Наконец он нашел нужную улицу и нужный дом. Белый, с темными ставнями, похожий на все остальные. Однако на дворе здесь росла редкая травка, валялись детские игрушки, погрызенная «летающая тарелка»: то есть имелись признаки жизни. Рэй надеялся, что дома никого не окажется, и сочинял в уме записку, которую оставит в двери, но на подъездной дороге стояла машина, а за окнами гостиной двигалась неясная фигура.
А записка получилась бы действительно хорошей, подумал он.
Он несколько раз глубоко вздохнул, подошел к двери и постучал.
Рэй испытал облегчение, когда увидел перед собой мужчину: ему казалось, с мужчиной разговор у него выйдет легче. Мужчины живут по своим мужским законам. Они умеют достойно воспринимать известия, которые повергли бы в горе женщину – и которые, по правде говоря, повергают в горе и мужчин. Но они не показывают своих чувств, что облегчает задачу вестнику. Конечно, именно поэтому мужчины лысеют и умирают молодыми, но во всем есть свои неявные минусы, считал Рэй, – и он впервые за все утро обрадовался, увидев хоть какой-то явный плюс в ситуации, пусть даже в конечном счете этот плюс и вел к преждевременной смерти.
– Привет, – сказал мужчина.
– Привет, – с улыбкой сказал Рэй, стараясь максимально растянуть период относительно добрых отношений. Он подозревал, что как только он сообщит печальное известие, события примут дурной оборот. Даже если мужчина соблюдает мужской кодекс чести, необязательно все пройдет легко и просто. Можно ожидать довольно мучительной сцены – немой, с зубовным скрежетом.
– В общем… – сказал Рэй. – Боюсь, произошел несчастный случай. Ваша собака, – поспешно добавил он, чтобы мужчина не на секунду не вообразил, будто речь идет о жене или детях. – Я ехал по… э-э… Абрикосовой улице, кажется, и она, на беду, появилась невесть откуда прямо перед машиной. Вот так. Все произошло очень быстро.
Собака сама была виновата, хотел прямо сказать он, но не смог: подобное заявление казалось неуместным. С другой стороны, он не хотел, чтобы его винили в чем-то, к чему он не имел практически никакого отношения. Он даже не превышал скорость. Вся его вина состояла лишь в том, что он оказался не в том месте не в то время. И он вообще не оказался бы там, если бы с утра пораньше настоял на своем.
– Вы о Ка-девять? – спросил мужчина.
– Да, – сказал Рэй. – Маленький шотландский терьер.
– Ясно. – Тут мужчина впервые по-настоящему улыбнулся – возможно, чтобы Рэй чувствовал себя не так неловко. Он глубоко вздохнул и приоткрыл дверь пошире. – И что? Он умер?
– Умер, – сказал Рэй. – Но все произошло в считанные секунды. Он выскочил невесть откуда – на самом деле из придорожной канавы, но мне лично показалось, что просто возник из пустоты. Мне, правда, очень жаль.
Мужчина пожал плечами. Он был в белой футболке, на вид изрядно поношенной. Рэй видел на ней множество свидетельств, позволявших составить примерное представление о меню владельца: пятна кофе, жирные пятна, застывшие капли плавленого сыра. Мужчина пару дней не брился; лицо у него было пасмурное и щетинистое. Джинсы на нем казались новыми, но чуть тесноватыми. Он вышел босиком. Было утро понедельника, и похоже, он никуда не собирался. «Странно, – подумал Рэй. – Ты проезжаешь мимо этих домов и никогда не задумываешься о том, что в них люди живут своей жизнью. Причем совершенно непонятной».
– Ну, если он не мучался… – сказал мужчина. – Мысль о физических страданиях меня просто убивает.
– Меня тоже, – сказал Рэй.
– Так значит, никаких непроизвольных движений? Никаких конвульсий? Вы понимаете, о чем я. – Мужчина содрогнулся всем телом при одной мысли о подобных муках
– Ничего подобного, – сказал Рэй. – Я сразу остановился и вышел из машины, и он лежал… ну, совершенно неподвижно. Бездыханный. Он сейчас в сточной канаве.
– В канаве на Абрикосовой?
– Да, на Абрикосовой, – сказал Рэй.
Мужчина на мгновение закрыл ладонями лицо, сильно потер глаза, и Рэй испугался, что сейчас он нарушит неписаный кодекс и таки расплачется.
– Ка-девять! – воскликнул мужчина, отнимая ладони от совершенно сухих глаз, и с силой выдохнул: – Ха! Вам не кажется, что более идиотского имени вы в жизни не слышали?
Рэй рассмеялся – не потому, что хотел, но потому, что хозяин убитой собаки смеялся; он счел нужным последовать примеру. Было бы глупо хранить скорбный вид в такой ситуации. Поэтому он рассмеялся.
Мужчина вышел на крыльцо, захлопнув дверь за собой. При ярком свете дня он выглядел еще хуже. Скорбные темные круги под глазами не исчезли, но проступили явственнее, когда он рассмеялся. Казалось, он носит собственную посмертную маску. – Когда она назвала пса Ка-девять, я спросил: «Почему Ка-девять?» А она ответила по обыкновению: «О, ты просто не понимаешь». А я сказал: «Я не понимаю? Да чего здесь понимать-то! Это просто глупо. Может, придумаешь чего поумнее?» – Мужчина с отвращением потряс головой, а потом продолжил: – Дурацкая кличка для собаки… По-моему, это попытка, отчаянная попытка показаться остроумной и оригинальной, хотя ничего остроумного и оригинального здесь нет. Вы согласны? Рэй пожал плечами и беспомощно вскинул руки.
– Я, право, не знаю, – сказал он, хотя именно так думал всего несколько минут назад. Но произнести вслух неоригинальное имя собаки, только что им убитой, просто язык не поворачивался. – Не знаю.
– Нет, – сказал мужчина, несколько возбужденный предметом разговора. – Дело не в самом имени. Дело в том (так мне видится, по крайней мере), что она придумывала имя не для того, чтобы просто дать собаке подходящее имя. Она старалась показаться умной. Понимаете? Если она дает собаке имя и оно оказывается удачным, это здорово. Но она старалась придумать именно крутую кличку. Чтобы люди услышали и сказали: «Ух ты! Круто!»
Мужчина глубоко вздохнул и потряс головой. Когда он снова заговорил, в его голосе слышались нотки нелегко обретенной мудрости.
– В действительности того пса звали вовсе не Ка-девять, он пришел в мир с другим именем. Мы, люди, должны узнавать настоящие имена животных. А она даже не попыталась. Настоящее имя пса, – сказал мужчина, – было Эндрю. Иногда я называл его Эндрю, иногда Энди или Энж, как в шоу Энди Гриффита, и она ненавидела меня за это. Однажды запустила в меня одним из своих сборников поэзии. Страстная женщина, Джанет. Она никогда не швырнула бы в меня телефонную книгу. Только книжку стихов. – Он помолчал, словно наслаждаясь воспоминанием. – Но пес выглядел как Эндрю. Я имею в виду – он был именно Эндрю. Вы заметили?
– Честно говоря, нет, – сказал Рэй. Когда он задавил пса, ему было не до этого. Терьер унес свое имя с собой.
– Не то чтобы меня это особо волновало, – сказал мужчина. – Ка-девять, Эндрю, Эндрю, Ка-девять. Это была ее собака. Она совершенно недвусмысленно дала мне это понять. Она завела пса еще до меня. Я был ему вроде отчима. Но если я хотя бы вытаскивал блоху из шерсти чертовой псины, Джанет принималась проедать мне плешь. Я не шучу.
– Понимаю, – сказал Рэй.
И он действительно начинал понимать. Он начинал понимать, что является невольным свидетелем некой семейной драмы. Все – от грязной одежды и сумрачного лица мужчины до болезненного вопроса об имени собаки – заставляло Рэя чувствовать себя причастным к маленькой вселенной семейных отношений, которая в действительности не представляла для него никакого интереса. И теперь он видел бесчисленные коробки, составленные одна на другую в коридоре за спиной собеседника. Здесь разыгрывалась какая-то драма, и К-9 являлся лишь вершиной айсберга.
– Меня зовут Ричард. – Мужчина протянул руку, и Рэй пожал ее. – Джанет – моя бывшая жена. Просто чтобы вы знали.
– Я Рэй.
– Вот и хорошо.
Ричард кивнул с таким видом, словно хотел сказать, что теперь Рэй узнал все факты и может сам сделать выводы. Вот вам бывший муж, бывшая жена, мертвая собака – решение за вами. Своим кивком мужчина словно подвел черту под разговором, и Рэй получил удобную возможность воспользоваться короткой паузой, чтобы откланяться и отправиться на занятия. Но он еще не чувствовал такого желания. Он хотел узнать еще что-нибудь. Если он собирался рассказать эту историю кому-нибудь (своей подружке, например, которая любила интересные истории), он должен был узнать больше.
– Отличные игрушки, – сказал Рэй, предпринимая смелую попытку взять тон повеселее, и Ричард рассмеялся, пусть и безрадостно. – Где ваши дети?
– Никаких детей нет, – сказал он. – Все игрушки покупались для пса. Мы продаем дом. Жили здесь пять месяцев, если это можно назвать жизнью. В прихожей куча коробок, которые мы даже не распаковывали. Думаю, мы никогда особо не надеялись, что это понадобится. Что у нас все сложится.
Рэй поддал комок грязи носком тенниски, чувствуя себя неловко. – Ну и что насчет Ка-девять?
