И какая же я была славная! Добрая, счастливая девочка, которая не предполагала, что ее ждет печальное будущее.
Прошло всего пять минут. Как изнурительно медленно тянется время. Я почти слышу его тягучее движение по темно-стальной спирали. Это моя жизнь. Она потеряла краски. Только монотонный звук ползущей мрачной массы, которая подошла к горлу и давит...
Я снова проваливаюсь в сон.
– Как он узнал, что мы здесь? – откуда-то издалека слышу я.
Созание возвращается неохотно. Я открываю глаза, но вокруг меня темнота. Сколько же мы проспали? Наверное, часа три, потому что за окном уже темно. А может быть, мы валялись в забытьи несколько дней?..
Дэвид снова повторяет вопрос, но уже раздраженно.
– Я позвонила ему из номера, хотела сказать, что не смогу с ним сегодня встретиться. Я должна была позвонить... Он грозился убить меня, сделать что-нибудь ужасное... Мой мобильник разрядился, и я позвонила из номера, забыла, что у него телефон с определителем. Жены боялся, она его все время проверяла.
– Ты продолжала с ним... встречаться?
– Всего несколько раз, чтобы он отстал от меня.
– И... спала с ним?
Его неожиданная ревность приятным теплом отозвалась в груди, но ненадолго. Мне снова стало тоскливо.
Что же теперь делать? Мы лежим в кровати голые, на полу рядом с нами валяется труп. Труп моего любовника. Его убил сын моего мужа. Сыну моего мужа семнадцать лет, и я умираю от его поцелуев! Господи, как же меня угораздило попасть в такую ситуацию?!
– Нет, я не спала с ним, – лениво вру я, перевернувшись на спину.
Мы молчим. Мы так долго молчим, что я снова почти засыпаю.
– Дэвид, мы должны что-то делать... – Я выталкиваю себя из забытья.
– Да...
– Может быть ночью, когда все уснут, оттащим его в озеро...
– Нас будут видеть из всех окон гостиницы, – его голос дрожит, я понимаю, что он очень напуган. – Надо позвонить отцу...
– И сказать, что, когда мы спали, мой прежний любовник залез к нам в номер, и ты его убил?
– Заткнись! Ты во всем виновата! Из-за тебя я стукнул его лампой... когда увидел, что ты упала... и он ударил тебя ногой... Если бы не ты...
Действительно, я должна молчать. И думать. Что делать, как избавиться от трупа, от кровавого пятна на ковре, от машины Стива, которую он наверняка оставил где-то поблизости?
Мне стало холодно. От озноба затряслись руки и ноги. Страх ледяной волной окатил сердце и, словно бабочку, нанизал его на тонкую раскаленную иглу. Я увидела свое сморщенное, багрово-красное сердце, оно беспомощно и жалко билось в надежде на жизнь. Вспомнились кадры из какого-то фильма, где действие происходило в женской тюрьме. Огромные мужеподобные зечки, жестокие истеричные надзирательницы, узкие серые камеры, железные кровати, звук отодвигающейся со скрежетом дверной решетки...
Это то, что ждет меня в будущем! А Дэвида, моего нежного мальчика в первый же день изнасилует банда уголовников!
– Поднимайся! – Одним движением я слетела на пол и стала лихорадочно одеваться. – Мы уезжаем!
– Куда? – испуганно спросил он и послушно сел на кровати.
– Туда, где нас никто не знает! Нам надо бежать! Мы скроемся в каком-нибудь месте. На время. Пока все не уляжется. Я сниму со счета деньги, на первое время нам хватит!
Я включила свет. Дэвид, расставив ноги, сидел на кровати. Его широко открытые глаза ярко блестели, лицо было неестественно бледным и вытянутым.
– Я никуда не поеду, – испуганно сказал он. – Я позвоню отцу... Он что-нибудь придумает!
– Дэвид, – пытаясь унять дрожь, я села рядом с ним на кровати, – ты не понимаешь, что тебя ждет! Ты убил человека! Несмотря ни на какие смягчающие обстоятельства, которые, может быть, адвокаты и найдут, ты все-таки совершил преступление, и плевать им всем, что ты несовершеннолетний, – тебя все равно посадят в тюрьму. И, скорее всего, будут судить как взрослого. А в тюрьме... Я не хочу тебя пугать, но то, что тебя там ждет, – это страшнее, чем в книгах или в кино! Отец не сможет тебе помочь, даже если истратит все наши деньги, продаст акции, дом и так далее. Скорее всего, он просто не выдержит. Его больное сердце, высокое давление... Ты хочешь еще одной смерти?!
Я видела, как испуганно расширились глаза у мальчишки, как напряженно впились его пальцы в покрывало, которое он мял в руках, как вздрагивали губы, словно повторяли за мной мои слова.
– Дэвид, мы с тобой вдвоем попали в эту жуткую историю, и мы должны вместе из нее выбираться, – выделяя каждое слово, говорила я. – Обещаю тебе, я никогда не оставлю тебя, сделаю все, чтобы ты не попал в тюрьму!
– Но ведь тебя тоже посадят...
– Нет, Дэвид, я не убивала.
– Но ты... ты меня совратила, ты...
– Мальчик мой, я могу сказать, что ты обманом заставил меня приехать сюда. Изнасиловал здесь, а когда я позвонила своему другу, чтобы он приехал и спас меня, ты его убил... История простая, мне поверят. Все знают, что я очень люблю своего мужа. А потом... даже если меня посадят в тюрьму, тебе ведь от этого легче не будет!
Он растерянно смотрел на меня и продолжал неподвижно сидеть на кровати. Было бы глупо с ним сейчас спорить, его необходимо хорошенько напугать, чтобы он стал покорным и следовал за мной тенью.
– Мой дорогой, пойми, я пытаюсь тебе помочь. Нам помочь. У нас нет другого выхода, как бежать. И бежать прямо сейчас, чтобы было время скрыться, пока завтра утром не хватятся и не найдут в номере труп. У нас есть целая ночь, и за это время мы должны отъехать от Бостона как можно дальше...
– А отец? – плаксиво спросил он.
– Мы позвоним ему позже. Когда будем далеко. Ты ведь не хочешь, чтобы его арестовали как нашего сообщника. Вначале мы исчезнем, найдем безопасное место, а затем позвоним ему, и он к нам приедет. К тому времени мы придумаем какую-нибудь правдоподобную историю, как это произошло. Поверь, все будет хорошо! Я чувствую! Быстро умойся, и едем!
– А мама?..
– Она же возвращется только через месяц. Мы ей тоже сообщим, и она к нам приедет. А пока надо бежать, чтобы нас не арестовали! Иди умойся, а то у тебя лицо в грязных разводах... – «от слез» я добавила про себя.
Не спуская с меня глаз, он о чем-то напряженно думал, затем все-таки встал и потащился в ванную.
Я подошла к Стиву. Мне было страшно на него смотреть, но его застывшее темное лицо притягивало к себе с невероятной силой. Я вдруг подумала, что никогда не видела его спящим, все наши встречи были короткими, и даже когда Стив целовался или стонал от страсти, он никогда не закрывал глаза.
Его лицо не было сейчас похоже на то, каким я его знала. Застывший рот, впавшие сине-сереневые скулы с проступающей щетиной и неподвижные, словно подрисованные углем, веки. Душа покинула эту оболочку, и теперь неподвижное тело напоминало гигантский камень, живой цвет кожи принимал оттенок земли и гранита. Я не могла представить, что эти черные губы когда-то меня целовали, а окаменевшие руки были горячими и нежно гладили меня по щеке...
Камень принимает цвет земли, чтобы не выделяться, как животное рождается с определенной окраской, чтобы слиться с природой. Инстинкт самосохранения. Если я толкну труп ногой, он наверняка покатится. Правда, камень сохранится на тысячелетия, а эта застывшая глыба начнет через пару дней разлагаться и превратится в комок слизи, которую впитает в себя земля... Бедный Стив!
Нет, мы не пришли из земли, и потому в нее и уйдем. Мы пришли из теплого живого человеческого тела, а уходим в холод и грязь. Это несправедливо. Ведь и мое тело, тело, которое я так люблю и которое приносит столько наслаждения мне и другим, тоже превратится в бесформенную глыбу. А затем растечется слизью...
Мне захотелось плакать от жалости к себе, но я продолжала стоять, наклонившись над тем, что еще совсем недавно было Стивом.
Мне вдруг показалось, что у него дрогнули веки. Нет, этого не может быть! Он мертв. И его убила я. Просто я так долго и внимательно в него всматривалась, что мне это показалось.
Господи! Я знаю, мое падение началось давно, я только на время замедлила его скорость. От этого стало казаться, что оно прекратилось. Обман. Мое предопределенное судьбой падение началось задолго до первого вдоха на этой земле и продолжается всю жизнь. Только иногда я бунтую и уговариваю себя, что это полет вверх. И вот теперь я снова чувствую головокружение от стремительно набирающего скорость спуска вниз. Со мной вместе улетает в бездну и это несчастное дитя. Господи, сохрани его, прошу тебя, сохрани!
ЧАСТЬ 2
ГЛАВА 28
– Имя?
– Дэвид.
– Фамилия?
– ...
– Фамилия? – Эдик из Баку, как он представился при знакомстве, раздраженно поднял на меня глаза.
Ему было лет шестьдесят пять, невысокого роста, с крупной седой головой и большими прижатыми желтыми ушами, в одном из которых торчал аппарат для глухих. Маленькие, близко посаженные глаза избегали прямого взгляда, лицо в крупных старческих веснушках лоснилось, в молодости его, вероятно, дразнили рыжим. Присмотревшись, я поняла, что у Эдика глаза разного цвета – один желто-коричневый, а другой какой-то мутно-зеленый. От него тяжело пахло мужской старостью.
