лунным;
Серебром концы блестели,
Рукоятка — пестрой медью.
Был по виду лук прекрасен,
Но имел дурное свойство:
Каждый день просил он жертвы.»
Калевала
Ленд Крузер Резнова несся по пустынному шоссе. Огни центра города остались позади и правее, и сейчас они ехали, погруженные во мрак. Лишь изредка вокруг мелькали дома, окруженные деревьями, и заборы промзон.
Тишина была невыносима.
— Слышал про группы смерти? — спросила Смолина.
— Это про детишек нуворишей, которым надоело срать в золотые унитазы? — хмыкнул Резнов.
— Как думаешь, это правда?
— Не знаю, Смолина. Но скажу одно: человек — больное на голову существо. Я в девяностые такого насмотрелся, что ничему не удивлюсь. Слышала же, как некоторые ребята использовали паяльники для выбивания долгов? Привязывали должника к кровати спиной вверх, снимали ему штаны, включали паяльник в розетку. И когда тот раскалится, вставляли ему прямо в…
— Хватит! — подняла руки Анна. — Дети тут при чем?
— А может и ни при чем… — Резнов хитро посмотрел на неё. Он говорил, растягивая слова: — Может кто-то… хочет посеять панику?
— Тебя что, все это забавляет? — с отвращением произнесла Анна.
— Это куда веселее, чем искать в лесу пропавшую бабку.
Смолина с трудом сдержалась, чтобы не стукнуть Резнова, но вовремя остановилась. Ему не понять, у него дети вены не резали.
— Мне нужен спец по компьютерам, который знает выход на черный рынок интернета. У тебя есть такой?
— Смолина, ты с дубу рухнула?
— Да ладно, Резнов, у тебя же куча связей!
— Я дитя СССР, как и мои… хм, коллеги. Я ничего не знаю про компьютеры.
— И на том спасибо, — бросила Анна.
— С паршивой овцы хоть шерсти клок, а, Смолина? — ухмыльнулся Резнов. — Спасибо то хоть скажешь за информацию?
— Спасибо скажу, когда дверь взломаешь.
— И нафига тебе это надо? — покосился на нее Резнов. — Не дает покоя тот случай трехлетней давности?
Анна кивнула. Говорить на эту тему не хотелось. В машине повисла тишина, было слышно только как шелестит мокрый асфальт под колесами джипа.
— Ты не должна была с этим столкнуться, — нарушил тишину Резнов. — Тогда, три года назад… Это должен был быть мой выезд.
Где-то там, за светом фонарей, проносилась темная стена деревьев. Анна не отрывала взгляда от них, словно пытаясь что-то разглядеть во мраке.
— Только не говори, что мучаешься чувством вины, — ответила она, глядя в окно.
Резнов усмехнулся и промолчал.
— Никто не должен с таким сталкиваться, — задумчиво произнесла Смолина.
— Кто-то должен, — покачал головой Резнов. — Знаешь, мир так устроен. Кто-то живёт и не знает, сколько всякой дичи происходит в мире. Спокойно сидят в своих кафешках, носят чистые пиджачки, работают в офисах с кофемашинами. А кто-то ковыряется в грязном белье, и это мы с тобой. Просто уровни загрязнения разные, и ты копнула туда, куда тебе не надо.
— Знаешь, это даже к лучшему. Я бы и сама с удовольствием оказалась на их месте. Никогда не знать, на что способен человек. А я теперь хожу по улицам, и в каждом встречном пытаюсь понять: способен ли он убить годовалого ребенка?
— Внутри урагана всегда спокойно, — сказал Резнов. — Ты всегда ходишь по краю. А они — нет. А знаешь, в чем правда? В том, что на такие убийства способны многие. Просто не многие до этого доходят.
— Ненавидишь их? — неожиданно спросила Анна.
— Белых воротничков? — мрачно усмехнулся Резнов. — А за что их любить? Они либо понятия не имеют о нашем существовании, либо презирают, считают обслуживающим персоналом. А как что случится, сразу вопят: «спасите, помогите!». И ты бросаешь всё и мчишься в ночь на помощь тому, кого даже не знаешь.
— Значит, не для всех число Данбара работает…
— Что за число? — недоверчиво покосился Резнов.
— Какой-то ученый сказал, что человек может поддерживать связь с небольшим количеством людей, а на остальных ему плевать…
— Да хрень это всё! Эти учёные сидят в своих институтах или где там, и жизни не знают. Просто больше некому. Если я не поеду искать заплутавшую бабку в лесу — никто не поедет. Потому что никому никто не нужен. И как только твоя работа сделана, ты тоже больше никому не нужен.
— Тогда зачем всё это?
— Может, в этом наша потребность? Помогать. Может, помогая им, мы помогаем себе?
— Не знаю. Это слишком сложно для трёх ночи.
— Жизнь вообще сложная штука, знаешь ли.
Анна посмотрела на Резнова. Он был прав, но по нему сложно было сказать, что жизнь нелегка. Профиль поисковика выделялся на фоне огней фонарей словно вырезанный из гранита. Резнов, не понаслышке знающий, что такое грязный бизнес девяностых с бандитскими разборками и устранением конкурентов, наверняка на своем веку хлебнул немало. Но, сколько Анна его знала — он всегда был абсолютно спокоен и даже весел. Словно в ответ на ее мысли Резнов продолжил:
— Мы дети Советского Союза. Мы видели развал великой страны, путч, дефолт, мировой кризис. Мы прошли через огонь, воду и медные трубы, и ничто нас не сломило, ничто! А всё, что нас не убивает, делает только сильнее. Так что убить советского человека ох как не просто!
— Похоже, ты кайфуешь от этого? — догадалась Анна.
— А ты хочешь сказать нет?
— Нет. Я бы с удовольствием жила бы где-нибудь в тайге, где нет людей. Где никто не пропадает, никто никого не убивает…
— Врешь, — уверенно заявил Резнов.
— Тебе-то откуда знать? — обиделась Анна.
— Я знаю. Потому что мы с тобой похожи. А вот ты себя не знаешь. Всю жизнь живешь, думаешь — ты вот такая, а на самом деле — ты совсем другая.
— Тоже мне психолог, — фыркнула Смолина.
— А ты как думала! — усмехнулся Резнов. — Иначе я бы в девяностые не выжил. Людей читать надо уметь. Как следы в лесу.
— Следы в лесу читать легче… — мрачно промолвила Анна.
