– Не слабо, – бурчу в ответ, а в голову лезут всякие мысли.
Блин, можно подумать тот розыгрыш продолжается, начавшийся ещё в том времени. Так и сводит меня с Маринкой судьба. Вздыхаю. Зеленина мне хоть и нравится, но что-то внутри протестует. Блин, как бы крышу не снесло, точней гормоны не взбунтовались. Я же ещё как бы девственник пока. Стоит только поцеловаться… Вот попал! Опять за словами не слежу и не думаю наперед. Но слово не воробей, теперь никуда не денешься. Ладно, я ведь не проиграю. Сыграю что-нибудь, и не надо будет целоваться. А чего я собственно боюсь? Дразнилок – «жених и невеста, тили-тили-тесто»? Вот уж плевать. Хоть не в этой жизни, а в той, целовал много девушек и не заморачивался.
– Что, жалеешь уже? – почти правильно истолковывает мою хмурость Савин.
– Нет, – отвечаю, – через три дня посмотрим. А что будет, если выиграю я?
Улыбку с лица Олега сразу сдуло. Наверное, представил, как он целует Маринку. От этой мысли меня даже чуть ревность уколола. С чего бы это?
– Ну… я не знаю… – и он растерянно оглянулся, – придумай сам.
Я хмыкнул и задумался – что сделать Олегу? Крикнуть что-нибудь? Нет, не то. Что-то сделать? А что? Может, ему выучить что-то объемное, типа «Война и мир»? Чего там Савин не переваривал? Ага!
– Если я через три дня что-нибудь сыграю, – говорю ему с улыбкой, – то ты наизусть выучишь «Евгения Онегина».
– Че? – выпучил глаза Олег. – А чего проще нельзя?
– За язык тебя не тянули.
Савин начал ожесточенно тереть лоб. Видно, настраивал свою память на такой большой стихотворный объём. Понимаю его, сам не любил учить такие стихи.
– Мальчики, – заглянула в комнату мама Олега, – а вы уроки-то сделали?
– Мам, последний день учимся. Ничего не задали нам, – заканючил Савин, – мы гулять пойдём.
Мне стало смешно. Неужели и я такой был?
– Сначала в своей комнате приберись.
– Ну, мам…
– Пойдём, – я подтолкнул Олега в сторону комнаты, – помогу несчастному.
Как вошли в комнату, Савин прошептал:
– Ненавижу эту уборку. Вот вырасту, куплю квартиру или лучше дом построю большой, и в нём будет специальная уборщица.
– Ага, не забудь, чтоб в доме был бассейн, зимний сад и огромный гараж.
– Точно! А машина будет «шестерка»!
Я покосился на друга и хмыкнул – посмотрим-посмотрим, «шестерка» у него будет или «Лексус». Наконец прибрались. Савин облегченно выдохнул и, видно, думая о строительстве своего дома, сказал:
– Пойдём, гульнём? На стройке потусуемся…
Наш микрорайон интенсивно расширялся. Постоянно строились новые дома. На стройку мы ходили часто. Бегали, играли, просто тусовались. Бывало, случались травмы, но это не останавливало. Я как-то нечаянно сиганул с третьего этажа. В тот день, как всегда, собралась большая компания. Решили играть в догонялки по этажам недостроенного дома. За мной гнался водящий, и, убегая к балкону, я схватился за провода, висящие до самой земли, собираясь перелететь на соседнюю лоджию. Так мы делали часто, и у нас хорошо получалось, но, видно, не в этот раз. Я вдруг обнаружил, что на соседний балкон не попадаю, а лечу на этаж ниже, к третьему. Тут сверху раздался панический крик:
– Сварка сейчас упадёт!
Сварочный аппарат, обычно закреплённый к петлям плит, на этот раз оказался не закрыт на замок. Он катился на роликах по плоской крыше, грозя свалиться вслед за мной. Не знаю, чего я тогда испугался больше – высоты или… но зажмурился и отпустил кабель. Высота третьего этажа… Полет был коротким, но я успел вспомнить всю свою недолгую жизнь.
Меня спасла кучу керамзита, насыпанную между бетонных плит, рядом с домом.
Какое-то время лежал без движения, приходя в себя. Сердце, от испуга чуть не пробившее дырку в груди, наконец успокоилось, и я встал. Вокруг собрались пацаны, восхищенно гомоня и обсуждая мой полёт. Мне было не до обсуждений. На предложение продолжить игру в «догонялки» я отказался. На ватных ногах пошел домой и больше на стройках я не играл.
Это было… это же ещё не случилось! Теперь не случится. Я уже изменил себе судьбу, и кто знает, где сыграет «закон сохранения энергии»? Может, как раз на этой стройке. Лучше займусь полезным делом. На часах семь вечера. Время в принципе есть, но надо что-то ещё выучить.
– Нет, Олег, на стройку не пойду. Я лучше домой, делами займусь.
– В такую рань? – скривился Олег, – стих учить собрался?
– Нет, на гитаре играть.
– Только не на нашей, – сразу выпалил Савин.
– Я у Генки возьму, – улыбнулся я. – он не такой жмот.
– Я не жмот, – обиделся Олег, – сам знаешь моего отца.
Да, родители у него были страшными педантами. Порядок любили во всём. А дома у них чего только не было. Все стены и полы покрыты коврами. В сервантах, помимо книг и сервизов, стояли всякие сувениры, привезённые из разных мест. Причем всё стояло в определенном порядке, и никак по-другому. То же самое касалось самих вещей. Попользовался – поставь на место, как было. То есть – посмотрел кассету, перемотай. Прочитал книгу – поставь именно туда, где стояла. А гитара – особый случай. Её Савин-старший из-за границы привез, и Генка Ким её хвалил, так что отец Олега точно ругаться будет.
– Ладно, я домой, – говорю Савину, – а ты начинай учить «Онегина». Хоть Елену Михайловну удивишь.
Я вышел из дверей подъезда, чуть взбаламутив сидящих на лавках старушек. Они встрепенулись, но увидев, что вышел только мальчишка, успокоились и продолжили делиться нескончаемыми новостями. Это признак того, что Тихомиров успокоился и ушел домой, а то сидели бы все бабули сейчас по домам. Интересно, что они про мой разговор с дядей Мишей говорят? Я поздоровался и только успел пройти мимо лавок, как в подъезде на первом этаже громко хлопнули дверью. Бабок как ветром сдуло. Обернулся – стало интересно, кто выйдет? Старушки решили, что сейчас выйдет пьяный Тихомиров. Дверь от удара распахнулась, и, размахивая игрушечным автоматом и крича: «та-та-та-та», на улицу выскочил Сашка, внук дяди Миши. Это значит только одно – Аркадьич успокоился после разговора со мной и больше не буянил, раз его семья дома. Да и дверь на лоджии закрыта. Значит, помочь хорошему человеку у меня получилось, а это радует. Настроение сразу поднялось, и я направился домой.
Перед своим подъездом появилось ощущение чужого взгляда. Скользнул глазами по окнам и обнаружил смотрящую на меня со второго этажа Маринку Зеленину. Она жила в нашем доме, только в соседнем подъезде.
Я улыбнулся и послал ей воздушный поцелуй.
Глава 5
Как я играл! Обалдеть! Зинчук нервно курит в стороне. Конечно, преувеличиваю, но гитара в моих руках жила своей жизнью. Она пела! Я понимал – это сон. Пусть. Жалко, что наяву так не смогу – на одной струне сыграть «Полет шмеля». Да и никто бы не смог, на акустической гитаре-то. А я играл. Да так, что вокруг меня начали собираться шмели и кружить, жужжа мотив по-своему. Один, особо наглый, пытался мне на нос сесть. Отмахнулся от него, но шмель не унимался. Так и лез, зараза. Не выдержал и замахнулся гитарой. Кто-то панически заорал:
– Не-е-ет! – И рядом возник Савин-старший. – Только не ею!
Он попытался выхватить инструмент, но только выбил гитару из рук. Она упала на пол, гулко брякнув.
Я подскочил на постели и обнаружил лежащую на полу гитару. Это что же, я прямо с ней заснул? Получается, что да. Инструмент я вчера у Генки Кима взял. Он поначалу давать не хотел, мотивируя тем же, что и Савин-старший. Тогда я сбацал «Испанский бой», хоть и сбивался с непривычки, но Ким впечатлился и попросил сыграть ещё. Немного поразмышлял. Что ему сыграть? Высоцкого? Так там петь надо. Что-то из пока не написанных? Но не хотелось присваивать себе хорошие песни. Пусть их пишут те, кто это действительно может сам, талантливо и неповторимо. Но всё же решил играть из будущих, но не наших, а зарубежных. Их не жалко. Выбрал одну из репертуара «Скорпионс». Чуть изменив мелодию, сыграл, и с удивлением понял, что помню текст. Потом поклялся Генке, что гитара только для того, чтоб играть дома, а не на улице, ибо инструмент дорогой.
Я встал, сладко потянулся, поднял гитару и положил её на стол. В комнате, несмотря на то, что на улице рассвело, было темновато, и я включил светильник. На столе лежал листок с текстом. Это я вчера вечером сидел и вспоминал стихи. Но, как назло, в голову лезли пока не написанные. Перелистал учебник в поисках подходящего произведения, однако классиков учить не хотелось. Опять долго сидел, вспоминая что-нибудь эдакое, что поможет мне исправить оценку, и опять в голову лезут только те, что были ещё не известны. Плюнув с досады, выбрал один из не написанных стихов. Может, и вовсе не спросят про автора. Затем взял гитару и принялся перебирать струны. В голове крутилась одна песня. Не наша, но название группы, что когда-то будет её исполнять, никак не мог вспомнить. Наиграл мотив, тихо мурлыкая слова. Затем отложил инструмент, нашел старую тетрадку с парой чистых листов и принялся записывать текст: «Love was never easy, but leaving you was hard…» И тут же вспомнил, как называлась группа. Ну что ж, напишут другую песню, не обеднеют. А «I miss you» я исполню Савину, пусть удивится. Красивая песня и мелодия красивая, единственная, что мне нравилась из репертуара будущей группы «Haddawey». Полюбовался на текст. Блин, а что я про это скажу? Что сам её написал? Зачесался лоб, как будто на нём проступила надпись – английский шпион. Бред, конечно, но сказать, что сочинил сам, причем на самом буржуйском языке, будет явным перебором. Ниже оригинального текста принялся записывать перевод. Затем перечитал то, что вышло. М-да, коряво. Даже не то слово. Если петь по этому тексту, то гнилыми помидорами махом закидают, причем Савин бросит первым. Принялся переставлять предложения, менять слова местами, подбирая рифму, но ничего не выходило. Зачеркивания и надписи сверху больше мешали, чем помогали. Как же не хватает моего ноутбука! Но он остался в будущем, то есть его вообще пока нет.
