назад, к началу этой удивительной истории переплетения людских и птичьих судеб, ложных и верных имен и открытий, примеру человеческого бездушия и черствости.
Трудно сказать точно, кто и когда открыл острова, спрятанные в Индийском океане за могучим Мадагаскаром. Наверное, первыми здесь побывали арабы, но открытие это было эпизодическим, попутным. Есть карта, на которой все три острова Маскарен носят арабские названия. Индонезийцы, путь которых в Африку наверняка пролегал через Маскарены, тоже не тронули дронта. До 1507 года бескрылые птицы свободно разгуливали по берегу Маврикия, Реюньона и Родригеса. Белые, с красными крестами паруса португальских каравелл, что появились у Реюньона 9 февраля, не произвели на дронтов ни малейшего впечатления.
Диогу Фернандиш Перейра пришел на острова на «Серне». Будущий Реюньон он назвал Санта-Аполлонией, а Маврикий – Илья-ди-Серне – по названию каравеллы. Через десятилетия ученые много спорили о названии острова. Спор продолжался бы и поныне, если бы одному внимательному исследователю не пришло в голову заглянуть в справочник по мореходству и не увидеть там название судна Перейры. Что только до этого не предполагали! Серне-де – это Керне – легендарный остров, упоминаемый некоторыми древними авторами, который находился где-то возле Африки. Но у Плиния Старшего ясно сказано, что Керне был у северо-западных берегов, тогда как Маскарены лежат на восток от континента. Голландцы, пришедшие на Маврикий попозже, откуда-то взяли, что «серне» – это «сижне» – «лебедь» по-португальски, и сама идея назвать так дронта принадлежит морякам, впервые увидевшим птицу и принявшим ее за лебедя. Недолго думая, голландцы окрестили Маврикий на свой манер Званей-ландом – Лебединым островом, между тем как лебедей там никогда не было.
Таким образом, с начала XVI века острова уже не оставались без внимания. Открыв землю в океане, люди поспешили заселить ее – так на Маскаренах появились новые обитатели. Добро бы только люди, но привезли с собой животных. Для бескрылых птиц настали печальные времена – люди бегали быстрее дронтов и убивали их нещадно десятками, сотнями. Но мясо сами не ели – оно было жестким. Однако у четвероногих попутчиков человека зубы и желудки оказались покрепче. Мясо дронта вполне устроило свиней и кошек.
В 1637 году живого маврикийского дронта повезли в Европу. Он прожил в Англии несколько лет, а когда погиб, кости его хранили в Оксфорде до тех пор, пока в 1755 году куратор музея, сочтя, что «драные перья какой-то никчемной курицы» отнюдь не украшают дорогую орнитологическую коллекцию, приказал сжечь чучело дронта вместе с остальным хламом. В последний момент кто-то выхватил из огня уцелевшую ногу и голову птицы, которые и поныне находятся в этом музее. (Маврикийского дронта тогда уже не существовало в природе.)
Маврикийский дронт
В начале XVII века кое-какие сведения о еще живом семействе дронтов стали попадаться в толстых зоологических книгах, появилось его научное имя. Бюффон вовсю оперировал названием птицы в своих трактатах.
Потом дронта не стало. Те рисунки, которые уцелели в Европе после многочисленных чисток музеев, изображали абсолютно разных птиц. Никто ничего не мог понять, в ученых кругах началась дискуссия. Появились орнитологи, которые вообще подвергали сомнению существование птицы.
Ученый мир обязан спасением дронта от «научного истребления» докладу английского орнитолога Ф. Дункана, который он сделал в 1828 году. Дункан по крупицам собрал данные о дронте. Обратимся к источникам.
Они немного не дожили до нашей эпохи
Первым, кто упомянул маврикийскую птицу, был голландский адмирал Ван Нек, посетивший Маврикий в самом конце XVI века. В 1601 году появился его доклад о поездке. Вот выписка из него: «Голубые попугаи весьма многочисленны здесь, так же как и прочие птицы. Среди них есть одна размером побольше лебедя с огромной головой без крыльев, а вместо них – три или четыре черных пера… Мы обычно звали их «вальг-фогельс» (нелепые птицы), потому что есть у них такая особенность: чем дольше варить их мясо, тем жестче оно становится». Адмирал назвал дронта «нелепой птицей», наверное, еще и потому, что она не научилась вовремя убегать от людей…
Дж. Стриклэнд, автор первой обстоятельной монографии, появившейся в 1848 году, само название «дронт» так объясняет: термин исходит от датских моряков: по-датски «друнте» – «быть медлительным». Голландец А. Оудеман абсолютно был с ним не согласен – «дронт», несомненно, происходит от голландской глагольной формы «друнтен» – «надутый», «щегольской». Пока ученые препирались, выясняя, почему дронт – дронт, его не стало. Одно радует – птица успела побывать в Европе и «позировала» лучшим фламандским и английским живописцам. Только разве это поправит дело?
Ученые совсем было приуныли, как вдруг появились данные: на Реюньоне и Родригесе тоже, оказывается, жили дронты! В 1675 году англичанин Дж. Теттон опубликовал рассказ о поездке на острова: «Есть здесь и большой петух размером с индейку, – писал моряк, перечисляя далее все тех же попугаев и голубей, – очень толстый, белого цвета, с такими короткими крыльями, что летать совсем не может…» Теттон был единственным человеком, который оставил более-менее подробное свидетельство об окраске реюньонского дронта. Кроме него, об этой птице упомянул одним-двумя словами еще один человек – голландский путешественник Биллем ван Хоорн, проживший на островах три недели в 1619 году, но более подробно о птице рассказать он так и не удосужился.
Белый дронт оказался самостоятельным видом. Он выжил на Реюньоне благодаря географической изоляции – гористый остров спас его. Но ненадолго.
Обратимся к третьему острову. Французские гугеноты прибыли на Родригес из Европы на голландском судне в 1691 году. Небольшую группу возглавлял некий Лега. Он-то и опубликовал журнал путешествия в 1708 году. Сведения о дронтах на Родригесе имелись и до Лега, но он был единственным, кто долго жил там и умел рисовать. «Среди всех птиц острова, – пишет Лега, – самая замечательная та, что называется «отшельник», и их здесь множество. Перья самцов черно-коричневые, ноги и клюв индюшачьи. Нелегко добыть их в лесу, но просто на открытом пространстве, потому что мы бегаем быстрее их. Некоторые самцы весят до 45 фунтов…» Заметки Лега, самые грамотные и полные из всех свидетельств о дронтах, подтвердились более поздними находками, когда палеонтологи наткнулись на останки птиц.
И очередная неясность. Английский профессор Дж. Аткинсон, написавший несколько книжек о романской литературе и путешественниках, пытается доказать, что Лега… вообще не странствовал. А свои зарисовки позаимствовал из разных источников. Биологи, прочтя это сообщение, пришли в изумление: откуда же тогда Лега взял описание дронта с Родригеса, ведь тот действительно там существовал, это доказано! И откуда взялись в архивах Кейптауна, где был Лега, точные
