– Из двенадцатого купе кто-нибудь выходил? – спросил Гуров.
– Все выскочили, – подтвердил Веригин. – Как один человек. Коридор был забит, как на базаре. Я глотку надорвал, пока уговорил всех на место вернуться и сохранять спокойствие. Как бараны, честное слово!
– Как бараны, значит? – задумчиво повторил Гуров. – А поконкретнее можно? В двенадцатое купе кто-нибудь в этот момент проникал? Сумку выносили?
– Никак нет! – бодро отрапортовал Веригин, но тут же по лицу его пробежала тень, и он, преодолевая естественное желание соврать, поправился: – То есть виноват, товарищ полковник, до конца не уверен. Если честно, то секунд тридцать не владел ситуацией. Такой здесь был дурдом… Но вообще-то, по-моему, все пассажиры на местах, за исключением Бардина, конечно. А посторонний в этой суматохе за тридцать секунд не успел бы пробиться, взять сумку и уйти. Физически бы не смог. А тут уже кто-то из наших закричал, что сумку уносят, я в окошко выглянул – точно, бегут в лес трое и сумку тащат. Только… – Он робко посмотрел в глаза Гурову.
– Что – только? – сдержанно спросил Гуров, которому в глубине души очень хотелось сорвать злость на нерадивом опере.
– Мне показалось, товарищ полковник, что сумка у них другая, – неуверенно сказал Веригин.
– Что значит – другая? – резко спросил Гуров.
«Сам виноват, – подумал он про себя. – Нечего было поручать важное дело человеку, которого плохо знаешь. За купе нужно было наблюдать самому. Бардина-то ты все равно не уберег. Значит, и жаловаться не на кого».
– Другая сумка, – повторил Веригин. – Во-первых, форма вроде другая, а во-вторых, по тому, как ее несли, видно было, что она легкая. У Бардина-то тяжелая была, даже со стороны заметно.
Гуров посмотрел на него с интересом.
– Ну-ка, – сказал он. – Пошли в купе. Что-то ты странное говоришь. Если так, то сумка на месте должна быть.
– Нет ее на месте, – упавшим голосом произнес Веригин.
– Тогда, значит, ты ошибся? – сказал Гуров.
– Мне кажется, не ошибся, товарищ полковник, – робко возразил опер. – Но и этой сумки на месте тоже нет.
– Пошли смотреть! – решительно заявил Гуров и шагнул к двери купе.
Веригин не тронулся с места и взглядом показал Гурову куда-то за спину.
– Тот молодой человек, товарищ полковник, – сказал он. – Который Бардина вызывал. Его Глузский привел. Сказал, что вы захотите с ним поговорить.
Гуров обернулся. У окна, переминаясь с ноги на ногу, стоял юноша в спортивном костюме. Полотенца при нем уже не было.
– Захочу, – сказал Гуров. – Но чуть позже. Жди здесь.
Вместе с Веригиным они вошли в купе. Оба пассажира разом подняли головы и уставились на вошедших. Гуров представился и попросил документы. Офицер в защитного цвета рубашке с погонами майора инженерных войск без звука протянул военный билет. Лощеный тип, который Гурову с первого взгляда не понравился, ворча что-то себе под нос, швырнул на столик паспорт.
– Безобразие! – сказал он. – Когда в нашей стране наступит наконец порядок? Среди ночи будят, требуют документы, дергают стоп-кран… Дурдом какой-то!
– Мой коллега с вами абсолютно согласен, – хладнокровно заметил Гуров, просматривая документы. – Слово в слово. Вы не в милиции случайно работаете?
– Я работник культуры! – негодующе ответил господин. – Еду в отпуск к родителям. У меня больные нервы. Кто ответит мне за моральный ущерб?
– Честно говоря, этот вопрос меня сейчас нисколько не занимает, – ответил Гуров. – Дело в том, что в поезде только что совершено тяжкое преступление. Дело очень серьезное. Поэтому ответьте-ка лучше на мой вопрос: после того как ваш сосед покинул купе, кто-нибудь из посторонних сюда входил?
Пассажиры переглянулись, и инженер-майор ответил:
– Никак нет, не замечали. Правда, когда поезд остановился, тут такое началось… Признаться, я сам поддался суматохе и выскочил сдуру в коридор. Никто ничего мне объяснить, конечно, не мог, и я вернулся. Может быть, за это время кто-нибудь к нам заходил? – Он вопросительно посмотрел на своего соседа.
– Мне ничего не известно! – отрезал работник культуры. – Я очумел не меньше вашего. Входил, не входил, откуда мне знать?
– Вовсе я не очумел. С чего вы взяли? – обиженно заметил офицер. – Элемент внезапности имел место, конечно…
– Никто не заходил, – перебил его Гуров, взглядывая на верхнюю полку, где должна была находиться сумка Бардина. – А между тем багаж вашего соседа исчез.
Пассажиры подозрительно посмотрели друг на друга, а потом негодующе – на Гурова.
– Что вы хотите этим сказать? – высокомерно спросил работник культуры. – Что мы – воры? Это уже ни в какие ворота не лезет!
– Ворота… – задумчиво повторил Гуров и шагнул к столику. – Насчет ворот – окошко открывали?
– Никак нет, – сказал майор. – Окно у нас, как на грех, намертво закрыто. Чувствуете, какая духота? Я предпочитаю, чтобы в поезде был свежий воздух.
– А я лучше потерплю, чем буду на сквозняках сидеть! – заявил его сосед. – И очень хорошо, что это окно не открывается.
Гуров проверил – окно действительно заклинило намертво. Он обернулся к Веригину.
– Стало быть, сумку вынесли через коридор, – сказал он. – Мимо вас, опер!
Веригин пожал плечами. У него был несчастный вид.
– Тут такое творилось… – упавшим голосом произнес он.
– Ладно, найдите мне проводника, – распорядился Гуров. – Такой высокий, с орлиным носом. Может быть, он что-то видел. А я пока поговорю с молодым человеком… А вас, господа пассажиры, попрошу пока оставаться на своих местах!
Вместе с Веригиным они вышли в коридор. Веригин отправился искать проводника, а Гуров подошел к стоящему у окна парню и спросил, как того зовут.
– Максим Ледяных, – отрекомендовался тот и смущенно добавил: – Фамилия у меня такая… А вы тоже из милиции? Меня уже ваши спрашивали. Только вы не думайте – я тут вообще ни при чем. Ко мне просто мужик около туалета подошел и сотенную дал. Вызови, говорит, из второго вагона человека по фамилии Бардин. Пусть, мол, в самый конец поезда придет. Ну, я и пошел, а что такого?
– Да ничего такого, кроме того факта, что Бардина в конце поезда ножом порезали, – сказал Гуров. – Еще вопрос, останется ли жив.
Юноша побледнел, и губы его задрожали.
– Я не знал, – пролепетал он. – Откуда же мне знать? Мужик спокойный был, улыбался…
– Как он выглядел? – спросил Гуров.
– Ну такой, крепкий, зубы хорошие, загорелый, – начал перечислять Максим. – Одет в джинсовый костюм, и еще куртка на нем такая… Типа как у туриста. Да я и не подумал даже, чтобы он…
– Больше ты этого человека не видел? – поинтересовался Гуров. – Может, до, а может, после? Мне важно, в каком вагоне он ехал.
Юноша мотнул головой.
– Не-а, не видел, – сказал он виновато. – А я теперь что – арестован, да? У меня каникулы, меня в Уфе мать ждет.
– Ну, думаю, мать твою мы расстраивать не станем, – сказал Гуров. – А вот сотенную ты мне отдай. Я с нее отпечатки пальцев сниму. Тебе она все равно счастья не принесет – грязные это деньги, сынок.
– Да я с удовольствием! – горячо сказал парень и вытащил из кармана скомканную купюру.
Гуров покачал головой, но аккуратно взял купюру за кончик и вложил в бумажник.
– Тебе надо было ее сразу в отдельный конверт положить, – в шутку сказал он.
– Да кабы я знал! – протянул парень, до которого юмор уже не доходил.
Впрочем, в следующую минуту самому Гурову стало уже не до шуток, потому что примчался Веригин, на котором буквально лица не было. Вместе с ним появились невысокий мрачный человек в форме железнодорожника и возбужденная проводница, которую Гуров недавно отправил за начальником поезда. И еще Веригин вел с собой, придерживая за локоть, полуодетого и встрепанного очкарика, который ошарашенно вертел по сторонам головой и был похож на пойманного с поличным «зайца».
– Товарищ полковник! – лихорадочно затараторил Веригин. – Нет проводника! И след простыл! Честное слово! Говорят, смылся. Ей-богу, я не вру – вот этот человек сам видел. А купе проводника пустое, и сменщика нет.
– Вы про Егорычева говорите? – вмешался в разговор человек в железнодорожной форме. – Егорычев без сменщика работал. Дефицит кадров. А он у нас двужильный. За двоих, если надо, работает и глазом не моргнет. Я не представился – начальник поезда Дронов. Мне сказали, что в поезде московская милиция…
– Милиция в поезде, это верно, – нетерпеливо перебил Гуров. – А вот где ваш проводник, уважаемый?
– А он, когда поезд остановился и все начали тут орать и бегать, – вдруг сказал человек в очках, – дверь на ту сторону открыл и зачем-то в лес побежал. Я сам видел. Я еще подумал – зачем это он в лес бежит? Может, думаю, поезд вот-вот взорваться должен? Хотел и сам бежать, а тут…
– Что? – удивился начальник поезда. – Егорычев – в лес? Что за чепуха? Вам это приснилось, любезный!
