В вагоне царила обычная суета. Пассажиры устраивались на своих местах – разворачивали матрасы, рассовывали по полкам чемоданы, кто-то, прильнув к окну, махал рукой провожающим. Было душновато и жарко.
Гуров дошел уже до конца вагона, когда по всему поезду прокатилась легкая дрожь, он дернулся и медленно пополз вдоль перрона. «Мы поехали, мама!» – громко и возбужденно произнес звонкий детский голос.
«Ясно одно, – подумал Гуров. – Дочери Бардина, даже если она жива, в поезде быть не может. Значит, одно из двух – или банкира везут туда, где прячут девчонку, или его просто намерены ограбить. Последний вариант гораздо проще и безопаснее в исполнении. Не исключено, что такие отморозки именно его и предпочтут. Но против подобного выбора есть довольно серьезные возражения. Проделав такой трюк, бандиты окончательно сожгут все мосты. Прощения им уже не будет. Мельник наверняка это понимает. А главное, в таком случае они сами могут оказаться в дураках. Никто ведь не гарантирует, что Бардин не везет с собой несколько килограммов старых календарей…»
Гуров отправился на поиски купейных вагонов. Требование Мельника, чтобы Бардин ехал в купе, не было, разумеется, простой прихотью. Сам Мельник наверняка позаботился забронировать себе купейное местечко заранее. Пусть даже не в одном вагоне с Бардиным, но все-таки рядом.
В одном из тамбуров Гуров столкнулся с озабоченным Глузским. Увидев Гурова, он просиял и доложил, оглядываясь на дверь:
– Лев Иваныч, мои все на борту. Один в последнем вагоне, один в первом, двое курсируют по составу. Ничего подозрительного пока не отмечено. Я думаю, если Мельник здесь, то, скорее всего, сидит где-нибудь в купе и не рыпается.
– Я и сам так думаю, – кивнул Гуров. – Попробую сейчас найти Бардина. Узнаю, может быть, ему уже предъявили требования.
– Может быть, связаться через начальника поезда с Москвой? – спросил Глузский. – Мало нас здесь.
– Спугнем, – жестко ответил Гуров. – Как пить дать спугнем. Будем сами выкручиваться.
– Вставят нам, Лев Иванович! – озабоченно сказал Глузский. – Ответственность делить надо. Тогда совсем другой коленкор будет, даже если упустим.
– А ты не упускай! – усмехнулся Гуров и, подмигнув Глузскому, прошел в следующий вагон.
Коридор купейного вагона встретил его тишиной и матовым отблеском полированных дверей. За какой из них сидит сейчас до предела взвинченный Бардин, сжимая между ног набитую деньгами сумку? Почему-то Гурову казалось, что банкир поступит именно так – не станет забрасывать свой багаж на полку, не спрячет под сиденье, а будет сидеть над ним, отсчитывая в уме томительные минуты.
Ожидать, что Бардин как по заказу покинет купе, не приходилось, и Гуров с методичностью записного зануды принялся тыкаться подряд во все двери, якобы в поисках некой мифической Марии Ивановны. Ему пришлось выслушать несколько нелицеприятных замечаний в свой адрес, а в одном купе не в меру веселые командированные пообещали набить ему морду, но Гурова это ничуть не расстроило. На память он никогда не жаловался, а галерея лиц, которая сохранилась в памяти после этой прогулки, была далеко не лишней. Правда, пока реальной пользы из этого Гуров не извлек. Ни один из виденных им пассажиров не вызывал подозрений, или, если угодно, все они выглядели одинаково подозрительными, но этого было слишком мало, чтобы делать какие-то выводы.
Наконец Гуров обнаружил Бардина в следующем вагоне, в двенадцатом купе. Верный своей легенде, с глуповатой улыбкой на лице, Гуров вломился в купе и, равнодушно пробежав взглядом по лицам его обитателей, озабоченно поинтересовался:
– А Мария Ивановна с вами не едет? Женщина такая видная, с прической?.. Нет? Ну, извините великодушно!
Гуров захлопнул за собой дверь и быстро прошел в служебный тамбур. Проводник, высокий жилистый человек с орлиным носом и глубоко запавшими глазами, безразлично посмотрел ему вслед. Гуров остановился на грохочущей, ходящей ходуном площадке и посмотрел в окно. Снаружи была темнота, время от времени прорезаемая огнями пригородных районов. Поезд выезжал из Москвы.
Минуты через две за спиной Гурова хлопнула дверь. Он обернулся. В тамбур вошел Бардин. Нервным движением он достал из кармана сигареты и закурил.
– Здесь не положено, Владимир Дмитриевич! – негромко сказал Гуров.
– Плевать! – отрезал Бардин, посмотрел Гурову в глаза и спросил: – Ну и что вы обо всем этом думаете?
– Я думаю, что вы напрасно покинули купе, – ответил Гуров. – Не нужно, чтобы нас видели вместе. И потом, ваша сумка…
– Плевать! – повторил Бардин. – Думаете, они такие идиоты, что схватят сумку и немедленно дадут деру? Или надеетесь, что они не подозревают о вашем присутствии? Как бы не так! Они наверняка измыслили какую-то подлость.
– Это уж несомненно! – согласился Гуров. – Но даже если они подозревают о нашем присутствии, совсем не обязательно нам с вами поддерживать контакт. Может получиться так, что с вами вообще раздумают иметь дело. Так что возвращайтесь в купе. Мы будем за вами приглядывать.
Бардин затянулся сигаретой, пожал плечами, швырнул окурок на железный пол и вышел из тамбура. Коротко лязгнула дверь.
«Господин банкир раздражен, – подумал Гуров. – Это очень некстати. Может наделать глупостей. Но в одном он, пожалуй, прав. Не стоит считать врага глупее себя. Вполне возможно, что нас вычислили. Но не думаю, что это заставит Мельника отступиться от своей затеи. Скорее всего, он заложил такую возможность в свой план. Нужно обеспечить постоянное наблюдение за вагоном, и таким образом, чтобы наши физиономии не слишком примелькались. Будем меняться».
Гуров отправился на поиски Глузского и нашел его в середине состава смолящим сигарету в прокуренном тамбуре.
– Это ты так надымил? – недовольно спросил Гуров, втягивая носом воздух. – Теперь я понимаю американцев, которые запретили курение в общественных местах. В Америку бы тебя… Но к делу: нужно обеспечить постоянное наблюдение за двенадцатым купе во втором вагоне. Будем меняться, чтобы глаза не мозолить. Бардин там. Настроение у него неважное, и боюсь, как бы он не наломал дров. Мельник пока о себе знать не давал. В купе с Бардиным – офицер и какой-то лощеный тип с манерами графа в изгнании. Четвертая полка свободна. На бандитов эти двое вроде не похожи. Да и не должно их там быть, если только этот Мельник не экстрасенс какой-нибудь. Весь вопрос в том, чтобы не упустить момент, когда он на контакт пойдет. Вряд ли сейчас он воспользуется телефоном. Значит, надо смотреть в оба за тем, кто входит в двенадцатое купе.
Неожиданно Гуров замолчал, заметив на лице Глузского какое-то странное выражение.
– Ты чего?
– Послушай, Лев Иванович, – смущенно произнес Глузский, отводя глаза. – Мне вот что в голову пришло… А ну как придется до Новокузнецка катиться? А я ведь даже жену не предупредил, да и денег у меня сотни четыре в кармане, не больше. Что тогда делать-то будем?
– Хороший вопрос, – хмурясь, сказал Гуров. – Только ты мне его больше не задавай, ладно? Потому что у меня тоже жена есть, и она мне еще последней отлучки не простила. Только одно и спасло, что ранение той ночью получил… Все-таки смягчающее обстоятельство. А вообще будем надеяться на лучшее, потому что денег у меня с собой тоже кот наплакал. Радуйся, что хоть на халяву катаемся!
Глава 13
За окнами поезда едва брезжил рассвет. В сером воздухе проносились черные мохнатые силуэты сосен. Поезд, наращивая скорость, бежал по узкой колее среди дремучей необитаемой чащи, будто стараясь поскорее покинуть эти неуютные места.
Гуров вышел в сумеречный тамбур, переглянувшись в дверях с молодым оперативником, который отправился в купейные вагоны на смену Гурову, и зашагал дальше через спящий вагон, мимоходом присматриваясь к пассажирам. Все было спокойно.
В очередном тамбуре он нашел Глузского. Тот только что затоптал сигарету и полез за новой. Цвет лица у него был землистый.
– Мордовские леса! – кивнул он на окно и зашуршал спичечным коробком. – Самое место для таких, как Мельник. Доживу ли я до того момента, когда всю его бражку на лесоповал отправят?
– Ни за что не доживешь, если будешь и дальше так же травиться, – сочувственно заметил Гуров. – Ты в зеркало на себя посмотри – призрак опера! Так нельзя!
– Да это я от недосыпу, – словно оправдываясь, сказал Глузский. – Мне бы чуток поспать – так я сразу человеком стану. А если не курить, так в этом поезде вообще от тоски подохнешь. Что, опять ничего?
– Полный штиль, – сказал Гуров. – Не нравится мне это. Можно сказать, ты как в воду смотрел насчет Новокузнецка. Будем с промежуточных станций телеграммы домой слать – вышлите бельишко и деньжат на пропитание!
– Не шути так, Лев Иванович! – жалобно произнес Глузский. – От таких шуток у меня мороз по коже.
