натерпишься с этим грузом, всего не купишь… Знал и понимал, что этого больше не повторится, ничего не мог поделать – «лишний вес»…
Я ничего намеренно не говорю об этнографических деталях экспонатов – изделия на снимках говорят сами за себя, достаточно для того, чтобы оценить искусство резчиков и разнообразие выбранных сюжетов. Можно только сказать, что делают их в основном макуа, объединенные в артели; сами изготовители и выносят товар на базар; дерево они получают партиями из отдаленных районов, подчас даже из другой провинции, платят за него и цену на изделия назначают соответствующую, чтобы окупить затраты на материал.
Конечно же, любой мало-мальски уважающий себя продавец никогда не назовет подлинную цены – он увеличит ее минимум вдвое, а то и втрое, и уж от той, «верхней», суммы и хозяин и покупатель сбрасывают одну сотню эскудо за другой в поисках обоюдного согласия.
«Поединок» покупателя и продавца разворачивается в общем-то всегда по одной и той же схеме.
– Сколько? – спрашивает небрежно покупатель, проходя мимо и как бы случайно замечая продавца с его изделиями.
– Тысяча двести.
– Сколько?! – В голосе покупателя непременно слышится недоверие: не ослышался ли он?
– Тысяча двести, но можно договориться.
– Ну, тысяча двести вообще не та сумма, от которой мы поведем счет… Шестьсот – и ни одного эскудо больше, – железным тоном заявляет покупатель и поднимается с корточек (перед этим он, сам не заметив как, присел перед фигурой).
– Семьсот пятьдесят, – тут же парирует продавец и убеждает: – Ручная работа, не на станке же сделана!
– Семьсот, или я ухожу.
– Та бень (хорошо), – грустно выдыхает владелец фигурки. На самом деле он рад-радешенек – именно за такую сумму он и хотел ее продать.
Покупатель отсчитывает сотни, берет дерево, оно тяжелое и черное, приятно холодит руку, твердая древесина не успела еще нагреться на солнце…
Но на этом покупки не заканчиваются. С грустью думаешь, что, наверное, оставишь здесь все деньги (в результате так оно и случается), и тревожно пересчитываешь в кармане зеленые и красные бумажки – все, что полагается на месяц питания и жизни в поле.
Вот перегнутая пополам фигура какого-то тучного гражданина, как потом выяснилось – американца, который, не догадавшись, видимо, сесть на корточки, наливается краской, но продолжает чего-то бурно обсуждать с продавцом. Покупатель не знает португальского, а продавец – английского. Поэтому «беседа» протекает очень своеобразно: хозяин пишет на ладони цифру, а покупатель отрицательно мотает головой. Тогда хозяин пишет другую цифру, поменьше, и американец радостно кивает – оʼкей, оба расплываются в улыбках, деньги благополучно переплывают из рук покупателя в карман хозяина, а барельеф – роскошная доска с изображением жизни целой деревни, вырезанными фигурами родителей и детей на фоне хижин – исчезает в объемистой сумке американца. Он разгибается и шумно выдыхает: «Уф!»
Такие сцены происходят на всем полукилометровом протяжении базара. Мы медленно движемся от «хвоста» к «голове». Наши африканские друзья, менее сдержанные, чем мы, бурно восхищаются изделиями, чего по законам рынка делать ни в коем случае нельзя, и я опасливо отделяюсь от них, предпочитая действовать в одиночку…
Один продавец шумно требует от меня компенсации за фотографирование принадлежащих ему фигурок чертей, но все вокруг, его же друзья, смеются над ним, и тот сконфуженно умолкает…
Четверо мускулистых ребят снимают с грузовика сундуки из так называемого розового дерева, оно немного мягче черного и чуть дешевле, но изделия из него по красоте не уступают самым дорогим сортам. Сундуки стоят недорого, на крышках и стенках у них рисунки из деревенской жизни, а внутри спокойно может поместиться взрослый человек. Но мы только вздыхаем.
Образчик искусства народности маконде
Зато ножичков, ложек и браслетов из волос слона (именно волос, которые растут у него сзади, у хвоста), кошельков из шкуры антилопы ньялы можно набрать сколько угодно. Правда, хозяин предлагает «в нагрузку» брелок из слоновой кости, но при ближайшем рассмотрении «кость» оказывается обработанным клыком дикой африканской свиньи, и мы отклоняем это предложение…
Словом, сумки наши полны всякой всячиной – от кофейного сервиза до большой резной пепельницы. Есть там и слон, и голова воина-масаи… На минутку, кажется, я запутался. Да, голову воина мне привез знакомый геолог из Пембы – столицы провинции Кабу-Делгаду. Пожалуй, она стоит всех изделий, купленных в Нампуле. Эту голову резчик по дереву делал прямо на глазах у моего друга. Потом я сравнивал ее с изображением воина-масаи – удивительное сходство! Значит, на севере страны сохранились еще народные умельцы, способные на чудеса? А ведь считалось, что они остались только в Танзании, северной соседке Мозамбика…
К концу дня удивительные по красоте вещи уставшие хозяева отдают буквально за бесценок. Но у нас не было времени ждать – нужно было ехать дальше – на остров Мозамбик, предстояла еще одна интересная встреча – с кораллами, морскими звездами и панцирями черепах. Мы хотели успеть туда засветло…
Жил-был дронт…
Май, в Мапуту – осень. Яркие цветы под ногами и над головой. Выше – пронзительно синее небо, неподалеку слышен рокот океана. Мы медленно идем по Улице 24 июля, усеянной алыми цветами фламбуанов.
– У меня к вам только одна просьба, – обращаюсь я к спутнику, – привезите цветное изображение дронта. Мой собеседник – сотрудник метеорологической службы Мозамбика – через несколько дней летит на Маврикий.
Через две недели, сгорая от нетерпения, я приехал в аэропорт встречать «маврикийца». И не напрасно. Мой знакомый перевыполнил задание: привез не только цветную фотографию чучела удивительной птицы, но и вдохновенный рассказ о том, что ему удалось узнать в Национальном музее естественной истории в Порт-Луи, столице Маврикия.
У подножия таких холмов водились дронты
Потом я долго копался в разноязыких статьях по истории и орнитологии островов Индийского океана, пытаясь дополнить и уточнить детали рассказа моего знакомого. Но то было уже в Москве…
В этом небольшом рассказе встретится много дат и фамилий, что вполне закономерно: велико было число людей, восхищавшихся живым дронтом, тех самых людей, которые так или иначе повинны в его гибели; да и после его исчезновения десятки спохватившихся ученых буквально по косточкам собирали дронта, искали в пыльных запасниках музеев рисунки, восстанавливали прижизненные описания птицы.
1681 год – черная дата в календаре орнитологов. По официальной версии считается, что именно тогда исчез с лица земли дронт острова Маврикий. Чтобы понять, как это случилось, вернемся от этой даты почти на два столетия
