– Хозяин! Высадка! – Крикнул десятник.
Редактор мужественно вылез из машины.
Нин, возвращавшаяся из дежурки, где сняла показатели температуры и влажности, заметила, что Энки пошире расставил ноги, чтобы встретить натиск любви.
– С орбиты вылетел отряд. – Мягко сказал Энлиль, обращаясь к Энки. – Скоро будут здесь.
Большущая тарелка пронеслась низко над ними, взметнув пыль. Зверь обругал её весело на бегу. Редактор поискал глазами десятника, но тот был занят тем, что жестами показывал Энки то, что и так понятно. Тарелка сядет за холмами в десяти ка-эм.
– Грузовичок подъедет через часик. – Поведал криком десятник, когда гул тарелки, унёсшейся и посигналившей переливом огней, стал стихать.
Зверь или кто это был, пронёсся мимо редактора, так что у того сильно стукнуло в груди сердце. Рык его, низкий и деликатный, из нутра груди, внезапно отключился.
Вдалеке возникший во главе группки граждан Амурри – совсем обнаглели – что-то говорил, изредка бросая затяжные взгляды в их сторону.
Сфинкс затормозил и обнял Энки за шею довольно бережно.
– Ну, мальчик. Только ты любишь Энки. Энки никто не любит, кроме тебя.
Нин слушала. Редактор решился приблизиться.
– Я назвал его в честь героя из сказки. – Оборачиваясь к редактору, сообщил Энки.
Огромный карий глаз посмотрел на редактора. Энлиль вспомнил тех, в клетке и вдруг отошёл. Десятник громко извинялся.
– Не знаю, хозяин, как дитё убежало.
Он страстно погрозил кулаком:
– Я тебе. Чего там с тобой сделается, тьфу, тьфу, тьфу, а мне, аккурат, голову оторвут.
Вокруг было тихо, жар сходил, как игрушечный бычок по линейке.
– Это какой у него по счёту? – Тихо спросил редактор, к своей безмерной радости вновь воссоединившийся с десятником за спиной Нин.
Десятник зло сопнул бугристым солнечным носом.
– Мы тут зверей хозяйских не считаем.
И он демонстративно отвернулся, грубым голосом ласково позвал Золотого и, когда тот приблизился, бросив Энки, – потрепал по ушам, взял за огромную лапу с четвернёй длинных аккуратно сложенных пальцев. Зверь с интересом умными глазами посмотрел на новенького. Уловив неприятие знакомых к нему, он явно пытался сам разобраться в происходящем.
Редактор смущённо пробормотал
– Просто, как нибириец… глаза…
Десятник невежливо хмыкнул.
– Аннунаки мы, господин.
Но явно смягчился.
Редактору ужасно захотелось расспросить по поводу этого манифестационного заявления, которое он уже не раз слышал в колонии – виноват, на Эриду, от местных…
Ему даже сказали однажды:
– Нибирийцы, милсдарь, тамочки остались. Мы – аннунаки.
Но редактор желание сдержал, уловив, что отношения могут наладиться, благодаря этому странному жутковатому животному, которое старый пёс-десятник, очевидно, считал священным, так как зверь был «хозяйский». Золотой тем временем приветливее посмотрел на редактора и тот слабо пробормотал:
– Привет.
Золотой сделал мордой необычное движение.
«Абу-Решит, упаси», мелькнуло у бедного шишмака, «Да он кивнул… Он кивнул мне!»
Золотой снова кинулся к Энки, подбежал на четырёх и, вздёрнув мощное тело, выпрямился, щедро обхватил лапой за плечи. Энки от богатырского объятия слегка пошатнулся. Редактор поёжился. Энки сир Ану был ниби… аннунак атлетического сложения, о его физической силе, как говорится, слагали легенды. Что будет, ежли эта махина настроится не так душевно…
И похолодел, – Энки и его лапик – оба – обернулись и внимательно посмотрели на редактора. Тот неуверенно улыбнулся и осторожно помахал слипшимися пальцами.
Что значит это – «мы аннунаки»?
Уж не почудилась ли редактору в этом тень вызова.
Но сир Ану всё знает – всё, что творится здесь. Это редактор уж точно понял из того разговорца, который состоялся перед отлётом.
Нет, лично сир не присутствовал. Это правда. Но был нибириец, который сказал:
– Не беспокойтесь. Чтобы вы там не увидели, не удивляйтесь и, – с улыбкой, – не пугайтесь. Ничего без ведома сира Ану не сделается. Господин главком и господин управитель территорий нибирийцы разумные. У нас, сударь, монархия просвещённая, не забывайте.
И впрямь, как тут забыть, когда велели выбросить старые подшивки, где отчёты о массовых процессах. Действительно, к чему такая бяка в просвещённой-то монархии.
Но сказано – не удивляться, мы удивляться и не будем.
Глупые мы, что ли.
Глава колонии его не узнал. Или притворился? Встреча смутила. Сир Энки, вроде как высеченный из смуглого камня, но живой, как весенняя река, понравился ему.
Развороченная пустошь, саркофаги взорванных скал. Толпы полуголых рабочих. У всех какие-то особенные зубы на зачернённых лицах. От этого редактор особенно вздрагивал и… удивлялся.
Чёрная кожа – признак принадлежности к самому священному из родов Нибиру. А здесь – толпа и все…
Но уж, конечно, о чём написать, скрыв своё удивление, надеется, и вполне – Искренне Ваш, с пожеланиями и проч.
Масштаб трудов изумил и наполнил благоговением ко всему привыкшего редактора. Притом какая-то первозданность всех видов мускульных работ.
Обилие поджаренной, почти совершенной плоти. Он оттянул лацкан пиджака. Эти аннунаки с лопатами…
Энки легонько отпихнул морду Золотого и, переведя взгляд, сказал Нин:
– А знаешь, брат похож на леану. Да, да.
Нин всхохотнула, пригляделась.
– Эти волосы над воротом мундира, отчаяние оттого, что его не понимают с первого слова… да, Сушка, ты ведь переживаешь, когда папа сразу тебя не понимает… ну, ну. Тсс, у меня полон рот волос будет… а глаза с носом размещены этак. Глубина этакая в подглазьях. Вылитый леану. Сушка, а ну.
И он зажал лик зверя в руках, и тот замер, глядя Энки в глаза. Энки сказал убеждённо:
– Да, я не ошибся. Дядя Энлиль похож на тебя, малыш.
Энки звучно чомкнул Сфинкса в бархатный, благородно прямой нос, и тот фыркнул, приподнял губу и сдержанно порычал.
Энки, радостно рассмеявшись, отпустил его.
Десятнику Энки укоризненно сказал:
– Ты, брат, меня не бережёшь. Разрешаешь Сушке без спросу бегать. А тут редактор ходит. Не ровён час. А про меня в новостях потом скажут.
Редактор пугливо бодрился.
Энлиль мрачно успокоил:
– Сказали уже.
Нин нахмурилась.
– Это не шутки. Что там?
Энлиль очень и очень неохотно, поглядывая на сестру, которая, хоть и делает чудищ, а всё же он слишком любит её, чтобы тревожить, признался:
– Что тут нарушены права нибирийца. Что у нас рабство процветает. И что, не пора ли общественности взять под контроль действия некомпетентных, но облечённых непомерной властью лиц.
Энки так разозлился, что на удивление спокойно сказал:
– Пущай возьмут. И держат. Пока не отряхнутся. Я им…
Энлиль одёрнул его взглядом. Нин, ради которой он беспокоился о цензурности речи, ничего не расслышала – она очень расстроилась и теперь испуганно смотрела на братьев. У Энлиля защемило сердце – девочку нашу младшую напугали, тупицы. Ну, я им…
У Энки, и взгляда на сестру не бросившего, вырвался из грудей яростный вопль:
– Сволочи! Мы тут корячимся. Я все ручки избил. Сестра вон… эвон… трудится. Ты… ну, тоже там чего-то делаешь. А они! Бездельники в голову женатые!
Сфинкс вспомнил о чём-то, это было видно по его физиономии, оттолкнул Энки и зарысил по взгорку, откуда пришёл Энлиль. Энки выругал его вполне литературно и, удерживая равновесие, оказался носом к редактору. Тот сделал пару шагов в сторону. Энки извинился. Десятник успокоительно прохрипел:
– Пригляжу.
И одним глазом удерживая стремившегося превратиться в золотую точку Сфинкса, а другим редактора, состроил свирепую рожу, доставшуюся подоспевшему под несчастливой звездой к месту беседы инженеру.
Десятник ввалился в пляжную машину, куда успел взглядом вогнать редактора, и укатил.
Прения прервал шумок с той стороны посёлка. Так выразился юный рабочий из службы оповещения, которого изловил Энлиль. Парень сказал, пряча глаза:
– Шумок там, сир.
Энки побарабанил пальцами по своей груди.
– У тебя по части семантики, юноша, пробел. Это – гармидер.
– Что у них ещё… – Сказал Энлиль. – А ну, куратор территорий, покурируй.
Они пошли, и Нин, которую без толку было умолять уехать, – с ними. По дороге, обходя столовую и службы по аллее между лихо подстрижеными красными кустами, узнали подробности от того же симпатичного статиста, которому было велено найти десятника Силыча, «чтоб разобрался».
– Кто-то из рабочих орет, что во всём виноваты выходцы из Остерлэнда. Дескать, у них руки не с того места… виноват, сир, сир, леди, приделаны. Низшая раса и прочее.
Он замолчал и посмотрел в сторону, куда смотрели сиры и леди. Энки опередил всех, но остановился. Нин смотрела на Энлиля.
