Катя не дослушала рассказ и побрела мимо каменных столбов в глубину памятника, занявшего целый квартал. Сначала он казался кладбищем: надгробные камни, высотой по колено или чуть больше. Потом волнистый пол стал уходить из-под ног вниз, дробленый на квадратики, как плитка шоколада, и вокруг поднимались все те же столбы, ровные, бетонные, на одинаковом расстоянии друг от друга. Они образовывали стройные ряды, строгие и бесстрастные, и скоро выросли выше нее, намного выше. Они давили со всех сторон своим безукоризненным порядком, они закрывали небо и резали его на четкие ленточки, которые на пересечении каждого ряда превращаются в кресты, если задрать голову вверх. Солнечный свет медленно передвигался и от резких углов камней становился таким же графичным, отрисованным по линейке. Он не достигал подножия столбов, внизу было сумрачнее и прохладнее.
Вокруг сновали люди. Их присутствие, такое ощутимое, все время получало и зримое подтверждение. Они появлялись на пересечении бетонных улиц, образованных колоннами, всего на мгновение – и снова пропадали. Иногда компанией, влюбленной парочкой, иногда поодиночке, иногда целой семьей. Мама, папа, ребенок. Моргнешь глазом – а их уже нет. Вспышка. Повернешься направо и случайно заметишь в нескольких перекрестках от тебя чье-то движение, занесенную для шага ногу, край сумки, в следующую секунду уже исчезнувшей. Люди. Сколько их тут? Десятки, сотни? Можно только догадываться, их мелькание так же осязаемо, как и мимолетно. Одиночество в толпе. В какой-то момент Кате показалось, что каменные глыбы тоже смотрят и тоже дышат в этом сером квартале. Только вот они пойманы временем в силки и уже никуда не исчезают, из всех человеческих чувств у них осталось только терпение.
Она прошлась в одну сторону, вернулась обратно. Везде одно и то же: голоса тех, кто рядом и кого не видно, появляющиеся и пропадающие на перекрестках люди или их тени. Густая матовая серость. Сотни перекрестков. Тысячи бетонных глыб. Катя прислонилась к одной из них, провела ладонью и ощутила прохладную гладкость, почти мягкость, как будто камень обтянут тканью. Ей стало тоскливо, и она прижалась к столбу всем телом, чтобы почувствовать что-то в ответ, но камень оставался камнем. И тогда ей мучительно захотелось сбежать. Но чтобы не быть похожей на малышню, с воплями носящуюся по мемориалу без капли почтения, она только немного ускорила шаг.
Через минуту ее окружила привычная суета улицы, и Катя с удивлением заметила, что кончики ее пальцев дрожат.
Но к вечеру внутри заворочалось какое-то требовательное чувство. Оно все росло и с наступлением темноты все же выгнало ее из отеля на улицу. Самой себе Катя объяснила это волнение нежеланием сидеть дома: еще бы, не так уж часто удается посетить другую страну, да еще Германию, да еще Берлин. Глупо сидеть в номере. Надо успеть обойти как можно больше интересных мест, надышаться впечатлениями, которые будут иногда вспыхивать в памяти, и фотографиями, которые она никогда по возвращении не посмотрит. Только вот вместо новых туристических троп ноги сами привели ее обратно, в темный низенький квартал, который – благодаря Интернету она уже знала это – сверху выглядит как разламывающаяся под ногами вздыбленная земная твердь.
Она подошла с другой стороны. Вход в подземную, архивную часть мемориала был ярко освещен. Охранники, вооружившись фонариками, гоняли веселую молодежь, прыгающую с плиты на плиту. По камням памятника метались лучи света, выхватывая из темноты четкие рубленые углы. Здесь было легко затеряться, и скоро только хохоток откуда-то из глубин темного квартала возвестил о счастливом спасении от преследования. Очередной луч скользнул по Катиному лицу, но она, видимо, производила впечатление полной благонадежности, так что никто ничего ей не сказал. Вдохнув поглубже, Катя направилась по одной из узких аллей в глубину. Бетонные стелы столпились вокруг нее, словно только и ждали ее прихода, и мгновенно стали выше ее роста. Стараясь сдержать их напор, она выставила вперед обе руки и коснулась поверхности плит.
После дневного зноя на город наползала прохлада. Но плиты были на ощупь тепловатые, по-прежнему мягко-твердые. Катя поняла, что напоминает их покрытие. Человеческая кожа. Они все как будто обтянуты человеческой кожей, особенно теперь, необъяснимо теплые по сравнению с воздухом вокруг. Ее вдруг замутило. Катя отдернула руки и быстро пошла по проходу. Сердце заколотилось где-то в горле. Она перешла на бег. Справа и слева мелькали такие же проходы, один за другим, один за другим, дробно и быстро. Повинуясь какому-то интуитивному ощущению, девушка свернула в один из них и тут же заблудилась. Все эти аллеи были похожи как две капли воды, и сколько ни крути головой, нет никакого шанса понять, откуда ты только что пришел. Вокруг было тихо. Вдалеке, на самом краю темной мемориальной аллеи, в мире живых горел фонарь на уличном столбе и, кажется, на дороге даже промелькнула машина. Катя снова побежала, слыша вокруг себя только эхо собственного дыхания и шагов. И опять свернула, и снова, и снова.
А потом остановилась и неожиданно рассмеялась. Гнетущее ощущение рассеялось внезапно, как будто его выключили. Катя почувствовала себя ребенком в каком-то причудливом лабиринте. Он был абсолютно безопасен, этот лабиринт, ведь из любой его точки есть как минимум четыре выхода. Можно уйти сразу, как только захочешь этого. И потеряться тоже – когда хочешь. Она захотела потеряться. В голове звенела пустота. Стоило замереть и перестать двигаться, как вокруг оживало множество звуков и шорохов, чьих-то шагов по соседним проходам, отдаленный смех, речь незнакомых языков. Пространство полнилось призраками, шепотами, тенями. Но как только девушка пускалась бежать, бездумно сворачивая то направо, то налево, то тут же оказывалась в полном одиночестве, в запутанной пещере биения собственного сердца. Никто не видел ее, она словно существовала и не существовала одновременно, и никому не было до нее дела. Она становилась такой же – одной из теней в темном лабиринте, и другие тени, проскальзывавшие мимо нее, не имели лиц, как и она.
Наконец Катя остановилась. Ощущение сторон света и времени улетучилось, и вместе с ним пропало чувство реальности. Она не имела ни малейшего представления, где находится, и это совершенно ее не беспокоило. Спиной она вжалась в каменную плиту вдвое выше нее, и теперь плита показалась ей не отталкивающей, а, наоборот, надежной и спокойной. Катя распласталась по плите и даже повернула голову, чтобы прислониться к гладкой бархатистой поверхности щекой. И на мгновение зажмурилась.
На нее кто-то посмотрел.
Она дернулась, открыла глаза и завертела головой по сторонам. Странное место. Здесь легко затеряться, но невозможно спрятаться: каждый проход просматривается на свет от края до края. Катя поняла, что ее силуэт привлек чье-то внимание. Но кто это был и в какой стороне?
Неуверенно шагнув от плиты, она прошла пару проходов и снова остановилась. Рядом раздался мягкий приглушенный смех. Девушка хихикнула в ответ и перебежала к соседней плите. Справа от нее мелькнула мужская фигура и пропала. Смех повторился. Катя осторожно выглянула из-за плиты и успела увидеть чью-то голову, поспешно исчезнувшую за поворотом. Через секунду человек опять осторожно выглянул, и тогда она рассмеялась во весь голос и бросилась по проходу. После нескольких поворотов она нырнула налево и замерла, прислушиваясь.
Вокруг стало сгущаться темное волнующее напряжение, клубы невидимого дыма.
– Hallo, – донеслось до нее.
– Hallo, – весело отозвалась Катя и почувствовала, как внутри у нее все замирает. Она выглянула из-за плиты и увидела незнакомца на расстоянии двух проходов от себя. Нарочно медленно шагнула за укрытие соседней плиты.
– Кто ты? – пробормотала она довольно громко по-русски. Ответом ей был мягкий смех.
Мужчина выглянул из-за очередного камня. Она помедлила, прежде чем снова скрыться за поворотом. И поймала себя на том, что прячется только для того, чтобы быть пойманной. Ей не хотелось отходить далеко, она боялась, что этот незнакомец может ее потерять.
Они перемещались перебежками, словно кружили друг вокруг друга. Катя чувствовала, что мужчина стоит прямо за ближайшей к ней колонной и смотрит на нее, и специально сворачивала в соседний проулок. Они мелькали совсем рядом, но их пути все еще не пересекались.
– Как дела? – донеслась до нее его русская фраза с гортанным акцентом. Она почему-то тотчас поняла, что на этом его познания в русском языке закончились, и засмеялась. Выждала какое-то время и выглянула из-за угла.
Эта аллея просматривалась полностью, но была пуста. Катя с беспокойством нахмурилась. Прошла туда-обратно и остановилась, уже не уверенная, что вернулась на то же место. Все стало тихо.
Воздух вокруг вибрировал, накаляясь. Где-то в груди холод сменялся жаром, который волнами скатывался вниз и тут же приливал к щекам. Катя прислонилась лицом к плите, надеясь унять дрожь. Потом вдруг встрепенулась, бросилась куда-то вслепую, налетела лбом на угол плиты и вскрикнула от боли. На пару секунд пришлось остановиться. Растирая рукой ноющую бровь, она ругала себя за неловкость и благодарила Бога за то, что здесь темно и этой глупой неловкости никто не видел.
