было, наступил рассвет. Но я не обращаю внимания ни на гам, ни на встающее солнце, а падаю на кровать и закрываю глаза, пытаясь разобраться в тех чувствах, что, как пламя, теперь выжигают меня изнутри.
Глава 6. Сделка
Следующую неделю я видела Ника лишь мельком и, каждый раз, когда пыталась с ним поговорить, появлялся Джесс и рушил все мои планы. Причем делал это с таким лицом, что о просьбе лишний раз оставить нас вдвоем лучше было не заикаться.
Сначала его отношение казалось мне трогательным. Ведь несмотря на море непонимания, разногласий и обид между братьями, Джесс о Нике заботился. Пусть и по-своему, слишком настойчиво и неуклонно, иногда одному лишь ему понятными методами, делал это как мог. То ли страх навсегда потерять брата душил его, то ли искупление за ошибки прошлого не давали покоя, но чем дольше я наблюдала, тем больше эта забота казалась мне нелогичной и иррациональной.
Поначалу я была расстроена, даже шокирована тем, что Джесс ненавидит меня до такой степени, что готов душу продать, лишь бы убедить брата держаться подальше. Но буквально через день удивление сменилось толикой торжествующей гордости: даже ничего не делая, я умудрилась обыграть Джесса на его же территории, ведь если он так меня боится, значит, на то есть причина. Неужели Ник обо мне рассказывал? Как только я думала об этом, внутри просыпалась странное чувство, которому я пока не могла найти названия.
Говорить о влюбленности было рано, но логическая моя часть никак не могла придумать оправдания мыслям о Нике, которые не покидали голову. Язвительный, скрытный и вечно недовольный всем вокруг. А его глупые шуточки, замечания по каждому поводу, неприветливый взгляд, которым он встречает каждого? Разве возможно полюбить такого? А изменить? Господи, да скорее в Лондоне навек засияет солнце, чем Ник станет вести себя как нормальный человек.
Я это знала. И пришла пора признать: эти недостатки мне нравились. Теперь я стала замечать, что есть в нем что-то, заставляющее лишний раз взглянуть в зеркало перед тем, как спуститься вниз, неосознанно поправить волосы, когда он оборачивается.
Ник вел себя точь-в-точь как обычно, разве что менее злобно и саркастично, а вот я внезапно начала его побаиваться, потому что написанное в дневнике опрокинуло моё представление о нем с ног на голову.
Пока мы находились по разные стороны стены, имя которой Джесс, регенерация творила настоящие чудеса. На третий день Ник смог занять положение «полусидя». На седьмой — встал. И хотя, поддерживаемый братом, сделал не более двух шагов, выглядел вполне решительно. Ссадины на его лице ещё не до конца затянулись, а бледность с кожи так и не сошла, — хотя когда Ник отличался здоровым румянцем? — но вид у него стал куда лучше.
— Я все больше убеждаюсь, что в тебя переселился тот чертов кот, что свалился с нашего балкона и исчез. Вместе со всеми своими девятью жизнями, — говорит Джесс, помогая брату подняться. Ник шипит и стискивает зубы. Стоять без опоры ему пока удается с огромным трудом. — Я старался зашивать как можно аккуратнее, но шрам все равно останется нехилый, так что постарайся уж, чтоб края не разошлись.
— Плевать на шрам, — отмахивается Ник. — Ты внутри там ничего друг к другу случайно не пришил? Чего мне так паршиво?
— Поверь, после того, как мы обсудим наше положение, боль покажется тебе детскими забавами. Радуйся, что не истек кровью, пуля каким-то чудом не задела внутренние органы. Хотя ее могло и не быть, — добавляет Джесс, укоризненно глянув в мою сторону.
Если Ник мастерски умеет выводить из себя одним присутствием, Джессу хватает всего лишь взгляда. Терпеть одного Лаванта, с которым ты на ножах, сложно, но возможно. Умноженные же на два, братья превращаются в жутко невыносимый коктейль.
Если после знакомства с первым я разжилась минимум парой прозвищ, то в случайно брошенных Джессом фразах уже научилась отчетливо читать весь диапазон придирок, начиная с классических тычков вроде «от тебя никакой помощи», «не разбрасывай вещи, Виола», «ладно, сделаем вид, что ты меня понимаешь», и заканчивая намекающими «мечтаешь вернуться домой, Виола?» или «к сожалению, в твоем случае это семейное». От этих мелких пакостей, которые кроме меня никто не замечал, так и хотелось вмазать ему промеж бровей, но я лишь выдавливала улыбку, будто это был комплимент, и молча покидала комнату.
На этот раз глядя Джессу в глаза, я изображаю нескрываемое презрение.
— Как только смогу, накину на радостях, — цедит Ник и, опираясь на стену, оборачивается, а я не успеваю сменить выражение лица. Он на секунду застывает. В его взгляде нет колкой враждебности. Скорее недоумение и растерянность. — Кажется, тебе тоже не помешает выпить, — добавляет он.
Дверь распахивается, и на пороге появляется Арт. Следом за ним высится Шон. Никто почему-то не входит, и парни застывают в дверях, словно пробка в бутылочном горлышке. Ни туда, ни обратно.
Их удивление свистит из каждой щели, оно и понятно. Ник сам стоит. Пусть и опираясь на стену, но стоит. Это ли не чудо?
Все молчат, пока Арт не выскакивает вперед, демонстрируя широкую улыбку:
— Вид у тебя ну полное дерьмо! — заявляет он. Углы губ Ника словно против воли тянутся наверх, и его улыбка удивительна настолько же, насколько слова Кавано нелепы. Все моментально выходят из ступора.
Артур в дружеском полуобъятьи похлопывает друга по плечу.
— Бинты! — шипит Ник и, когда тот отпускает, со вздохом облегчения прислоняется обратно.
— Рад, что ты снова в строю, — перенимает эстафету самых нелепых в мире приветствий Шон и делает шаг вперед, но Ник предупредительно выставляет руку и тут же морщится. Видимо, двигать любыми частями тела ему пока слишком больно.
— Прости, прости, — отодвигается подальше Шон, тут же натыкаясь спиной на Рейвен. Когда она вошла, я даже не заметила. Эта комнатушка явно не рассчитана вмещать столько людей.
— Ты раздавишь меня, идиот, — шипит позади него девушка. Шон резко оборачивается, пытаясь ее придержать, но Рейвен, вырвав локоть из его широких ладоней, тут же спешит встать подальше.
Мне остается только мило улыбнуться, пока брат хозяина комнаты, сложив руки на
