Картошка и пастернак уже тушатся. Неотвратимо приближается момент, когда микроволны доведут до кондиции индюшку. Морин очень смущает отсутствие запаха, аромата поджаристой корочки; видимо, плотно прилегающая дверца не пропускает запахов. Слышится все то же мягкое равномерное гудение, но Морин оно кажется зловещим. А вот запах картошки и пастернака из духовки становится все ощутимей. Горошек и капуста уже в кастрюльках, осталось только поставить на конфорку, Роберт швыряет в кастрюлю последние кочешки. Морин смотрит на часы, стоящие на холодильнике, потом на таймер микроволновки. Вроде бы все идет по плану. Роберт замечает тревогу на ее лице.
— Мам, не переживай. Все будет нормально.
— Да-да. Успокойся, Мо, — говорит Лоррейн. — Давай-ка я разложу хлопушки[57].
Морин наливает себе второй бокал "Шерри-бренди". Вообще-то она не хотела смешивать его с триптофаном, который она регулярно принимает, все-таки транквилизатор. Но сегодня Рождество, сегодня все можно. Да, нервы у нее что-то здорово расшалились. Ей не верится, что индюшка получится нормальной, потому что в глубине души она не верит, что муж сделал все как надо. Именно поэтому ей потребовался второй бокал. Заодно можно и покурить, она так редко себе это позволяет. К духоте и жару прибавляется дым от ее сигареты. На Морин вдруг накатывает жуткая усталость.
Проходит еще двадцать минут, прежде чем Морин, собравшись с силами, раздвигает пестрые пластиковые полоски, заменяющие кухонную дверь, и оперным речитативом объявляет:
— Все к столу!
Уже расставлены мисочки с горячими, дымящимися овощами: брюссельская капуста, морковка, горошек, пастернак, картошка. Чарли садится во главе стола, стул Морин стоит с другой стороны, напротив. Томми усаживается рядом с Лоррейн и начинает оглаживать ее ляжку широкими размеренными движениями. Его физиономия, багровая от выпивки и возбуждения, багровеет еще больше от нагрянувшей эрекции. Чарли от волнения роняет свою рождественскую хлопушку, так как уверен, что скоро Том доберется до трусиков Лоррейн и начнет ее щупать. Чарли чувствует ощутимый укол зависти. Чтобы как-то отвлечься, он встает, решив помочь Морин. Лоррейн расстегнула три верхние пуговки, так что стала видна ложбинка между грудей, соблазнительно поблескивающая… Роберт сидит напротив Томми и Лоррейн, потягивая виски "Карлинг блэк лейбл". Глаза его устремлены на ложбинку Лоррейн. Все ждут главное блюдо, индюшку.
Чарли бредет на кухню. Там Морин с каменным лицом смотрит на извлеченную птицу. От нее поднимается пар, кожица слегка потемневшая, но не поджаристая. Однако выглядит индюшка нормально, только аромата почти не чувствуется и он не такой уж соблазнительный.
— Я же сказал, что ты зря нервничаешь, — говорит Чарли, обнимая жену за талию. Ему хочется, чтобы она простила его за тот эпизод с телефоном.
— Надеюсь, что ты прав, — отвечает Морин, голос ее дрожит.
Она с каким-то отчаяньем вонзает в индюшечий бок большую вилку для разделки. Чарли вздрагивает.
Из бока течет сок. Он прозрачный, и у Морин отлегает от сердца. Она кивком велит Чарли нести ее на стол, а сама ставит на сервировочный передвижной столик стопку нагретых тарелок. Это ее лучший сервиз "Авалон"[58], расписанный крупными оранжевыми и желтыми цветами.
Чарли торжественно вносит в столовую блюдо с огромной, но несколько анемичной индюшкой. Он ставит блюдо в самую середку. Приходит Морин, несколько взбудораженная, но на губах ее счастливая улыбка. Оказывается, смешивать алкоголь с транквилизаторами очень даже хорошо, что бы там ни говорили врачи.
— Потрясающе. Всего за двадцать минут, — говорит Чарли.
— Какая, ты сказал, м-модель? — слегка запинаясь, спрашивает Томми. Они с Чарли успели уже хорошенько промочить горло.
— "Креда" сорок — сто тридцать один.
— Т-тебе надо б-было посмотреть японские. Д-да, японские.
Груди Лоррейн вот-вот сорвут петлю с четвертой пуговки. У Роберта слегка отвисает челюсть.
Чарли кивает, пытаясь взять себя в руки.
— "Мицубиси". Они с автоматической системой регулирования, — объясняет Томми.
— Значит, ты опять на три лунки обскакал. Трус не играет в гольф, — ввертывает Роберт, он же Рыжик.
Томми пропускает эту реплику мимо ушей.
— Напрасно смеешься. Автоматика необходима. Чтобы никаких сюрпризов.
— Выглядит аппетитно, — говорит Роберт, не отрывая взгляда от ложбинки Лоррейн.
— Очень славная и сочная, — говорит Лоррейн, пристально посмотрев на Роберта.
— Бледноватая, — сокрушается Морин, — Хотелось, чтобы с корочкой.
— Просто принципиально другой способ, — успокаивает Чарли. — Микроволновки почти не изменяют цвет продукта.
— Ну ладно, нельзя судить о книге только по обложке, — говорит Лоррейн.
— Чарли, а ты уверен, что пташечка мертвая? — говорит Томми, изобразив волчий оскал, то есть улыбнувшись. — У нее такой видок, будто она сейчас вскочит и даст деру.
Лоррейн медленно облизывает губы. Роберт роняет свой нож. Чарли старается ничего этого не замечать, полностью сосредоточиться на разделывании индюшки, Морин раздает тарелки, чтобы гости могли наложить себе овощей. Нож для разделки у Чарли электрический, поэтому все разговоры из-за шума прекращаются. На блюдо падают срезанные куски мяса. Чарли уверен, что индюшка его не подведет, хотя могла бы, конечно, выглядеть поаппетитнее. Ладно, главное, что все сделано строго по инструкции.
И вот уже от индюшки остается только остов. Все по очереди передают Чарли тарелки, и он кладет на каждую по куску. Пока не наполнены все тарелки, никто не приступает к трапезе. Морин наконец тоже усаживается. Все наливают себе белое "Вино Верде".
— Перед тем как мы приступим, — говорит Чарли, — позвольте произнести тост в честь Морин, приготовившей нам это чудесное угощенье.
— Морин!
— За тебя, Морин!
— Мам, за тебя!
Морин вспыхивает.
— Скорее ешьте. Пока не остыло.
Первым пробует индюшку Роберт. Его лицо вдруг каменеет и становится совершенно непроницаемым. Морин тоже кладет в рот кусочек, но едва не выплевывает — очень горячо. Но странное дело, сверху мясо горячее, а внутри — холодное. Оно одновременно и передержано и недодержано. Часть куска горячая, часть — абсолютно холодная. А главное — мясо очень жесткое, его почти невозможно жевать. Морин пытается не выдать своего разочарования.
— Это… — начинает Роберт и тут же замолкает, беспомощно глядя на дядю.
Томми старательно пытается жевать. Он ободряюще кивает Морин, но выдавить из себя фальшивую похвалу он не в состоянии.
— Это ужасно, — бормочет Морин.
— Ничего подобного, — говорит Чарли, жестоко сожалея о том, что решил сэкономить тридцать фунтов и не купил печь с автоматической настройкой. Он отрезает большой кусок от грудки и демонстративно запихивает его В рот. И сразу убеждается в том, что мясо несъедобно, но изображает довольную улыбку.
— Потрясающе. В обыкновенной духовке мясо никогда не получается таким сочным.
Лоррейн молчит, но достаточно и того, что она вообще не прикасается к своему куску. Морин отпивает большой глоток вина и придает своему лицу выражение веселой бесшабашности.
— Нет-нет. Это ужасно. Я сейчас.
Она убегает в кухню, возвращается с пластмассовой миской и начинает складывать туда куски индюшатины, отлепляя их от тарелок.
Чарли смертельно оскорблен.
— Господи боже мой, Морин… говорю же тебе, все отлично. Не смей трогать мою тарелку.
— Прекрати, Чарли, давай ее сюда.
— Нет. Это прекрасная печь, и она прекрасно работает. И стоит целых двести пятьдесят фунтов.
— Пап, цена еще ничего не значит.
Роберт протягивает Морин свою тарелку. Томми и Лоррейн следуют его примеру.
— Это лучшая рождественская индейка в моей жизни, — упорствует Чарли, запихивая в рот очередной кусок.
Морин возвращается на кухню. Там она останавливается и делает несколько глубоких вдохов. Из-за этой проклятой индюшки праздник безнадежно испорчен, но транквилизаторы помогают ей сохранить остатки душевного равновесия. Только она совершенно не представляет, что же делать дальше. И тут в дверном проеме возникает Томми. Он обнимает Морин, притискивая к своему огромному телу.
— Не переживай, Мо. Было бы из-за чего! Подумаешь, жратва. Ты не виновата. Тебе нужна такая печка, чтобы регулировала эти хреновы волны… не бери в голову! Знаешь, я кое-что придумал. Тут поблизости есть один гребаный придурок, местный Ганди. Устроим рождественский ланч по-бомбейски!
— Я даже не знаю, Томми…
— Да ты не сомневайся. Ну что, действуем? Одной неприятностью больше, одной меньше, подумаешь! Я всегда смогу выкрутиться. Не хрена кукситься, выше нос! Томми все устроит в лучшем виде.
