Мало ли что в дороге случится? Оставайтесь, Иван Степанович, на зорьке и поедете.
— Что ж, разумно, — согласился Конев. — Предложение принимаю.
13
Величавый хвойный лес, побелённый понизу робким снежком, окаймлял трассу на Ржев. Сладким покоем, уже давно оставленным в горячке войны, веяло от древних сосен, на их верхушках играли заревые лучи.
Хотелось хоть как-то, хоть на минуту отвлечься от тяжести лихолетья.
Утро настраивало Чуранова на лирический лад. И он, весело взглянул на хозяина, пропел в вологодском духе:
Я не твержу: «Ой, что-то будет!» —залетке. И не прячу взгляд.И не гулять — так бабы судят,А и гулять — так говорят.Гуляю — сплетницам в отместку,На зорьке падаю в кровать…Коли бояться сильно треску,Так и в лесу не побывать.
Генерал оторвался от размышлений, тепло улыбнулся.
— А что, Николай, из частушек да прибауток, сколь ты знаешь, энциклопедию вполне соберёшь, я люблю почитать такое на досуге, — оживился он. — Вот войну закончим, записывай всё, издадим прямо в Вологде. А?
— Что вы, товарищ генерал! — Николай был польщён. — Я же самоучка. А в наших вологодских деревнях встречаются такие знатоки прибауток да бухтин, что я им и в подмётки не гожусь, начнут — не переговоришь, на всякий чих найдут присказку.
И Николай пропел:
Пошёл в овин яНа исходе дня,Там самогонка капаетИ радует меня!
— Не скромничай! — сказал Иван Степанович. — И у тебя целый короб частушек наберётся. Приказываю: давай начинай записывать со следующего дня.
— Слушаюсь, — ответил водитель.
Чуранов кивнул, хотел ещё что-то сказать, но не успел — прямо на колее зияла воронка от бомбы. Он стал её объезжать, такая же яма красовалась на обочине, из ямы торчали переломанные взрывом сосны, дальше — тоже воронки.
— Изверги! — не вытерпел Николай Чуранов. — Мало им людей, деревень, городов, так и лес взялись корёжить. Вон сколько поналомали!
— У них цель такая — оставить после себя пустыню, выжженную огнём, — поддержал разговор генерал, — для того и напали на Советский Союз.
Ближе к Ржеву они всё чаще встречали беженцев. Кто шёл пешком, кто ехал на подводах, в основном, женщины и дети. Кто-то вёл корову или лошадь, но их было мало. Большинство несло в руках узелки с нехитрой провизией и документами, а всё нажитое брошено было в Ржеве. Всякий теплил надежду, что беда временная, что он вернётся домой, а дом останется невредимым.
Когда прибыли в расположение частей, адъютант Конева быстро нашёл штаб 29-й армии, её командующий оказался на месте, что было очень кстати.
Генерал-лейтенант И.И. Масленников, широкоплечий, подстриженный под нуль, с хмурым лицом, сдержанно принял Конева, на что имел какие-то свои соображения, о них он предпочитал не распространяться. Во всяком случае, Масленников, как и некоторые другие командующие армиями, разделял мнение отдельных высоких лиц в Москве о вине Конева в трагедии под Вязьмой.
Генерал Масленников доложил заместителю командующего Западным фронтом о ситуации под Ржевом. Решительных мер против наступления врага армия не предпринимала. Это вызвало раздражение у Конева. Усилием воли Иван Степанович погасил гнев, готовый вырваться наружу, но недовольство просочилось в его словах.
— Три дня назад командующий фронтом передал вам приказ восстановить положение на Ржевском направлении, — напомнил генерал. — Вы получили приказ Жукова?
— Так точно, получил этот приказ, — подтвердил Масленников.
— Если получили, почему медлите? — удивился генерал. — Какие причины?
Иван Иванович принялся перечислять разные обстоятельства. Исподволь, ненавязчиво командующий 29-й армией пытался переложить ответственность за промедление на 31-ю армию, на её командующего генерал-майора Долматова; мол, она обязана была сдерживать фашистов, а не мы.
Конев с недоумением, раздражением и какой-то долей удивления разглядывал известного командарма, будто видел впервые, хотя они не однажды встречались.
О генерале И.И. Масленникове слагали легенды. Уже в 17 лет, после окончания министерского железнодорожного училища, он возглавлял отряды красногвардейцев в Красном Куте на Рязано-Уральской железной дороге и городе Астрахани на Волге. С тех пор и связал судьбу с Красной армией. Был специалистом по связи в полку, дивизии, начальником конных разведчиков.
Особенно прославился Масленников, когда перешёл в органы ОГПУ-НКВД и от их имени громил банды Утан-Бека, Ибрагим-Бека, Дурды-Мурты, которые не хотели признавать Советскую власть в Средней Азии.
Перехитрить хитрых басмачей — истинных мудрецов Востока, да к тому же разбить их наголову — на такое способен был далеко на каждый. Эти заслуги Ивана Масленникова оценили в Москве, его карьера в НКВД была успешной. Ему доверяли высокие должности в союзных республиках — Азербайджане и Белоруссии. С февраля 1933 года Масленников являлся заместителем наркома внутренних дел СССР, имел доверительные отношения с Лаврентием Павловичем Берией, а о всесилии Берии знали в СССР все.
В самом начале войны, не оставляя должности заместителя наркома внутренних дел СССР, Масленников около месяца командовал оперативной группой Западного фронта, ещё до прихода на пост командующего И.С. Конева, а затем возглавил 29-ю армию.
«Что же ты спасовал? — Ивана Степановича так и подмывало спросить Масленникова. — Ты же смелый, бил басмачей! Испугался фрицев? Или, может, надеешься на покровителя?».
Но он не спросил об этом.
Конев отогнал худые мысли. Он старался избегать осуждения коллег, если не имел на то веских оснований.
— Извини, Иван Иванович, — прервал он рассуждения командарма. — Времени у меня в обрез. Мой приказ для соединений 29-й армии такой, он одобрен штабом фронта.
Генерал Конев склонился над картой Ржева и его окрестностей.
— Силы вашей армии надо перегруппировать и нанести удар с запада в тыл немцам, которые наступают на Калинин, — пояснял он. — Вот этим маршрутом.
Конев показал на карте направление маршрута.
— Далее, перейдёте на южный берег Волги, вдоль берега на восток — необходимо ударить опять же в тыл группировки фашистов.
— А вы не допускаете, товарищ заместитель командующего фронтом, что немцы могут нас окружить? — неожиданно спросил Масленников. — Как раз вот на этом направлении?
Конев выпрямился, бросил гневный взгляд на командарма.
— Нет, я такого не допускаю! — отрезал Иван Степанович. — В район Торжка и Вышнего Волочка выдвигается оперативная группа генерала Ватутина с Северо-Западного фронта. Вы будете с ней взаимодействовать. Окружение исключено. Хватит, товарищ Масленников, окружений, пора уже нам самим окружать фашистов и громить.
Они взглянули друг на друга, какое-то время оба молчали.
— Задача вам поставлена, — сказал Конев. — Понятна задача?
— Так точно, товарищ генерал-полковник, — ответил Масленников. — Всё понятно.
— Тогда выполняйте приказ! — заключил Конев.
— Есть — выполнять приказ! — отчеканил командарм.
— Желаю успеха! — Конев пожал командарму руку.
Приехав в Калинин, Иван Степанович Конев послал донесение в Ставку Верховного Главнокомандующего: «Масленников начал наступление с рубежа Старица», но о результатах наступления генерал не сообщил.
ОтступлениеДа простит меня любезный читатель, но, я чувствую, что без очередного отступления не обойтись. И оно, на самом деле, необходимо.
Иные легко витийствуют о войне, сидя в уютном домашнем кабинете или в офисе. Они, даже напрягая воображение, никак не могут представить себе реальный солдатский окоп, удачный бой или вынужденное отступление, цинизм и глубину нравственного падения фашистов. Но, сочиняя что-то о войне, возмущаются «бездарными» русскими солдатами и офицерами и возносят кадило по поводу «талантов» фашистских полководцев.
Другие, утопая в глобальном комфорте, приятно рассуждают про то, что какой офицер, в каком бою был смел или наоборот — труслив. Даже среди них нашлись те, кто потребовал, чтобы Красная армия (спустя 70 лет!)… сдала фашистам Ленинград: мол, тогда меньше погибло бы людей в блокаду.
Ой, какие человеколюбивые россияне! Пожалели блокадников!
Увы, их жалость, напоминающая цинизм фашистов, не имеет никакого отношения к исторической Правде.
Историю, как знает всякий, нельзя повернуть вспять; нельзя к её событиям и фактам делать приставку «если бы».
Так какой же смысл отдавать врагу Ленинград задним числом?
И, наконец, из тьмы перестройки вышли третьи, самые многочисленные, их хлебом стало искажение той самой Правды, фальсификация событий Великой Отечественной войны. Они марают «чёрной краской» не только «сталинский режим», но и рядовых солдат, офицеров, ещё живых и уже мёртвых, которые и добыли Великую Победу.
