жутко заунывную песню про то, что дом наш теперь дорога да тюрьма. Я уверена на все сто, делает это специально.
Ветер звенит оконными рамами. Артур тянет грустный припев. Судя по взгляду, Джесс готов обложить его первоклассным матом, но продолжает молчать. Шон, притихший и затаившийся, собирает детали на место. Я откидываю одеяло и приподнимаюсь. Волосы на руках тут же встают дыбом от холода, и я пониже натягиваю рукава.
— С пробуждением, — Арт наконец замечает меня и спрыгнув с подоконника, шагает навстречу, раскинув руки. — Как ты, маленький шпион? Смотрю, неплохо втянулась в жизнь беглеца.
Я вымученно улыбаюсь:
— У меня были отличные учителя.
Рейвен бросает на меня настороженный взгляд и возвращается к своему занятию.
Хотя я понимаю, что теперь её присутствие в моей жизни неминуемо, все равно не могу избавиться от чувства, что что-то здесь не так. То, что она отдала Нику информацию, разоблачающую Коракс, не купит моего расположения и доверия. Возможно, я просто ревную, глядя на то, как легко она влилась в нашу компанию, но исключительно с благими намерениями. С такими, как Рей, надо держать ухо в остро.
Присев на корточки, Арт кладет руку мне на лоб, точно как мамы делают со своими детьми. — С тобой точно все в порядке?
Я киваю.
— Уверена? А то по твоему лицу не скажешь.
Я трогаю переносицу кончиками пальцев и морщусь. Хотя болит гораздо меньше, чем вчера. По крайней мере я снова могу дышать. Это ли не счастье?
Артур возвращается обратно и принимается постукивать ногой в такт своей песни. А я слушаю. Внимательно впитываю его интонации, пытаясь ухватить, чему он не выспавшийся, наверняка голодный и замерзший, как, впрочем, все мы, так радуется.
— И только пыль дорог в товарищи…
— Ты играешь или нет? — Рэйвен сдаёт карты по одной и, подняв тонкие черные брови, выжидающе смотрит на напарника, пока тот выпевает им же придуманный куплет.
— Слушай, ты умеешь молчать? — деланное спокойствие Джесса выдувает в трубу.
— А что? У тебя проблемы? — отвечает Арт, даже не оборачиваясь в его сторону, и поднимает в руки карты, словно веер. — Можешь завтра меня уволить.
— Арт… — упрекает его Шон с другого конца комнаты.
— А чё он сидит с таким похоронным видом? Тут и так холод собачий, еще и на его унылую мину любоваться. За детство по горло насмотрелись. Все-таки справедливость штука забавная, правда? Раньше ты нас изводил, а теперь я могу делать это одним лишь пением. Ну разве не прелестно? — ухмыляется Артур. — Предлагаю забить на субординацию, Джесс, раз уж ты все равно похерил карьеру.
Джесс молчит, не позволяя себе лишних эмоций. Глаза его как серый лед. Может быть, кто-то сумеет растопить этой айсберг однажды, но сейчас он явно дает понять, что переживания по поводу чужого мнения для него — бесполезная трата времени.
— Пропускаю, — Рэйвен слегка постукивает сложенными в стопку картами по подоконнику.
— Если уж я тебя даже в свой дневник записал, то это что-то да значит, — продолжает свою речь Арт, видимо, решив выплеснуть все, что накопилось. — Очень ты меня любил своими «Кавано опять…» А там нужное слово не сложно подставить. Хотя сдаётся, ты так относишься ко всем, кто близок Нику. Больше, чем ты, — уточняет он. — Что же не спас его единственный раз, когда был действительно нужен? До того, пока Максфилд всю душу из него не вытряс, а?
Джесс сосредоточенно затягивается и выдыхает сизый дым. Вдруг мне становится его даже жаль, несмотря на то, что доля правды в словах Арта все же имеется.
— Был на похоронах. Не успел вернуться.
— Хоронил свои разбившиеся надежды? — язвит Арт.
— Хоронил своего отца, — отвечает Джесс громким шепотом и тушит окурок прямо о бетонную стену.
Шум комнаты растворяется в воздухе, словно сигаретный дым. Самая страшная тишина — когда все замолкают одновременно.
Арт отворачивается в сторону, едва слышно ругнувшись. Но несмотря на ситуацию, Джесс не выглядит рассерженным. Разбитым, потерянным, но не разозленным. Он смотрит перед собой, делая вид, что ничего не случилось, но я знаю, это только фасад. Братья уже потеряли маму, а теперь еще и отец. Я пытаюсь представить, что они чувствуют, но не могу. Внутри странная нелепая пустота, как будто эмоции кончились.
А потом Джесс поднимается и молча покидает комнату, будто хлопнув несуществующей дверью. До конца дня мы с ним не разговариваем.
Под вечер Арт вместе с Шоном привозят еду и чистые теплые вещи. Кое-как вымыв волосы, я переодеваюсь в джинсы и мужскую толстовку защитного цвета. Вид в разбитом зеркале уже не так пугает. Привыкла. Отек с носа постепенно сходит, а круги под глазами начинают менять цвет, из палитры фиолетовых плавно перетекая в зелено-коричневые.
Ник так и не просыпается. Джесс по-прежнему дежурит в его комнате, поднимаясь наверх лишь поесть и поскорей вернуться обратно — никому из нас он не доверяет.
— Я просто хочу быть уверен, что, если понадобится, рядом будет человек, способный оказать помощь.
— Ты не сможешь дежурить возле него сутками, — упираюсь я. — Отдохни, а если что понадобится, кто-нибудь из нас тут же тебя разбудит.
— Посплю внизу. — Вот и все аргументы.
Я поняла, что с Джессом не существует иных вариантов. Ты можешь изливать на него всё красноречие, умолять, падая на колени, хоть головой об стенку биться — если решение им принято, то пересмотру оно не подлежит.
Рейвен, судя по тому, как настороженно наблюдает за всеми, тоже еще не решила, правильно ли поступила, сбежав. И, признаться, я ее понимаю. Эмалированный таз вместо отделанной кафелем ванной, пыльные матрасы вместо уютной постели, еда на вынос из придорожной закусочной вместо привычного завтрака, обеда и ужина. Здесь есть по чему тосковать, кто ж поспорит. Только золотая клетка не перестаёт быть клеткой. Вероятно, поэтому она молчит.
Ночью я просыпаюсь от привычного кошмара. Резко вздрогнув, хватаюсь за одеяло и натягиваю его по самое горло. Пульс колотится, и на секунду становится так страшно, еще немного и завою.
— Глубоко вдохни, — слышу я тихий голос. Спокойный и уверенный. — Сосчитай
