по следующему адресу, иначе пожалеешь, ничтожный смертный слесарь».
– Кот Ситх, – понял я. – Что ж, по крайней мере, он работал, пока мы были на острове.
Раздался низкий утробный звук, и «мунстермобиль»[42] плавно подъехал к воротам гаража. С его блестящей поверхности капала вода, а сам он выглядел как левиафан с глазами-фарами, вынырнувший из глубин. На нем еще виднелось несколько вмятин и царапин, но разбитое стекло было заменено, и двигатель звучал прекрасно.
Ладно, я не фанат автомобилей или чего-либо в этом роде, но гитарное соло из рок-хита «Bad to the Bone» внезапно заиграло у меня в голове.
– Колеса, – сказал я. – Великолепно.
«Мунстермобиль» плавно подрулил к нам и остановился. Капли воды все еще стекали по его железным бокам. Из него выбрался еще один охранник, оставив водительскую дверцу открытой, и обежал машину, открывая пассажирскую дверцу для Молли.
Я тронул Молли за плечо, не давая ей сесть в машину немедленно, и очень тихо сказал:
– Насколько ты доверяешь своему другу мистеру Этри?
– Этри может возражать тебе, – сказала Молли. – Он может переломать тебе кости. Может перерезать тебе глотку во сне и закопать в землю живым. Но он никогда, никогда не солжет о своих намерениях. Он не друг, Гарри. Но он мой союзник. И в этом он хорош.
Я хотел сострить что-нибудь насчет выражения недоверия любому, кто живет слишком близко к Феерии, но сдержался. Во-первых, свартальвы довели паранойю до уровня высокого искусства, во-вторых, я не сомневался, что они подслушивают все, что говорится на их территории, за исключением частных комнат. С другой стороны, у них имелась железобетонная репутация по части порядочности и нейтральности. Никто не схлестнется со свартальвом без последствий – хотя, скажем прямо, свартальвы редко дают кому-либо серьезный повод схлестываться с ними. И на этом они заработали массу уважения.
Кроме того, репутация велит им твердо держаться данных обещаний, условий, закона – по крайней мере, его буквы.
– Каковы же условия вашего союзничества? – спросил я, подходя к водительской дверце.
– Мне достается квартира, – сообщила Молли. – В смысле, она моя. Я ее владелица. Они следят за ее состоянием следующие пятьдесят лет, и, если я все еще остаюсь на их территории, они считают меня гражданином своей нации со всеми вытекающими правами и привилегиями.
Когда мы сели в машину и захлопнули дверцы, я присвистнул:
– А что ты им даешь за это?
– Блюду их честь. Иногда возникала проблема с бомбой, и я ее разминировала.
– Адские погремушки! – проговорил я. – Посмотри-ка на себя, совсем взрослая стала.
– Это вы были взрослым, – возразила Молли. – Весь сегодняшний день.
Когда мы отъезжали, я старался выглядеть не очень виновато.
– Гм.
– Понимаете, я чувствую это, – проговорила она. – Давление внутри вас.
– Мне удалось его сдержать, – сказал я, трогая машину с места. – Не беспокойся. Я не позволю ему заставить меня… отнять у тебя что бы то ни было.
Молли сложила ладони на коленях, опустила взгляд и сказала слабым голосом:
– Если это предлагается по доброй воле, вы можете взять. В таком случае вы просто принимаете подарок.
Частью своего существа я чувствовал, как что-то разрывается в моей груди, – такой глубокой оказалась боль, которую я испытал, услышав надежду и неуверенность в голосе Кузнечика.
Другая часть моего существа хотела завыть и наброситься на нее. Взять ее. Прямо сейчас. Даже не ожидая, пока остановится автомобиль. Если бы руководствовался исключительно правилами, то не было никакого резона не поддаваться этому порыву – за исключением опасности разбить машину. Молли была уже взрослой женщиной, причем исключительно привлекательной. Я видел ее однажды обнаженной, и она была что надо. Она тоже хотела меня – даже, можно сказать, жаждала. И я доверял ей. За эти годы я научил ее многому, и кое-какие вещи были предельно интимными. Плотские отношения между учителем и учеником – не такая уж неслыханная вещь в кругах чародеев. Некоторые из них даже предпочтут подобную ситуацию, потому что в зловещем плане секс в гораздо большей степени опасен, чем развлекателен. И они считают обучение физической интимности чем-то неразрывно связанным с магией так же, как с жизнью.
И возможно, с точки зрения чистого логического разума они правы.
Но во всем этом участвует не только разум. Я знал Молли еще тогда, когда она носила бюстгальтер только для тренировок. Я тусовался с ней в ее домике на дереве, после того как она приходила из школы. Она была дочерью человека, которого я уважал больше всех на свете, и женщины, которой я меньше всего желал бы перейти дорогу. Я считаю, что люди, облеченные властью и влиянием, особенно в роли наставника и учителя, несут на себе огромную ответственность за то, чтобы обеспечить баланс своего влияния на менее опытных индивидов.
Но главное, почему я не мог этого сделать, так это потому, что Молли запала на меня еще лет с четырнадцати. Она была влюблена в меня или, по крайней мере, так думала – у меня же ответного чувства не возникло. Было бы непорядочно вот так взять и разорвать ей сердце. Я никогда, никогда не простил бы себе, если бы причинил ей боль.
– Это нормально, – она почти шептала. – Правда, нормально.
Где взять нужные слова? Я потянулся к ней, прикоснулся к ее ладони и нежно пожал. Спустя некоторое время я сказал:
– Молли, я не думаю, что это когда-либо произойдет. Но если это и случится, то в первый раз, черт возьми, все будет совсем не так. Ты заслуживаешь лучшего. И я тоже.
Я снова положил обе руки на руль и продолжал вести машину. Мне нужно было кое-кого подобрать, прежде чем я объясню Красной Шапке, как я вижу проблему кризиса со взятием заложников.
Мы прибыли в дом Карпентеров около пяти, и я припарковал «мунстермобиль» на улице. Это был единственный вызывающе яркий объект на пять миль во всех направлениях, и он вписывался в жилой район примерно так же естественно, как гусь в стаю рыб фугу. Я выключил двигатель и прислушался, как он пощелкивает, остывая. На дом я не смотрел.
Я вышел из машины, захлопнул дверцу и облокотился на «мунстермобиль», по-прежнему не глядя на дом. Мне это было не нужно. Я достаточно часто его видел: роскошный особняк в колониальном стиле, с ухоженным ландшафтом, красивым зеленым газоном и белым штакетным забором.
Кузнечик выбралась из машины, обошла ее и встала рядом со мной.
– Папа на работе. Сэндкроулера[43] нет на месте, – заметила Молли, кивнув на подъездную дорожку,
