Фостер закрыл коробку.
— С чего вы взяли, что это глаза вашей сестры?
— Из-за цвета.
— Если честно, то мне они показались бесцветными…
— Она была альбиносом.
— Она — альбинос?
Перри сидел, уставившись в одну точку, словно не слышал его вопроса.
В разговор вмешалась Хизер:
— В чем это проявлялось?
— Светлая кожа, светлые волосы, но, главное, ее глаза. Они были очень светлыми. Она была первым альбиносом в нашем роду. Рецессивный ген Демми являлся показателем вырождения.
— Демми?
— Сокращенно от Демсон [4].
— Это ее имя?
— Нет. Ее звали Неллой. Демсон — прозвище, ее старшую сестру звали Плам [5], а ее настоящее имя — Виктория. Семейная шутка.
«Тонкий английский юмор высшего света», — решил Фостер. Нелла — одно из имен, которые перечислил ему Барнс.
— Вам было известно о каких-нибудь татуировках у сестры? — спросил он.
И снова последовала пауза, пока Перри понял суть обращенного к нему вопроса.
— Не помню. У меня не было возможности изучить ее так близко. Но я не удивлюсь, если она делала себе татуировки.
— Простите, что задаю вам столь нескромный вопрос, мистер Перри, но у вашей сестры были грудные имплантаты?
Перри уставился на него, и Фостер догадался, что он просто пытается подобрать слова.
— Да. Ее необычная внешность обращала на себя внимание. Впрочем, она никогда не была обделена вниманием. И ей это нравилось. Да что там имплантаты! Она вела колонку в газете, афишировала свои романы с мужчинами.
«Отлично, — подумал Фостер. — Если тело в морге — действительно она, то через час весь Лондон начнет кипеть. Серийный убийца, жертва — светский персонаж и журналистка, полиция упустила возможность поймать преступника». Он уже представил заголовки статей в газетах.
— Вы тоже журналист? — поинтересовался Фостер.
— Нет. Я член парламента.
Будто и без этого мало материалов для сенсации! Любопытно, каким образом удалось семейству Перри подняться на верх социальной и карьерной лестницы: благодаря упорному труду или выгодным связям с бывшими одноклассниками и друзьями семьи? Скорее всего последнее — так делаются легкие деньги.
— Когда вы в последний раз общались с Неллой?
Саймон Перри не сразу отреагировал на настоящее имя сестры.
— В пятницу днем. Она и ее новый парень, художник, должны были прибыть на обед вчера вечером. Она позвонила и сказала, что придет одна, потому что они поссорились. Но так и не приехала. Я решил, что они помирились. Звонил ей на мобильный, но он был отключен. Я думал, что позднее она обязательно извинится. Сестра умела это делать, могла заставить тебя простить ей что угодно.
Фостер поднял голову и увидел, что по щекам мужчины покатились слезы.
— Извините, — пробормотал Саймон Перри, доставая платок из кармана брюк.
— Не нужно извинений. Можете не стесняться нас.
Дженкинс вышла из комнаты и вернулась со стаканом воды. Она поставила его на стол, и Перри с благодарностью посмотрел на нее.
— Вы знаете что-нибудь о ее молодом человеке?
— Полагаете, он может иметь к этому отношение?
— Трудно сказать, — пожал плечами Фостер.
— Я мало знаю о нем. Он был немного позером, но не производил впечатления человека жестокого.
— Когда вы нашли коробку?
— После ленча. Она лежала на ступенях. Я пошел выносить мусор и увидел ее.
— Мы должны забрать коробку и глаза для экспертизы. Кроме того, нам придется осмотреть ваш сад, поговорить с вашими соседями, вероятно, они видели кого-нибудь или что-нибудь подозрительное прошлой ночью либо сегодня утром.
Оставался еще вопрос, который Фостер собирался задать.
— Нам необходимо, чтобы вы опознали тело молодой женщины, которую убили прошлой ночью. Вы в состоянии сделать это?
Перри медленно кивнул, словно находился в трансе, и оттянул кожу на подбородке.
— Разумеется, — твердо заявил он. — Только мне нужно позвонить. Вы можете оставить меня на несколько минут?
Фостер и Хизер вышли из комнаты.
— Убийца становится более изощренным, — прошептал Фостер. — Уверенным в себе. Однако преступники всегда ошибаются, когда начинают играть в несколько игр одновременно.
Хизер кивнула.
— Демми Перри… — произнесла она. — Мы не были знакомы лично, но я читала ее колонку в «Телеграф».
— Неужели? — удивился Фостер. Все новости он узнавал из Интернета. Фостер ненавидел газеты за сплетни, ложь и намеренный обман. — Не знал, что вы любительница прессы.
Хизер посмотрела на него с ехидной улыбкой:
— Она вела ежедневную колонку. Новости о жизни поп-звезд и спортсменов, сплетни и слухи о богатых семействах и особенно о выходках их отпрысков.
— Да, ценные сведения.
Они слышали, как в комнате Перри о чем-то говорил по телефону.
— Вряд ли он состоит в социалистической рабочей партии, — усмехнулся Фостер.
Хизер проигнорировала его замечание.
— Кажется, это она. Если так, то он придумал новое послание — отправлять части тела жертвы кому-нибудь из членов ее семьи.
Фостер вздохнул:
— Он постоянно меняет почерк. Похоже, первую жертву он похитил за два месяца до того, как убил; вторую — максимум за два часа до убийства. У второй и третьей жертвы удалил части тела, первую не тронул. Руки второй жертвы до сих пор не нашли, глаза третьей обнаружили на следующее утро после убийства. Единственное, что объединяет три преступления, — это одинаковое послание и то, что они совершались в тех же местах и в то же время, что и убийства 1879 года.
Ручка двери повернулась. На пороге появился Перри.
— Я готов, — объявил он.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Найджел изо всех сил старался занять себя чем-нибудь в течение дня. Но что бы он ни делал: открывал книгу или пытался погрузиться в прошлое, как он обычно поступал, пытаясь сбежать от реальности, — перед глазами у него стояло лицо мертвой женщины, смотревшей на него своими пустыми глазницами, похожими на две черные луны на белоснежной коже.
Ближе к вечеру, когда Найджел лежал в кровати, безуспешно пытаясь заснуть, он услышал звонок телефона. Решив, что это Фостер или Дженкинс, он вскочил и отыскал трубку. Голос на другом конце провода был знакомым, но не тем, который ему хотелось бы услышать.
— Привет, Найджел!
Гэри Кент.
— Что тебе нужно? — резко бросил Найджел. Он догадывался, что тому нужно.
— Демми Перри.
— Что?
— Молодая женщина, на труп которой ты наткнулся, если я правильно выражаюсь, сегодня утром. Я тут подумал, может, ты мне еще что-нибудь сообщишь?
— Ничего! — отрезал он, намереваясь поставить трубку на базу.
— Что, кувыркаешься с очередной студенткой?
Найджел замер. Он не знал, что говорить.
— За два часа в студенческом кампусе можно многому научиться. Конечно, это не самая любопытная информация, но я даже для нее найду применение.
— Пытаешься шантажировать меня?
Кент проигнорировал его вопрос.
— А как насчет сведений о том, что копы устроили засаду не на той станции метро?
Как он это узнал?
— До свидания, Гэри.
Найджел положил трубку и отключил телефон. Руки дрожали. Кент довел его. Он сказал, что ее имя было Демми Перри. По крайней мере теперь Найджел знал, как ее звали. Но он не представлял, как реагировать на заявление Кента о том, что ему все известно о происшествии в институте. Рассказать Фостеру и Дженкинс? Нет.
Найджел оделся. Необходимо выйти на улицу, погулять и набраться сил. Он уже решил, куда пойдет, но не хотел признаваться себе зачем. Что-то притягивало его к этому месту.
Вечерний воздух был свежим; еще не стемнело, и на улицах было много народу. Найджел прошел мимо Грина и направился в сторону Холланд-парк под кольцевой развязкой, на которой даже в выходные дни всегда возникала пробка. Затем он направился к Холланд-парк-авеню, свернул налево на Прунедейл-роуд и зашагал мимо тихих зеленых кварталов, где возвышались огромные, покрытые штукатуркой дома. Вскоре он оказался на извилистых улочках Ноттинг-Дейл. Здесь словно воздух был иным, не таким чистым. Он миновал старую печь для обжига кирпича на Уолмер-роуд — единственное, что осталось от тех времен, когда Дейл был известен благодаря жестокой нищете, свиньям и производству кирпича. Когда однажды сюда явились полицейские, чтобы успокоить волнения, местные жители поднялись против них. Они лепили кирпичи из засохшего свиного помета, покрывавшего улицы, и бросали их в полицейских. Диккенс упоминал данный район, описывая его как один из самых обездоленных и удивляясь, как подобное убожество может существовать посреди утонченности.
Печь для обжига кирпичей теперь переоборудовали в квартиру. Она стоила полмиллиона фунтов.
