Вот с этим-то я хочу поздравить и нас всех здесь присутствующих и самого юбиляра!
Валентин РАСПУТИН
Дорогие друзья! Дорогой Володя!
Я поздравляю тебя тоже и хочу сказать, что я тебе завидую. Завидую твоей неутомимости, твоей пассионарности. Твоей работоспособности, которая выдержала всё буквально: несчастья, я имею в виду операции последнего времени, которые ничуть тебя не сбили ни с тропы твоей, ни с темпа. Если прежде ты в благополучные годы выпускал по одной только книжке, то когда начались операции, то ты выпускаешь по три, по четыре. Наслышан от очевидцев, что не успели тебе сделать операцию, как ты уже подвигаешь к себе ноутбук и начинаешь работать. Ну какой из русских писателей это может ещё, кроме нашего Володи. Но если и есть ещё кто-то, то, по крайней мере, обнаружить таковых ещё никто не смог. Конечно, операция — это дело серьёзное, сложное. Я, прошедший ни через одну операцию, правда, на сердце операций у меня не было, знаю, насколько это опасно, и в какое негодное состояние это может привести человека. И слава Богу, что этого не произошло с тобой. Одну из своих операций я пережил в 1966 году, сорок лет назад, в Красноярске. Когда очнулся, вижу — капельница стоит, банка рядом, из которой кровь переливали. Я скосил глаза, смотрю — фамилия донора. Нерусская. И затревожился. Думаю, как же я теперь писать-то буду. И не повредит ли это мне, русскому человеку. А к тому времени у меня хоть две маленьких книжечки, но всё-таки вышли. Ну слава Богу, обошлось. Тут всё было в порядке. А тебе где-то делали операцию, во Франции, что ли? И мне показалось после этого, что тебе влили тоже какой-то нерусской, либеральной крови немножко. Почему я так считал? Потому что после этого начались твои статьи, в которых ты и некоторых либеральных писателей незаслуженно, как мне казалось, нахваливал. Меня это насторожило, но для начала я нашёл именно такое объяснение — с переливанием крови связанное. Ничего в этом плохого нет, разумеется. Тут уже многие из выступающих как раз и отмечали, что ничего в этом плохого нет — это просто от широты нашей души. И вот если бы так, если бы и у наших оппонентов душа тоже была пошире — это было бы совсем хорошо. Вот здесь говорили — замечательный критик, талантливый критик. Разумеется, это так. Поэтому сегодняшний вечер и вылился в такой разговор больше ни о тебе, а о России. И как это ни парадоксально, но это как раз и подтверждает все прекрасные эпитеты, произнесённые здесь сегодня о тебе как критике. Мне хотелось бы продолжить, конечно же, этот разговор о России, но мы пришли-то сюда не только за этим. Всё-таки говорить о Володе. Он не только критик. Замечательный критик. Все его работы — это уже по времени работы нового века: и "Белый лик патриотизма", и "Красный лик…", и "Серебряный век простонародья". Критик, исследователь, но при этом ещё и публицист. Удивительный совершенно публицист. Он ведь и в девяностые годы ездил по всему миру, провёл и записал беседы с тем же Григорием Климовым, с тем же Олегом Красовским, издателем журнала "Вече", замечательным человеком. Это для нас было как глоток свежего воздуха. Эти люди ведь тоже патриоты. И это очень важно для нас. Сегодняшний вечер показал, что десять лет тому назад ты был действительно прав. Мы тогда собрались на один из трёх твоих юбилейных вечеров — вот как широко, хорошо праздновал ты своё пятидесятилетие. И прав вот в чём был тогда — в том, что есть на твоих вечерах о чём поговорить. И о тебе, и о России… Видишь, времени явно недостаёт.
Я желаю тебе, Володя, здоровья в первую очередь. Ведь это очень важно. И уверен, что через десять лет в этом зале или где-то ещё будет следующий твой юбилей, непременно, и на нём также будет о чём нам поговорить. Поэтому, даже если не всем нам удастся дожить до него, то ты уж, как юбиляр, непременно должен быть на нём!
Сергей ЕСИН
Я с грустью смотрел, как исчезали тезисы каких-то моих наблюдений и соображений по поводу сегодняшнего чествования. И опускаю большое количество того, что хотелось бы сказать. А хотел бы добавить вот что. За последнее время, смотря в телевизор, заглядывая в интернет, всё время жду, что может быть кто-то из наших очень занятых людей, которые ездят в бронированных автомобилях и читают Ключевского, подпишут, наконец, некий Указ о награждении Владимира Григорьевича Бондаренко орденом. Поняв, что этого вряд ли дождёшься, мы решили исправить эту ошибку и, представляя здесь Фонд замечательного человека Виктора Сергеевича Розова, награждаем Бондаренко медалью имени Розова. Но это не всё. От имени Академии проблем безопасности и правопорядка Владимир Бондаренко награждается также премией имени Ломоносова.
Юбилей — вещь очень трудная. Выслушать столько добрых слов — это тяжело. Понимаешь, что идёт какой-то иной уровень, начинаешь сам себя критически переоценивать. Тем не менее, такие юбилеи — вещь необходимая. Потому что только таким образом и возникают имена и возникает некое мифологическое сознание по поводу той или иной фигуры, без которой в литературе нечего делать. Я вот думал, за что мы сегодня все пришли к Владимиру Бондаренко? Почему пришли поздравить этого замечательного, выдающегося в русской литературе и культуре человека? И для себя сделал такой небольшой, очень короткий, практически из двух пунктов, список.
Для меня очень важно — уметь не предавать. Я помню это замечательное время, когда крупные писатели перемещались из лагеря в лагерь, когда знаменитые профессора, получившие всё в полной мере от советской власти, недобрым словом её же в тесных кулуарах и поминали, но мантии своей при этом не снимая, в знак протеста, предположим. Но были и другие люди. И как мы видим из истории, они оказались правы. Некоторые из них сидят теперь здесь. Это те, которые выражали свой протест, своё несогласие открыто. Открыто говорил Поляков, говорил Распутин, и говорило ещё несколько человек, но их было мало. И к этому малому количеству людей относился и Владимир Бондаренко. И я хотел бы сегодня сказать этим людям искренние слова признательности. Потому что они первые встали, и нас за собой повели.
Второй пункт моего небольшого списка я бы начал вот с чего: вы обратили внимание, что за последнее время говорящих значительно больше, чем желающих их слушать, и пишущих значительно больше, чем желающих их читать. На самом деле писателей совсем немного, а критиков, совершенно справедливо сказал Володя, — единицы. Всё остальное — или журналистика, притворяющаяся писательством, или бумагомарание, притворяющееся критикой. У Володи есть один дар, в результате которого появилась его прекрасная многотомная литература о сегодняшних днях нашей русской литературы и жизни. Он обладает редким умением слушать. Он слушает автора, внимательным образом записывает его, а потом возникает нечто такое, что и сам автор, читая, удивляется — ишь ты, как получилось! Мы вот с ним как-то беседовали о литературе и жизни. Я даже так лениво говорил, а он записывал. И вот из этого у него получилась такая полоса в газете, что моя жена — очень сильный критик, который меня недолюбливает, как и положено недолюбливать мужа, сказала: "Есин, а ведь это лучшее твоё выступление за последнее время!" На этом я и хотел бы закончить.
Володя, делай всегда беседы с нами так хорошо, чтобы мы потом хвалились: "А ведь это лучшее моё…"
Сергей ШАРГУНОВ
Поздравляю вас, дорогой Владимир Григорьевич!
Нашей дружбе уже лет пять где-то, я думаю. Владимир Бондаренко не только поражал меня своей широтой, о которой здесь уже много говорилось, но и тем редким качеством, которое называется бесстрашие. Очень многие писатели боятся, и поэтому одни сегодня убегают в коммерческую нишу, другие просто предпочитают заняться чистой филологией. Но очень редкая черта для писателя — пылать у всех на глазах. Это такое своеобразное самосожжение. А критик литературный сегодня — неистовый Бондаренко — один. Я думаю, то, что пишет Бондаренко, это, безусловно, нетленка. Поскольку то, что имеет отношение непосредственно к жизни, имеет отношение к той вызывающе убийственной действительности, с которой сталкиваемся мы все, — это и остаётся в веках, это и есть признак настоящей литературы, настоящего слова. Владимир Григорьевич, конечно, принимает разные таранные удары на себя, но ведь и вся русская литература сегодня не в чести. Сегодня мы очень много слышим о якобы патриотизме с телеканалов, из разных изданий. Даже недавно предложены были четыре грандиозных национальных проекта. Но какие могут быть проекты, если русский народ у нас сегодня вымирает на глазах. Сегодня русский народ, как снежная баба, которую поместили в тёплое помещение и вот она тает. И нет никого, кто бы вынес её на студёный воздух. Сегодня с одной стороны представители других наций теснят русских людей, с другой — аморальная культура уничтожает государство. И каждый из нас оказывается перед выбором — быть бесстрашным или отойти в сторонку. И на самом деле, есть что пожелать не только Владимиру Григорьевичу, но и новому поколению, поколению тех новых писателей, которых он постоянно щедро демонстрирует на страницах своей газеты, которых он постоянно привечает, пригревает, и которым есть чему учиться у него — учиться бесстрашию. Не нужно бояться скрещивать литературу и политику. И сегодня я вижу своей задачей в Союзе молодёжи "За Родину" — активно привлекать пишущих людей, людей искусства: поэтов, художников, философов. Тех людей, которые отстаивают родное слово. Потому что без этого не будет никакой России. Это — самое главное. И здесь я могу сказать спасибо Владимиру Григорьевичу Бондаренко за поддержку, которую он оказывает нам. И поэтому, как бы тяжело ни было в стране, какие бы тучи ни сгущались, русское утро грядёт, и, как скандируют часто молодые родинцы на своих акциях: "Мы разгоним силы мрака. Утро. Родина. Атака".
