Как? Как могла создать Софи подобное полотно? Откуда, из каких глубин слышала зов?
«Дура! Сестрёнка просто развлекалась, а ты бросай пить, не то ещё и не такое померещится. Девчонка-то на Аню совсем и не похожа».
М. С. замолчала, сообразив что снова говорит сама с собой.
— Вот так и сходят с ума. Вот так. А себе врать не зачем. Всё рационально в твоем мире. И всё, хотя зачастую и с трудом, объяснимо. А этого ты объяснить не можешь. И незачем самой себе врать. Аня на картине.
Аня резко проснулась. В первый миг она не могла вспомнить, где находится. Но потом…
Неужели вся та невероять, творящаяся вокруг неё, была на самом деле? Неужели, в самом деле, у неё есть теперь свой дом? Её дом, дом, где её кто-то любит, где она кому-то нужна, и где больше не надо ни от кого прятаться. Неужели всё это на самом деле, а не во сне и не в книгах. Ведь ей ещё совсем недавно казалось, что спокойной жизни нет и быть не может. Она и сейчас в это не до конца верила.
Однако, пора было вставать. Одежда, лежавшая на стуле, была та самая, что и вчера. Новая и необычная. Такая, какой там, где она жила раньше никто не носил. Мирская одежда считалась греховной. Но не было в ней греха.
Она оделась и вышла из комнаты. Утро было солнечным. Светло в доме. Вчера вечером она толком не рассмотрела, что здесь и как. И куда сейчас идти, совершенно не представляла. В конце коридора лестница на первый этаж. «Наверное, там кто-нибудь есть» — подумала девочка.
И точно, ещё на лестнице слышан тот самый хриплый, громкий и резкий голос, который для Ани звучит лучше всех голосов на свете. Голос той, про которую ещё совсем недавно не слышала ничего, кроме страшных сказок… Но девочка её полюбила сразу и навсегда. За всю её недолгую жизнь все люди вместе не сказали и не сделали ей столько хорошего, сколько сделала генерал за несколько последних дней. Раньше у неё не было никого, кроме книг. А люди её за что-то не любили. И она старалась меньше попадаться им на глаза.
А генерала она хотела видеть как можно чаще. Она никогда ещё ни говорила слово «мама», а генерала она готова была так назвать…
Говорила генерал на каком-то непонятном языке. Это девочку уже не удивило. Но раз она с кем-то говорит, значит ей лучше обождать. Она присела на ступеньку лестницы.
— Анютик, это ты там ходишь? Давай сюда. — раздался из комнаты голос генерала.
Генерал сидит за столом, мундира с орденами на ней нет, только зелёная рубашка с погонами. Перед ней пепельница с окурками и чашка кофе, начатая пачка сигарет и зажигалка валяются на столе. Разговаривает она с той, которую вчера назвала. Та женщина стоит у окна. И она показалась девочке сильно удивлённой.
Аня нашла альбом со старыми фотографиями. Ей они казались сделанными в невозможно древние времена. Но она сразу узнала на фотографиях генерала. Прошло столько лет, а она почти не изменилась. Но незнакомых людей на снимках очень много. Чаще всего из них попадались три девочки, две уже почти большие, и одна маленькая.
Первый снимок, на котором они все вместе, сделан зимой. Высокая девочка в меховых наушниках обнимает другую, обе смеются, перед ними стоит маленькая, похоже, что она не столько радуется, сколько насмехается. Она махала рукой.
Лицом невысокая девочка очень походила на генерала. И маленькая чем-то напоминает её. Они давно уже должны были стать взрослыми. На фотографиях они действительно, становились старше. Часто рядом с невысокой оказывалась эта странная высокая девушка. Они явно, дружили. На некоторых снимках попадалась и генерал, только похоже, эти снимки делались случайно. Ещё один альбом, но заполненный только до половины.
На нескольких последних фотографиях были похороны. На них пришло очень много людей. Сначала она подумала, что эти фотографии попали сюда случайно. Но потом… На одном снимке открытый гроб, возле него — двое солдат с винтовками. А в гробу лежит она, и стоит рядом генерал.
Это последняя фотография в альбоме.
Неожиданно вошла генерал. Аня почти испугалась, ведь она смотрела то, что может, смотреть и нельзя. Но генерал не сердится.
— Она была очень хорошим человеком. — сказала она неожиданно. — Очень. И она не была злой. А в нашем мире таким людям не выжить. Их просто не успеваешь защитить от зла, которого слишком много.
— Вы были её мамой?
— Да.
— Как её звали? — очень тихо проговорила девочка. Почему-то ей казалось, что генерал не захочет отвечать.
Но она ответила.
— Как меня. Марина. И ещё Лиза.
— А что стало с её подругой и маленькой?
— Рэтерн и сейчас жива. Она замужем и у неё свои дети уже старше тебя. А Дины больше нет.
— Они были сёстрами?
— Двоюродными. А с Рэтерн они просто дружили. Её ты может, скоро увидишь, они иногда приходят сюда. И она дочь назвала в её честь. А Дина меня звала матерью, хотя я ей не была.
Аня взглянула на генерала. Что бы про неё не говорили, а она просто очень усталая женщина. И очень одинокая. Ребёнок, наконец, набралась смелости, и сказала.
— А можно я вас так буду называть…
— Как?
— Мама.
Что-то дрогнуло на невозмутимом лице генерала. Что мелькнуло в стальном взгляде зелёных глаз. Какие струны души зацепил вопрос? Что дрогнуло в почти уже каменном сердце? Неожиданно тихо она ответила:
— Можно.
М. С. ведь тоже человек, пусть с крутым характером, очень недобрый и жестокий, но человек. И ещё не до конца разучилась чувствовать. И девочка сама сказала то, в чём М. С. себе не признавалась. Человеческого тепла хотелось железной М. С… Тепла и любви.
* * *
Разбрызгивают грязь танки, вязнут в ней машины. Императорская колонна на полной скорости несётся по имперской дороге.
Саргон грустно усмехнулся собственным мыслям.
Императорская колонна! Развалюхи, подобранные на полях отгремевших сражений и кое-как отремонтированные. Да большей части этих машин место в доменной печи! Другое дело, что взять её негде, эту самую печь.
Имперская дорога! В своё время просёлочные дороги и то лучше попадались.
А по такой «магистрали» не едешь, а ползёшь. Скорость-то километров 25 в час.
И он, император. Пугало он огородное, а не император. Всего-то что в нём от прежнего — мундир. Всё в игрушки играют, наиграться не могут. Император, генералы, офицеры, солдаты. Армия! Бандиты с большой дороги!
Сидят в… М. С. говорит опорные пункты, он сам — блокпосты, в столице — форты. А по сути — в малинах.
Сидят, пугают до смерти местное население и выколачивают из них то, что может сами понадобиться.
Но в столице ныне возможна только салонная оппозиция. Подняться в открытую против неё даже не попытаются. Главным образом, из-за врождённой трусости. У многих ещё крепко приправленной столь же врожденной тупостью.
А здешние солдаты её обожают. Популярность М. С. в армии на запредельных высотах. Грустнеет, когда попадается на глаза словосочетание «солдатский император». Как-то сама-собой под это словосочетание чья-то фотография напрашивается. Такая знакомая!
Столица ведь уже давно не там, где стоит кружок на карте. Столица давно уже здесь, в этой грязи, в этих болотах. Там, где М. С., короче. В столице пытаются возрождать какой-то довоенный уклад жизни, стремятся жить так, словно никогда не было эпохи М. С… Ну- ну, успехов в дёрганье тигра за усы. И не говорите потом, что вас не предупреждали.
Последние несколько месяцев сообщения с этой границы приходили такого содержания… В переводе с казённо-матерного, ещё одного из языков освоенного ей в совершенстве, смысл всех сообщений точнехонько укладывался в название романа из другого мира: «На Западном фронте без перемен».
Это у М. С. -то без перемен! Саргон не верит уже давно. Парламент поверил только недавно и уполномочил его. Как никак, а он формальный глава государства.
Что же до доклада правительству и парламенту, то Саргон уже давно понял — что бы он здесь не высмотрел, а принять какие-либо меры будет невозможно. Добыча сырья — у неё, самые плодородные области управляются назначенными ей губернаторами, армия почти на 90 % подконтрольна ей. (Хотя лично император стеснялся называть этот как попало вооруженный сброд армией).
Колонна подъезжала к городу. Хм. Саргон и не знал, что, кроме всего прочего М. С. занимается ещё и дорогами. Последние километров 50 машины шли по довольно-таки приличному асфальту, а сейчас он вообще стал просто превосходным, превосходным настолько, что императору стало почти стыдно за свои колымаги.
Добрую половину из них составляли бывшие тяжёлые грузовики, на которых вместо кузовов был сооружён короб из лёгкой брони короб с бойницами. На некоторых машинах эта конструкция дополнялась парой турелей с крупнокалиберными пулемётами, на других — миномётом. По саркастическому замечанию М. С. эти машины являлись «тачанками времён вьетнамской войны».
