– Это точно, тот самый, кто оторвал голову проклятому убийце девушек в Бурсе. Я видел эту казнь. Я видел этого палача. Это лицо, это тело невозможно забыть. О, Аллах! О, Аллах! Если он сожжен, то кого Аллах к нам вернул? – визгливо запричитал третий.
– Кого вернул Аллах? Кого?! Кто это? Кто? – пронеслось по рядам, и стройная лава расстроилась, сбиваясь в испуганные группки.
– Молчать! Трусы! Я именем Аллаха поклялся, что видел смерть Шайтан-бея. Я уверен в этом. Кому как не начальнику тайной службы знать об этом. Этот Гудо… Этот «синий шайтан» испепелен! А этот… Это самозванец! Я зарублю его собственной рукой!
И Даут погнал своего великолепного скакуна на то, что уже пугало и его самого.
Внезапно выступивший пот залил глаза. Почему то стало трудно дышать. От страшного волнения, не попадая в такт скачущего жеребца, Даут с огромным трудом держался в седле. Но рука его была тверда, как и булат его дамасского меча.
С каждым ударом копыта коня Даут приближался к ненавистному самозванцу, к тому, кто грозился этот приятный и обнадеживающий день сделать печальным и бесполезным. Приближался и все более изумлялся. Этот человек в синих одеждах так был внешне похож на Гудо, что при других обстоятельствах мог бы посеять обильные зерна сомнения у невероятно уверенного в его смерти Даута. Но не сейчас, когда за ним наблюдает тысяча бесподобных гази. А их глазами сам владыка Орхан-бей.
– Умри самозванец! Умри жалкое подобие! – поднимаясь в стременах, и высоко занеся меч, воскликнул бывший начальник тайной службы.
Уверенный удар опытного воина должен был отсечь голову и левое плечо самозванца. Но произошло что-то невероятное. Находящееся под ударом тело вдруг растворилось в воздухе, а сам Даут почувствовал, как из-под него выдергивают седло. Только мастерство старого воина позволило ему вовремя освободиться от стремян, и вот уже, закручиваясь в плаще и больно сдавливаясь своими же доспехами, несчастный бывший тайный пес Орхан-бея покатился по выжженной солнцем траве.
Сколько Даут приходил в себя, мог сказать только Аллах. Вначале он услышал, а потом увидел, как мучается его великолепный конь. Лежа на боку, жеребец подтягивал под себя перебитые передние ноги и беспрерывно и жалостливо ржал. А в нескольких шагах от несчастного Даута, опершись на огромную дубовую палицу, в непонятном ожидании, стоял сам дьявол в синей одежде Гудо.
– Даут, – кажется, сам в изумлении произнес этот дьявол, и почему то радостно добавил: – Сам Господь послал тебя ко мне. Вот это милость Всевышнего!
Эта сатанинская радость вскипятила кровь и (слава Аллаху) придала сил. Даут тут же вскочил на ноги и бросился к лежащему в нескольких шагах мечу.
– Остановись, Даут! Ты не можешь не узнать меня. Это же я – Гудо.
– Гудо сожгли на ипподроме Константинополя. Клянусь Аллахом. Я сам это видел. Собственными глазами. И ты отправляйся за ним в преисподнюю! – взревел Даут и бросился с мечом на это синее чудовище.
Но боя не произошло. Ловко выкрутив пойманную руку с мечом, а потом, повернув нападавшего спиной к себе, синий шайтан поднес к его глазам свой огромный кулак.
– Этого ты не можешь не узнать.
Сказал и тут же отпустил Даута.
– Как? Что это? Не может быть? Неужели? – ошеломленно уставился на протянутую руку Даут и тут же обессиленно опустился на колени, притянув их к лицу…
– Это же…
– Да, Даут. Это перстень Мурада. Ты не можешь его не узнать. Ты сам вернул мне бархатный мешочек, что дала мне Кэтрин на прощание. В нем и был этот золотой перстень с бесценными камнями. Сам Сулейман-паша сказал мне на пристани Цимпе, что это знаменитый перстень с указательного пальца его брата Мурада.
– Это один из перстней Фатимы, четвертой дочери пророка. Сам Мухаммед снял его со своего указательного пальца и подарил любимому чаду в день ее свадьбы с Али* (Али ибн Абу Талиб, двоюродный брат, зять и сподвижник Мухаммеда. По преданию, его имя основано на одном из 99 имён Аллаха – «Аль Алий» (высочайший)), – задыхаясь от волнения, сказал Даут и подобострастно припал устами к великой реликвии. – Ни что более так не оберегает человека, как этот перстень. Его дарят от великой любви, или от величайшей благодарности. Мурад отдал свое самое большое богатство, самому большому своему счастью. Та, которую ты знал, как Кэтрин, уже отблагодарила Мурада сыном. Этому ребенку суждено стать султаном османов и повелителем мира. Я это точно знаю.
Гудо счастливо улыбнулся:
– Кэтрин отблагодарила и меня. Я спас ее честь и жизнь. Она спасла мою.
И тут же он удивленно спросил:
– А что с войском?
С трудом поднявшись на ноги, Даут криво усмехнулся:
– Не каждый может выдержать того, что начальник тайной службы признает и целует руку человеку, которого Аллах пожелал вернуть на землю. Даже Шайтан-бею. Много страхов в головах не очень то и просвещенных осман. Страх и суеверие прогнало бесподобных гази. Ох, и разговоров начнется… Что теперь об этом скажет великий Орхан-бей?..
– За тот год, что я провел среди османов, я не заметил многих страхов в их головах, – вздохнул Гудо.
– Нет. Нет! Я не о тех страхах. В походе, в опасностях, в боях, да и в повседневной жизни османы не ведают страха. А есть и другое. Джины, шайтаны, сглаз, различные верования в потусторонние силы. Это все для тех, кто не умеет мыслить и читать. Они только слушают и проникаются этим. Религиозная безграмотность является обильной почвой для возникновения различных искажений, распространения глупых, нелепых представлений и лживых идей. А еще тайные средства познания, или достижения каких либо целей. Это уже для просвещенных…
Даут почувствовал, как вдохновение вдруг наполнило всю его сущность. Аллах предоставил ему уникальный шанс не только вернуть все утраченное, но и превзойти то, что было до последней неудачи достигнуто. Этот «синий шайтан» вдруг превратился из злого гения, мучавшего его мозг и тело в спасительную панацею, возвращающую и смысл жизни, и саму душу.
Только следовало все правильно понять, обдумать и принять решение. А пока хотелось говорить и говорить…
Вот только этого его бывший «синий пес» не позволил.
– Нужно спешить, пока паши не вправили мозги своим воинам. Эти просвещенные знают свой воинский долг и не отступят. Пойдем к тем горам…
Гудо указал рукой на восток. Но это было приглашение отнюдь не для Даута. Смирно стоящий в десяти шагах юноша в синем плаще, повинуясь, кивнул головой и тут же поспешил вослед уже шагающему Гудо.
– Нет же мой друг, – едва не рассмеялся Даут. – Ты верно сказал. Очень скоро войско остановится и вернется. Конечно, не каждый день Аллах возвращает на землю мертвецов. Никто из них такого еще не пережил. А тут увидеть собственными глазами того, кого многие, в том числе и я, видели сожженным до серого пепла. Но я смогу… Слышишь! Я смогу им все объяснить. Да куда же ты? Пошли к войску. Они тебя помнят и любят. А теперь еще… Ты же воскрес из мертвых. Ты для них любимец Аллаха…
Гудо и его послушный юноша даже не оглянулись.
– О, Аллах! – поднял руки в отчаянии Даут.
Его ступенька возвращающей лестницы стремительно удалялась. Да какая ступенька. Целых десять… Двадцать… А может быть и последняя… Последняя перед новой лестницей, которая вознесет до самых вершин… Вот только…
– Эх! – тяжело вздохнул Даут, и направился к своему великолепному коню. Коротко помолился и вонзил меч в его горло.
На предсмертное ржание коня те двое в синих плащах остановилась и оглянулась.
– Если бы только знал, мой дорогой друг Гуда, какого коня ты погубил своей дубиной, – с сожалением сказал догнавший их бывший начальник тайной службы.
– Редкий конь, – кивнул головой Гудо и посмотрел на стены икоса: – Надеюсь, они успеют все уйти, пока твои гази вернутся. Я слышал, сербская крепость Серра крепкая. Отсидятся, если что.
– Ты бы мог им всем помочь. Нужно только вернутся к войску, – не оставил своих попыток Даут.
– Я не Господь, и не наделен чудодейственной силой спасти многих. Я только человек, способный и желающий помочь немногим… И прежде всего тем, кто дорог моему сердцу. Это мой путь.
– Постой, постой… – забежал вперед Даут.
Но никакие увещания, обещания и доводы не остановили Гудо и его юношу.
Лишь достигнув лесов, начинающихся от подошвы горного хребта и убедившись, что войско все еще не вернулось, и никто не идет им вослед «господин в синих одеждах» облегченно выдохнул и провел рукой по мокрому лицу:
– Даут!..
Тот вздрогнул, увидев, как пристально посмотрел на него Гудо. Рука самопроизвольно легла на рукоять меча. На это «синий шайтан» лишь криво усмехнулся:
– Ты сам увязался за нами. Я не могу теперь тебя отпустить. Я не знаю почему, но так чувствую…
– Ты же не собрался меня убивать, – с дрожью в голосе спросил второй раз за день мгновенно вспотевший Даут.
