование. Попытки разыскать летчика, который доставил в лагерь Маршалла Либмана, также закончились неудачей: авиакомпания, которой принадлежал самолет, не располагала никакими сведениями об этом странном летчике, а тот рейс, когда пассажиром самолета был корреспондент «Вашингтон таймс», вообще не регистрировался.
Бобби Лоример, казалось, заболел от напряжения, когда пришлось опять встретиться с журналистской братией.
— Если имел место какой-то заговор, мы его раскроем, — охрипшим голосом уговаривал он журналистов. — Очевидно, что в этом деле есть много неясного. Мы потрясем как следует владельцев этой авиакомпании, еще раз попытаемся отыскать улики в том каменном доме. Мы сделаем все возможное. Но я должен сказать вам, ребята, что если нашелся такой ловкач и смельчак, чтобы пробраться в тренировочный лагерь боевиков и выжить там, то и они наверняка столь же ловки и решительны, чтобы быстро свернуть лагерь и уничтожить все улики.
Через два дня ажиотаж спал, и другие горячие новости заслонили смерть Гейба Меррита. «Ньюс уорлд», как и «Вашингтон таймс», конечно, продолжал и собственное расследование, но «Американский дневник», который существовал на деньги от рекламы и на выплаты от кабельного телевидения, быстро отказался от репортажей о гибели Гейба Меррита и вернулся к игривым интервью со специалистами по диете и по упражнениям для увеличения объема груди.
Сэнди Меррит взяла отпуск.
Смерть как-то незаметно поселилась в другом каменном доме, в старом доме в Вестчестере, где жили Сэнди и Гейб Меррит. После того как разлагающееся тело Гейба в цинковом гробу переправили в Нью-Йорк, горячее негодование техасцев, вызванное этой кровавой историей, ослабло и остыло, начался интеллигентный траур.
Сэнди в смятении перерыла весь шкаф с вещами Гейба, чтобы как-то прикрыть обезображенный труп мужа. После чего местный гробовщик уложил тело Гейба в лакированный ящик розового дерева.
Сэнди прилетела в Нью-Йорк за день до отправки туда останков Гейба. Дома ее уже ждали друзья. Прекрасные люди, они все сделали: в квартире было чисто и тепло, кофе и еда были приготовлены. Они встретили в аэропорту родителей Сэнди и устроили их в спальне для гостей, они привезли из Фалмута больного артритом деда Сэнди. Они заранее договорились с похоронным бюро, и Сэнди оставалось только сделать последние распоряжения.
Теперь они, поглядывая друг на друга, сожалели о смерти Гейба, этого веселого горячего парня, который пил и беседовал с ними, плескался в их бассейнах, жарил на углях мясо на пикниках, сидел рядом с ними в освещенных свечами ресторанах и, бывало, заливал красным вином свою бородку. Он и теперь был с ними, но он был мертв. А в окна стучали ветвями зимние клены.
