— Теперь, Бломберг, ведите машину на Пратер-штрассе, лучше — в объезд центра, — приказал Кернау.
* * *
…Адъютант положил на стол Кальтенбруннера донесение помощника начальника гестапо Вены фон Зальца:
«Группа обер-лейтенаита Эйхенау остановила машину инженер-майора Бломберга под Мельком. В «штайере», кроме Бломберга, находилась Мари Клекнер, которую Бломберг представил как свою невесту, и некто, назвавший себя «отцом Мари».
Бломберг уклонился от ответа на вопрос, едут ли они в Вену.
Дальнейшим наблюдением установлено: достигнув Вены, Бломберг подогнал «штайер» к дому № 18 по Пратер-штрассе. «Отец» фрейлейн Клекнер открыл ключом ворота, и под аркой дома машина тут же въехала во внутренний двор, скрытый для визуального наблюдения.
Спустя несколько минут «штайер» через эти же ворота выехал на Пратер-штрассе и направился в район Гринциг. В машине были замечены только Бломберг и Мари Клекнер.
В соответствии с полученной от вас инструкцией группа Эйхенау, разделившись, продолжала наблюдение за Бломбергом и домом № 18.
Привратник соседнего дома № 20, фауман[9] местного полицейского участка, сообщил по телефону начальнику полицайревира, что из внутреннего двора дома № 18 через вторые ворота, в противоположную от Пратер-штрассе сторону, выехал грузовик, вскоре после того как из багажника машины Бломберга тремя неизвестными был перегружен в кузов грузовика какой-то ящик.
К сожалению, донос фаумана был передан нашим агентам, дежурившим у дома № 18, уже после того, как обе машины покинули двор дома № 18. Шум двигателя грузовика не был слышен из-за того, что его заглушал мотор «штайера». Эта маскировка позволила грузовику незаметно для наружного наблюдения с Пратер-штрассе выскользнуть через задние ворота.
Нами приняты экстренные меры для быстрейшего перехвата грузовика с ящиком.
По сделанным во время наблюдения за «штайером» фотографиям установлена личность «отца» Мари Клекнер. Он оказался часовым мастером Йозефом Кернау, занимающим однокомнатную квартиру в доме № 18. Кернау одинок, родственников в Вене не имеет и ни в каких родственных связях с Клекнерами не состоит. Допрошенные гестапо ученики-подмастерья Кернау из его часовой мастерской могли только подтвердить, что господин Кернау по делам фирмы куда-то выехал из Вены два дня назад и обещал вернуться сегодня…
Нами оставлена засада в квартире Кернау и в его мастерской».
* * *
«Кто не бывал в Гринциге, тот не заглядывал в душу Вены, не слышал биения ее сердца» — так вам скажет любой коренной житель столицы на берегу Дуная.
Длинными террасами ласково жмутся к подножью холмов знаменитого Венского леса тихие улочки одноэтажных домов. Словно белыми руками соединились они нескончаемыми каменными заборами. К вечернему часу улицы сберегают для венцев прохладу и аромат, настоянный дубовыми рощами Венского леса и виноградниками, завившими холмы причудливыми локонами зеленой листвы. Они спускаются и на плечи Гринцига, простираются над двориками бархатистыми париками.
Спускается за холмы Венского леса солнце, Послав прощальный огненный поцелуй Дунаю, и тогда оживают доселе дремотно-спокойные улицы, дома, дворы бесчисленных гастхаузов и погребков. Светлячками вспыхивают под виноградными «крышами» фонари, окруженные разноцветным хороводом бабочек и мотыльков. Словно хор цикад, стучат смычки настраиваемых скрипок. И венцы спешат в Гринциг насладиться песнями Вены, простыми и прекрасными, как соловьиные трели, что подстерег где-то здесь, неподалеку, король вальсов Штраус, охотясь за мелодиями своих «Сказок Венского леса».
Мари часто приходила сюда со своими университетскими друзьями. Они любили сидеть за грубо сколоченными деревянными столами под звездным небом, слушать винер-лидер[10] которые, будто полевые венки, сплетало из нот и слов трио музыкантов. Музыканты переходили от стола к столу маленького, уютного гастхауза, и часто сами гости подпевали солисту, размахивали в такт песни гранеными кружками с добрым вином, которое хозяин и его домочадцы приготовили из собственного винограда.
Бломберг давно мечтал побывать в знаменитом Гринциге, но приехать сюда удалось лишь теперь. Не та Вена. Но Гринциг, словно в знак протеста, пытался сохранить некоторые свои обычаи.
Они оставили «штайер» на одной из улочек и вошли в калитку того гастхауза, где раньше так часто бывала Мари.
Мари и Бломберг заняли небольшой столик в самой глубине двора. С трех сторон их окружали виноградные лозы, и они сидели, будто в беседке. За их спиной тут же начинался виноградник. Он круто взбегал на холм, теряясь в вечерней мгле Венского леса.
Хозяйка гастхауза узнала Мари и приветливо ей кивнула. Она подозвала одну из своих дочерей, выполнявших обязанности официанток, и вскоре миловидная девушка принесла Бломбергу и Мари по кружке белого вина.
Зоркий глаз хозяйки, должно быть, заметил на лице Мари следы усталости и перенесенного напряжения. Она знала, чем лучше всего помочь гостю в своем доме. Хозяйка подошла к музыкантам, которые настраивали свои инструменты, и что-то им шепнула. Они тут же поднялись и направились к столику Мари.
Впереди с аккордеоном шел среднего роста, чуть грузный седой музыкант. Ворот белой рубахи у него был распахнут. Кисти рук спокойно лежали на клавиатуре, но длинные пальцы уже беззвучно перебегали по черным и белым перламутровым кнопкам и клавишам, словно в последний раз репетируя песню, которую еще держали в плену молчания инструменты.
Лицо Мари слегка порозовело. Огромное нервное напряжение, в котором она находилась весь этот день, теперь разжало свои страшные тиски. Взгляд девушки смягчился. Улыбка тронула ее пухлые, красиво очерченные губы.
Бломберг положил свою руку на руку Мари. Глаза их встретились. И ему сразу передалось ее настроение, переполнило сердце огромным, ни с чем не сравнимым счастьем. Он увидел в глазах любимой и волшебный отблеск далеких звезд, и задорный танец ночных светлячков. Бломберг хотел сказать, как бесконечно дорога ему Мари, но не мог произнести ни слова, так много их готово было сорваться с уст.
Музыканты полукругом встали у их столика. И вдруг птицами вспорхнули к скрипкам смычки, развернул свои перламутровые плечи аккордеон, вздохнул, словно певец, готовясь взять высокую ноту, и зазвенела улетая к самым вершинам Венского леса, мелодия первого куплета…
Прожил столько лет.Не забыть мне — нет! —Вены образ,Дорогой и близкий.В мире нет чудес,Но волшебен лес,Тот, что сказкойСделал наши жизни.
Мари вздрогнула и невольно оглянулась. Ей почудилось, будто кто-то пристально и неотрывно смотрит на нее. Но в ту же секунду все вокруг дружно подхватили припев и увлекли Мари в стремительный хоровод песни.
