Сколько раз он застывал, разглядывая меня испуганным взглядом с ног до головы, словно боясь, что в комнату войдет мама или учительница и его накажут за это, затем бросался на меня с такой силой, что практически сбивал с ног, и мы валились либо на кровать, либо прямо на пол. Теперь, хоть он и смотрел в мою сторону, но его лицо никак не менялось, а я старалась избегать резких движений, опасаясь спугнуть его.
Опустившись на колени рядом, я погладила его по щеке. Он не дернул раздраженно головой, как делал в последнее время, а только продолжал неподвижно смотреть вперед.
– Дэвид, – позвала я его.
Он перевел взгляд на меня.
– Мне холодно... можно к тебе?
Он ничего не ответил. Я наклонилась, поцеловала его в губы, а еще через минуту прижималась щекой к его мокрому плечу и с замиранием сердца чувствовала в теплой воде его худое скользкое тело.
ГЛАВА 30
Вчера вечером Дэвид был спокоен, даже оживлен, мне казалось, что мое возбуждение перед отьездом в Европу передалось и ему. Паспорта будут готовы сегодня, и я, отправляясь за ними утром, поцеловала его, взъерошенного и сонного. Он зябко кутался в одеяло, пытаясь вернуться в сон. Этой ночью он впервые за все время, что мы приехали в Нью-Йорк, позволил себя ласкать. В нем появилось что-то новое, но что конкретно – я еще не могла определить. Какая-то пугающая меня покорность и молчаливая подавленность. Он не отталкивал меня, не отводил, как прежде, мои руки, не отворачивался от поцелуев, просто каждый раз я наталкивалась на мягкую неподвижность безучастного тела. Мне было жаль его, но все мои попытки растормошить, заставить улыбнуться, поговорить со мной, рассказать, что с ним происходит, кончались ничем. Он застывал и смотрел куда-то в сторону.
Прошлой ночью иногда его объятия становились сильными и порвистыми, словно он хватался за меня, боясь упасть. Уткнувшись в мое плечо, он громко и протяжно всхлипывал. Я гладила его по голове, обнимала, прижимала к себе, укачивала как младенца и шептала успокаивающие слова. Постепенно его тело расслаблялось, дыхание становилось ровным, он ненадолго засыпал, продолжая крепко держаться за меня.
– Быстрее возвращайся, – как-то жалобно попросил он, когда я стояла в дверях.
– Конечно, – я подошла к нему, наклонилась и прижалась губами к его чуть влажному от сна рту. – Это не займет больше часа...
О Дэвид, нежная вязкая сладость моего бытия, как я люблю прикасаться языком к твоим мягким солоноватым губам, с которых могла бы часами пить перламутровую влагу. Как томительно обжигающи столкновения с твоим быстрым горячим языком. Ты все еще робко изучаешь меня, боясь до конца довериться моим губам, моему иссыхающему без твоих поцелуев рту! Ты с опаской входишь и почти сразу же рвешься назад, испугавшись окатившего тебя жара, но через какое-то мгновение все-таки стремишься туда вновь!
Мой желанный, мой чудный мальчик! Знаешь ли ты, как прекрасна искрящаяся бездонность, куда я с такой стремительностью улетаю, обняв тебя двумя руками и чувствуя у своей груди покорность твоего тела?! Жар от твоего живота, прикасаясь к моему, охватывает меня пламенем, и нам необходимо все больше времени, чтобы вернуться в реальность! Возрождаясь, я заново познаю этот мир, снова учусь дышать и двигаться и как прежде изнемогаю от любви к тебе.
Дэвид. Мое дыхание, моя жизнь, моя страсть.
В такси я вспоминала мельчайшие подробности утренних ласк. Тело продолжало гореть, словно не насытившись и требуя продолжения. Неприятным было только то, что Дэвид опять делал все механически, а в конце, с последним ударом о мое тело и жалобным хрипом, его лицо стало мрачным и сосредоточенным, и он снова отвернулся от меня.
Ничего, утешала я себя, приедем куда-нибудь в Лондон, пройдет время, и он снова станет веселым и дурашливым. Мужчины и дети, как известно, не могут быть долгое время несчастными.
На мои звонки в квартиру Эдика долго никто не отвечал. Наконец за дверью глухой мужской голос спросил:
– Кто там?
– Эдик дома?
– Нет...
– А когда он придет?
Дверь открылась. Здоровый детина лет двадцати пяти, в шортах и без майки, с интересом посмотрел на меня.
– Он уехал. Когда вернется, не знаю.
– Как уехал? – сердце трусливо дрогнуло от дурных предчувствий.
– Как уехал? – передразнил меня парень. – Очень просто, сел в самолет и укатил. Куда-то во Флориду. С Юлькой и сыном.
– Как? Ведь он мне должен...
– Что? – заинтересовался тот.
– Он сказал, когда вернется?
– Надеюсь, не скоро, – зло ответил детина. – Им полиция заинтересовалась, и старый дурак решил лучше во Флориде отсидеться. Вы не видели внизу полицейских? Они там со вчерашнего вечера пасутся. А он вам много должен? Не бойтесь, мне можете сказать... Юлька – моя тетка. Старый козел у многих брал! И куда вы все смотрели, неужели не видели, с кем имеете дело?! Сколько же вы ему дали? Двести, триста?..
Я, ничего не отвечая, повернулась и стала торопливо спускаться по лестнице.
Только этого мне не хватало – попасться полиции из-за мелкого бруклинского мошенника! Ну как можно было быть такой идиоткой? Почему я сразу не села в самолет и не улетела? А теперь время потеряно, наверняка нас ищут и уже во всех аэропортах наши фотографии у таможенников. Дура, куда же я могла улететь без паспорта Дэвида?!
А может быть, за мной уже тоже следят?! Вот тот высокий мужчина в темном костюме на противоположном углу, почему так пристально смотрит на меня? В такую жару на Брайтоне и в костюме! Поймал мой взгляд, отвернулся. Судя по внешности и одежде, он явно переодетый полицейский. Опять смотрит на меня. Нет, ушел с женщиной, которая к нему подошла. А может, поняли, что я их заметила?!
Черт меня дернул к этому старику обратиться! Но ведь Наум Борисович к нему послал, хотя, вполне возможно, что тот заодно с полицией. А почему этот коротышка так на меня уставился. Я, даже не оборачиваясь, чувствую, что он пошел за мной! Я прибавляю шаг, пузатый коротышка делает то же самое. Я останавливаюсь у витрины. Слегка повернув голову в его сторону, вижу, как тот тоже остановился в десяти метрах от меня у разложенных на углу ящиков с фруктами и овощами, склонился над помидорами.
Все ясно, за мной следят! Я резко поворачиваюсь и бегу к переходу.
Дорогу мне перекрывает серый лимузин. Я толкаю его, чтобы он проехал мимо, но вдруг заднее окно, поравнявшись со мной, опустилось, и лимузин остановился. Я раздраженно бью ладонью по багажнику: нашли место, где парковаться, прямо посреди перехода! Дверь лимузина открывается и, как в плохом кино, где все нужное происходит как бы неожиданно для героев, тот, кого я меньше всего ожидала увидеть здесь, в Бруклине, да и вообще в моей жизни, выходит из автомобиля.
Господи! Я вижу насмешливую улыбку на Твоем лице, когда Ты смотришь на нас сверху. Тебе смешно. Ты забавляешься. А мое сердце, мое крошечное, скорчившееся от страха сердце делает несколько тяжелых оглушительных толчков, заставляя рвануться навстречу новым страданиям! Или... наконец к избавлению.
Он был в летнем светлом пиджаке и темной футболке, волосы, как в то далекое лето, коротко подстрижены, но лицо непривычно загорелое. Он медленно приближался ко мне. Меня охватил ужас, я должна была повернуться и бежать не оглядываясь. Но он стоял уже рядом и обнимал за плечи. И только теперь я заметила, что он постарел.
В его волосах проглядывала седина, черты лица стали более резкими, вокруг глаз появились морщины, нижние веки отяжелели, отчего казалось, что он не спал несколько ночей. Его улыбка была другой, исчез придававший его лицу особое обяние широкий зазор между двумя передними зубами. Вместо этого сверкала белизной фарфоровая коронка.
– Вот так встреча, прекрасная маркиза! Кто бы мог подумать, через столько лет и в Нью-Йорке, – от него пахло крепким мужским одеколоном, словно он только что вышел из парикмахерской. – Кого-кого, но тебя здесь, на этом континенте, я не ожидал увидеть! Может, правду говорят, что все пути ведут на Брайтон!
– Да, – потеряв голос, прохрипела я, – действительно неожиданно...
– А тебе время на пользу пошло, – отодвинувшись от меня, чтобы лучше разглядеть, произнес он. – Фигура у тебя и была что надо, но молодец, что не расползлась, как многие бабы. Ну а лицо... Ты просто красавица! И так молодо выглядишь! Наверное, молочные ванны по утрам принимаешь! Слушай, я еще не ел, как у тебя со времнем, давай зайдем здесь в ресторанчик, отметим встречу, поболтаем...
Я не понимала, что творю, со мною случился столбняк, вместо того чтобы оттолкнуть его от себя и бежать, я не только согласилась, но с готовностью взяла его под руку и, словно загипнотизированная, глупо улыбаясь, шла за ним. Оглянувшись, я не нашла преследовавшего меня коротышку, все вокруг занимались собой, и до меня никому не было дела. С другой стороны, профессионалы работают так, что слежку заметить трудно. Может быть, кто-то продолжает идти за мной, а я этого просто не замечаю. Сердце от страха снова часто забилось, я непроизвольно крепко сжала локоть Валентина. Он посмотрел на меня внимательно, но ничего не сказал.
