По мнению Н. Жинкина, в "тексте не только содержится то, что сказано в данный момент, но и должно учитываться то, что было сказано раньше, и предполагается то, о чем следует сказать в дальнейшем. Это и есть операция УПК (универсальный предметный код), которая не применима к отдельно взятому предложению, а ведет к раскрытию текста вперед и назад до бесконечности" (Жинкин 1982: 94).
Фактически о диалогике текста говорит Г. Колшанский: "Коммуникация есть динамическая цепь общения, теоретически бесконечный процесс, и в этом смысле любая фраза в конкретной ситуации предполагает наличие предшествующих высказываний (Колшанский 1984: 76). И далее: "В таком же смысле, в каком каждый текст является результатом всех предшествующих актов коммуникации, а шире - всей речевой деятельности коммуникантов, в таком же смысле он является и звеном будущей цепи коммуникативных актов, так сказать возможных посттекстов (там же: 114).
Правила диалогического речевого поведения для адресанта и для адресата можно сравнить как две противоположные программы, которые противостоят друг другу как целое, а не по отдельным операциям. Ни одна отдельная операция в программе для адресата не отвечает какой-либо отдельной операции в программе для адресанта. Но обе программы в целом построены так, что программа адресата определяет программу адресанта. Таким образом, реализуется правило - действия адресата предопределяют действия адресанта. (Рождественский 1979: 35)
Не случайно, на выбор и аранжировку языковых средств влияет социальный статус адресата. Достаточно сравнить, например, язык и стиль "интеллектуальной" "Нью-Йорк Таймс" с характерной для нее четкой ориентацией на литературную норму и потакающую вкусам обывателей бульварную "Дейли Ньюс", установка которой на определенный социальный тип адресата находит свое выражение в более широком использовании стилистически сниженной и некодифицированной (сленговой) лексики. Ниже приводятся для сопоставления два отрывка - первый из "Нью-Йорк Таймс", второй - из "Дейли Ньюс":
(1)Although there has not been a real election here since 1873, an estimated 250.000 Washington residents will turn out tomorrow for voting practice. While the rest of the country casts electoral ballots, Capital citizens will vote unofficially on two proposals.
(2)The main problem, as we figure it, will be enforcement. Plenty of people will be trying to chip holes in the non-parking rule for their own benefit. We imagine more than one motorist will try to slip something to the nearest cop. (Швейцер).
Первый отрывок строго ориентирован на литературную норму. Во втором, выражения "to chip holes", "to slip something to the cop" (дать что-либо в лапу полицейскому) относятся к сленгу, а "figure it" входит в разговорную речь.
В отличие от элементарного диалога, можно выделить три сложных типа диалогики текста:
1. Диалогика с имплицитно представленным предшествующим текстом.
2. Диалогика с эксплицитно представленным предшествующим текстом.
3. Диалогика с потенциальным адресатом, который адекватно понимая предшествующий текст, интерпретирует его и создает свой собственный текст в чем-то аналогичный, но не тождественный по форме и содержанию чужому тексту (Мурзин 1991: 28). В результате смыслы вступают в отношение эквивалентности.
3. 2. Интертекстуальность как одно из условий диалогики текста.
Лингвистика, воспринимающая текст в замкнутом пространстве, не соотнесенном с другими текстами, препятствовала исследованиям в области диалогики текста с ее интертекстуальной коммуникацией. Очевидным стал тот факт, что попытка получить информацию из одного текста может изменить смысл текста, так как он выпадает из диалогического общения и создается его искусственная изоляция (она возможна лишь для каких-то исследовательских целей).
Неудивительно, что исследования в области интертекстуальной коммуникации, по мнению некоторых лингвистов, находятся в инфантильном состоянии (Hatim et al 1993: XI).
Интертекстуальность помогает воспринимать текст с точки зрения его зависимости от других релевантных текстов, так как мы в различной степени обладаем множеством ассоциаций, которые возникают из нашего предшествующего опыта и знаний, то есть нельзя не учитывать тезаурусно-концептуальную систему знаний коммуникантов, обладающих разными мнениями и знаниями об окружающей действительности.
Авторы упомянутой работы утверждают, что Дж. Кристева была первой, которая использовала концепцию существования предшествующих дискурсов (текстов) как предусловие для акта обозначения того или иного фрагмента, почти независимо от семантического содержания данного текста (ibid. : 121).
Работа Дж. Кристевой была опубликована в 1969 году (Kristeva 1969: 146), а упомянутая идея в принципиально новом толковании была выдвинута М. Бахтиным в своих заметках в 1959-61 гг. Но, к сожалению, они были впервые опубликованы под заглавием "Проблема текста" в "Вопросах литературы" (1976: 10), а затем в "Эстетике словесного творчества", где он писал, что нет ни первого, ни последнего слова и нет конца диалогическому контексту; текст живет, соприкасаясь с другим текстом. (Бахтин 1979: 364)
Некоторые лингвисты слишком узко трактуют понятие интертекстуальности под влиянием структурализма и редуцируют его до обезличенной монологизированной сущности (Todorov 1984: 90). В нашем понимании любой текст изначально диалогизирован и активно взаимодействует с другими текстами.
Следует отметить, что интертекстуальность может быть активной и пассивной. Интерпретация кажущейся простой ссылки требует больше, чем знание лишь семантического содержания. Необходимо знание массы текстов, которые составляют определенную концептуальную систему знаний в пределах той или иной культуры.
Интертекстуальная связь является сильной в том смысле, что она активизирует знание и концептуальные системы знаний, которые находятся непосредственно за пределами текста. Интертекстуальные функции не всегда однако активны. Существуют пассивные формы интертекстуальности, которые равносильны не более чем основному требованию - внутренней когерентности текста.
Иногда незначительные модификации при переводе могут "похоронить" риторический "эффект". Во время телевизионных лицом- к- лицу дебатов (Американская президентская избирательная кампания 1988 года), один из кандидатов набирал очки по сравнению со своим оппонентом с помощью следующего проницательного опровержения: "I knew John Kennedy. John Kennedy was a friend of mine. Senator, you are no John Kennedy".
Любой перевод, который бы замещал многократно повторенное имя прономинальной референцией или вариацией типа "бывший президент", "Мистер Кеннеди" и т. д. , потерял бы риторический эффект.
Интертекстуальность может принимать форму имитации, плагиата, пародии, цитирования, опровержения или трансформации текстов. По словам Кристевой, каждый текст конструируется как мозаика цитирования; каждый текст - это абсорбция и трансформация других текстов (ibid. : 146).
Неправильно было бы рассматривать интертекстуальность как механический процесс. Текст - это не только лишь включение каких-то "кусочков", отбираемых из других текстов. Не следует также понимать интертекстуальность как простое включение окказиональной референции в другой текст. Скорее они привносятся в текст по какой-то причине. Мотивированная природа этого интертекстуального отношения можно объяснить с точки зрения таких понятий как текстуальная функция, или коммуникативная цель, то есть автор реагирующего текста не только лишь цитирует, скажем Шекспира. Он использует шекспировское высказывание для своих целей. В этом процессе высказывание стремится приобрести новые ценности. Нижеприведенный текст - типичный пример обращения журналиста к Шекспиру:
Sir Terence Beckett, who as Director of the Confederation of British Industry might be expected to know, has called our precious stone set in the silver sea "shabby and expensive". (Mortimer)
Здесь ссылка делается не только с целью упоминания авторитетного источника. Сам процесс не совсем простой. Цитата: 'precious stone set in the silver sea' перешла из одной обозначенной системы в другую. В Ричарде II это означает (коннотирует) патриотические ценности. В тексте Мортимера, однако, это высказывание приобретает иронический оттенок по отношению к фрагменту 'those who might be expected to know'. Он таким образом входит в новую совокупность взаимоотношений, включающих такие оппозиции как 'expensive' (not good value for money) против 'precious' (good value) и 'shabby' (run down) против 'stone set in the silver sea' (brilliant).
Данный пример показывает, что творчество связано с изменением смысла и он актуализируется , встретившись с другим смыслом, чтобы раскрыть новые моменты своего потенциала. Таким образом, актуальный смысл принадлежит не одному смыслу, а двум встретившимся смыслам, что позволяет говорить нам о смысловом диалогическом "эффекте" Бахтина.
Интертекстуальный процесс цитирования не просто вопрос ассоциации идей, что-то субъективное и произвольное. Наоборот, это обозначающая система, которая оперирует на уровне коннотаций. Она требует для этого специальных знаний для того, чтобы быть эффективным как средство обозначения. Каждое вторжение цитации в текст является кульминацией процесса, в которой знак "путешествует" из одного текста - источника к другому " месту назначения". Пространство, которое пересекает от текста к тексту знак, можно назвать интертекстуальным пространством (Hatim et al 1993: 128); в нашей интерпретации - это интертекстуально-диалогическое пространство. Источник цитации претерпевает трансформации, чтобы приспособить цитацию к новому окружению, воздействовать на нее. Весь процесс можно рассматривать как переключение одного сообщения в другое.
