В общем, мне кажется, главное во всей этой дрессировке я усвоила. Но если совсем честно, то я все-таки считаю, что я — тоже полноправный член семьи и могу сама во всем разобраться. А изображать из себя овчарку не собираюсь. Поэтому отдавать апорт, завоеванный в честной борьбе, или выпускать изо рта кусок колбасы, найденный на улице, я так и не научилась. И если я вижу на дороге коровью лепешку или на помойке какую-нибудь тухлятину, я никогда не упускаю случая вываляться в них, чтобы отбить запах. Ведь я же охотник, в конце концов!
Несчастный случай
После окончания школы дрессировки мы начали готовиться к собачьей выставке. Но сначала произошел несчастный случай: я разрезала лапу.
У меня вообще-то часто бывают всякие ушибы, порезы: один раз я хотела проскочить под колючей проволокой и так располосовала спину, что мне Рыжуша какое-то лекарство прямо горстями в рану сыпала. Меня всегда Рыжуша лечит и перевязывает. У Па и Ма «нервы не выдерживают».
Так что у меня это часто бывает.
И вовсе не потому, что я, как говорит Ма, «вечно мчусь как оглашенная», а потому, как правильно подметила одна знакомая собачница, что «наш национальный камень — битое стекло». От этих разбитых бутылок никакого спасения нет.
У нас за школой есть пруд небольшой. Берега у пруда такие красивые, зеленые, с деревьями и кустами. Там всегда летом люди лежат, загорают. Но кроме людей там еще пьяницы обосновались. Я этих пьяниц ненавижу, всегда рычу на них. Никогда не знаешь, чего от них ждать: может бутербродом угостить, а может ласково подозвать и палкой ударить.
Так вот, там, на пруду, просто шагу нельзя ступить — обязательно на стекло наткнешься. Я и наткнулась со всего маху!
Рыжуша подбежала на мой визг, а у меня лапа почти пополам перерезана. Как уж мы с ней на трех лапах домой добрались — не помню, а ведь нужно еще на пятый этаж без лифта взобраться. Я всю лестницу кровью залила.
Хорошо, что была суббота, и Па, и Ма дома были, и Штееруша около дома стоял. Ма быстро-быстро меня перебинтовала, и мы все поехали в ветеринарную лечебницу.
В приемном отделении у меня аж шерсть дыбом встала — там было полно кошек и собак, но они не дрались, а молча сидели. У всех были несчастные тоскливые глаза, и у их хозяев тоже. Еще там ходили какие-то дядьки в белых халатах, забрызганных кровью, а из-за дверей доносились стоны.
Там прямо пахло несчастьем!
Моим тоже стало нехорошо, потому что Па побледнел и сказал Ма:
— Ну, мы пойдем, посидим в машине, а ты займи очередь.
Ма хотела что-то возразить, но посмотрела на Па и промолчала. Мы вернулись в машину, но я уже для себя решила — ни за что туда не пойду! Я им такой скандал устрою, они думают, что все такие покорные и тихие, как у них в приемной.
Наконец Ма пришла и сказала, что наша очередь следующая. Па и Рыжуша молчали и не двигались с места. Ма вздохнула и сказала каким-то особым голосом:
— Пошли, Дитуша!
И я пошла.
В кабинете Ма приказали надеть на меня намордник, какие-то дядьки меня схватили, положили на стол и привязали.
Потом было очень больно.
Иногда я открывала глаза и смотрела, где Ма. Она была рядом, и я видела, что ей тоже больно. Когда все кончилось и мы с Ма вышли к машине, Па и Рыжуша сразу выскочили, захлопотали, уложили меня на заднее сиденье, к Рыжуше, а Ма села вперед и заплакала. Па немного подождал, и мы поехали домой. Он только один раз остановился у магазина и купил мне ливерной колбасы.
Ба уже ждала нас, а у меня в кормушке лежала моя самая любимая еда — жареная печенка.
Целую неделю они ходили вокруг меня на «задних лапках», а еще через неделю я уже даже не хромала и выкинула все из головы. Если все время думать, что что-то может случиться, так и не побегаешь всласть.
И мы начали готовиться к собачьей выставке.
Меня стригут
Это была моя первая выставка. На ней щенки моего возраста еще не должны демонстрировать свою выучку, судьи просто определяют, насколько щенок соответствует своей породе по размерам, по окрасу и т. д.
Как потом выяснилось, это была и моя последняя выставка, но мы этого тогда еще не знали.
Для начала нужно было меня постричь, а то я уже так обросла, что больше соответствовала породе медвежат.
Стричь меня позвали специальную собачью парикмахершу, которая знала, как должен выглядеть настоящий эрдельтерьер и что сейчас модно. Парикмахерша приехала, сняла пальто, и оказалось, что на ней белый халат. У меня сразу заныла правая лапа, и я зарычала: я не забыла ветлечебницу.
Ма велела мне замолчать, а сама сразу стала оправдываться, что я добрая, но очень эмоциональная, а недавно пережила травму.
Парикмахерша небрежно так махнула рукой:
— Не беспокойтесь! Что я, эрделей не знаю, что ли? Покладистые собаки! Будет у меня как шелковая!
— Покладистая? — засомневалась Ма, но продолжать не стала.
Парикмахерша открыла коробку, в ней лежали острые длинные ножницы и еще какие-то блестящие предметы, совсем как в ветлечебнице. Я вмиг оказалась под столом и оскалила зубы.
Па устыдился: он рывком вытащил меня на середину комнаты, приказал «стоять», а сам стал придерживать меня за ошейник. Рыжуша начала со мной разговаривать, успокаивать, а Ма стала нарезать колбасу мелкими кусочками и приговаривать:
— Сейчас, Дитуша, сейчас!
На какое-то время я отвлеклась, и оказалось, что меня уже стригут. Я слизывала с мягкой Рыжушиной ладошки колбасу, но чутко прислушивалась к щелканью ножниц.
Все потихоньку расслабились, вокруг валялись клочья шерсти, один бок и полспины уже были какие-то голые — одна кожа, и вдруг… я почувствовала, что ножницы прихватили у меня кусочек кожи. Я резко дернулась, и… ножницы больно вонзились мне в шею. Все! С меня хватит!
Я вывернулась из рук Па, упала на спину и стала отбиваться всеми четырьмя лапами. Что потом было! Надевали намордник, держали всем скопом, привязывали к батарее… Все напрасно! Больше я этой живодерке не далась.
Она возмущалась:
— Первый случай в моей практике! — но Ма поскорей заплатила ей все деньги, и она ушла.
А я осталась: наполовину голая кожа, а наполовину шерсть толщиной в ладонь.
— Помесь медведя со змеей, — мрачно оглядел меня Па.
— Мам! Я что, в таком виде с ней гулять пойду? — жалобно спросила Рыжуша. — Меня же засмеют.
— Да уж! Не только люди, телеграфные столбы будут смеяться. Придется стричь самим, — заключил Па.
Но тут решительно вмешалась Ма: нужно, чтоб я сначала успокоилась. Она даст мне димедрол, и я буду в умиротворенном, сонном состоянии.
Ма привела все в порядок, чтобы ничто не напоминало о ненавистной парикмахерше, и начала кормить меня с рук кусочками колбасы. А сама все время что-то ласково щебечет, только что не поет. Но я следила за ней очень внимательно и увидела, как она запихнула в один кусочек какую-то белую таблетку.
Колбасу я съела, а таблетку выплюнула. Ма попробовала еще раз и еще. Этот эксперимент длился довольно долго, я успела съесть всю колбасу и научилась плеваться на далекие расстояния.
Наконец Ма решила, что цель достигнута и я проглотила эту злополучную таблетку (она только потом, когда подметала, нашла ее под столом), и ей даже показалось, что я уже немножко сонная. Не тут-то было!
Потом мы все устали, и я согласилась, чтобы Па меня попробовал стричь осторожненько-осторожненько, пока Ма будет непрерывно кормить меня сыром или печенкой. Дело пошло! И тут Па задел мне ножницами кончик уха — на нем, на ухе, видите ли, лишние волосы выросли. Но с меня было уже достаточно. Все! Не надо мне ни вашей печенки, ни вашего сыра, ни вашей красоты! Пойду на улицу какая есть. Я эрдельтерьер! Охотник на львов! А не какой-то пудель! Вы мне еще бант на хвост захотите прицепить?
И Па отступился.
Следующие несколько вечеров ушли на дострижку. На это же ушло еще полкило специально закупленной ливерной колбасы. Рыжуша подвела меня к зеркалу:
— Посмотри, Дитуша, какая ты красавица!
Что ж! Я не возражаю, она была права.
На улице тоже все охали и ахали. С тех пор меня стриг только Па, и это всегда был сложный период в наших отношениях.
Собачья выставка
И вот наконец все в порядке! Можно выставляться! И тут случилось непредвиденное — заболел Па. У него обострилась язва желудка и его положили в больницу. Дальше — больше: с высокой температурой слегла Рыжуша, и Ма сказала:
— Шут с ней, с выставкой! Мне не до этих глупостей!
В ответ на это Па пригрозил, что он удерет из больницы, и Тарь решил, что он сам, лично, отвезет нас на выставку.
Как самый главный специалист по собакам, Тарь объяснил, что даже лучше, если собаку выводит не хозяин, а кто-нибудь другой. Тогда собака будет немного возбуждена, напряжена и пойдет «играя», высоко подняв голову и насторожив уши — не будет тащиться, как «коза на веревке». Тарь даже научил Ма, чтоб она мне на глаза не попадалась, а пряталась за людьми или за деревьями и оттуда время от времени меня тихонько окликала. Тогда я буду искать Ма глазами и буду тянуть шею и «играть» еще лучше.
