Не знаю, сколько лет прошло – три, пять, а может, и все десять. До меня доходили слухи из внешнего мира – призрачные, словно тени, словно звон церковных колоколов, долетавший иногда до нашего берега. Так я узнала о смерти Уриенса, но о нем я не горевала; для меня он давно уже был мертв. Но все же я надеялась, что он исцелился от своих горестей. Он был добр ко мне – как умел. Мир праху его.
Приходили к нам и вести о деяниях Артура и его рыцарей, – но здесь, среди безмятежности Авалона, все это казалось неважным. Эти рассказы ничем не отличались от старинных легенд, так что было не понять, о ком они повествуют: об Артуре, Кэе и Ланселете или о Ллире и детях богини Дану. А истории о любви Ланселета и Гвенвифар – или молодого Друстана и Изотты, жены Марка, – на самом деле были всего лишь перепевом древней повести о Диармаде и Грайнне, что дошла к нам из незапамятных времен. Все это не имело значения. Мне казалось, что я все это уже слышала – давным-давно, еще в детстве.
Но однажды, прекрасным весенним днем, когда на Авалоне начали зацветать яблони, вечно безмолвствовавшая Врана закричала – и заставила меня вернуться к хлопотам того мира, который, как я надеялась, навсегда остался позади.
Глава 9
– Меч, меч таинств потерян… а теперь – и чаша, чаша, и все Священные реликвии!… Все потеряно, все утрачено, все отнято у нас!
Этот крик разбудил Моргейну. Однако, когда она на цыпочках подобралась к двери комнаты, где спала Врана, – как всегда, одна, как всегда, соблюдающая молчание, – оказалось, что девушки, приставленные к Вране, спят; они ничего не слышали.
– Все было тихо. Владычица, – заверили они Моргейну. – Может, тебе приснился скверный сон?
– Если это вправду и был сон, то он приснился не мне одной, – но и Вране тоже, – сказала Моргейна, глядя на безмятежные лица девушек. С каждым годом ей все сильнее казалось, что жрицы из Дома дев выглядят все моложе и все больше походят на детей… Ну разве можно доверять им священные тайны? Они же сущие девчонки! Девушки с едва оформившейся грудью… что они могут знать о жизни Богини – жизни мира?
И снова оглушительный вопль разнесся над Авалоном, грозя переполошить всех вокруг.
– Вот! Теперь вы слышите! – воскликнула Моргейна. Но девушки лишь испуганно уставились на нее.
– Неужто ты грезишь с открытыми глазами, Владычица? – спросила одна из них, и Моргейна поняла, что на самом деле этот крик горя и ужаса был беззвучен.
– Я войду к ней, – сказала Моргейна.
– Но тебе нельзя… – начала было какая-то девушка, и тут же попятилась, позабыв закрыть рот – словно лишь сейчас осознала, с кем она говорит. Моргейна прошла мимо девушки, согнувшейся в поклоне.
Врана сидела на кровати; ее длинные распущенные волосы спутались, а в глазах плескался ужас. На миг Моргейне подумалось, что старой жрице и вправду приснился кошмар, что Врана странствовала дорогами сновидений…
Но Врана покачала головой. Нет, она совсем не походила на человека, который никак не может отойти от сна. Врана глубоко вздохнула, и Моргейна поняла, что жрица пытается заговорить, преодолев годы молчания; но голос словно не желал подчиняться ей.
В конце концов, дрожа всем телом, Врана произнесла:
– Я видела… видела это… предательство, Моргейна, предательство проникло в самое сердце Авалона… Я не разглядела его лица, но я видела в его руке великий меч Эскалибур…
Моргейна успокаивающе вскинула руку и сказала:
– На рассвете мы посмотрим в зеркало. Не надо, не говори – не мучай себя, милая.
Врану все еще била дрожь. Моргейна крепко сжала руку Враны и увидела в колеблющемся свете факела, что собственная ее рука сделалась морщинистой и покрылась старческими пятнами, а пальцы Враны напоминают узловатые веревки. "Мы с ней пришли сюда юными девушками из свиты Вивианы; и вот мы обе – старухи… – подумала Моргейна. – О, Богиня, сколько же лет прошло…"
– Но я должна говорить, – прошептала Врана. – Я слишком долго молчала… Я продолжала безмолвствовать даже тогда, когда боялась, что это произойдет… Слышишь гром и грохот ливня? Приближается буря, буря, что обрушится на Авалон и смоет его… и тьма опустится на землю…
– Ну что ты, что ты, милая! Успокойся, – прошептала Моргейна и обняла дрожащую жрицу. Может, Врана повредилась рассудком? Может, это было лишь наваждение, горячечный бред? Ведь никакого ливня нет! Над Авалоном светила полная луна, и яблоневые сады белели в ее свете. – Не бойся. Я останусь здесь, с тобой, а утром мы посмотрим в зеркало и узнаем, что же случилось на самом деле.
Врана улыбнулась, но улыбка ее была печальна. Она забрала у Моргейны факел и погасила его; и во внезапно воцарившейся тьме Моргейна увидела сквозь щели отдаленную вспышку молнии. Мгновение тишины – и донесшийся откуда-то издалека приглушенный раскат грома.
– Это был не сон, Моргейна. Буря надвигается – и мне страшно. У тебя больше мужества, чем у меня. Ты жила в миру, ты знаешь истинные горести – не сны и видения… Но, быть может, и мне придется выйти в мир и навеки отказаться от молчания… и я боюсь…
Моргейна устроилась рядом со старой жрицей, укрыла ее и себя одеялом, обняла и так и лежала, пока Врана не перестала дрожать. Лежа в тишине и прислушиваясь к дыханию Враны, Моргейна вспомнила тот вечер, когда она привезла на Авалон Нимуэ – как Врана пришла к ней тогда, чтоб вновь приветствовать ее на Авалоне… «Почему-то мне кажется теперь, что эта любовь была единственной истинной за всю мою жизнь…» Врана положила голову ей на плечо, и Моргейна нежно прижала подругу к себе, утешая и успокаивая. Они пролежали так довольно долго – и вдруг раздался оглушительный удар грома. Женщины испуганно вскинулись, и Врана прошептала:
– Вот видишь…
– Успокойся, милая. Это всего лишь буря.
Едва лишь Моргейна произнесла эти слова, как обрушился ливень, стремительный и мощный, и за ним ничего уже нельзя было расслышать. По комнате принялся гулять холодный ветер. Моргейна молчала, сжимая руку Враны. «Это всего лишь буря», – подумала она. Но страх Враны отчасти передался и ей, и Моргейна почувствовала, что ее тоже начало трясти.
«Буря, что обрушится с небес и разрушит Камелот, и уничтожит все, чего добился Артур за годы мира…»
Моргейна попыталась призвать Зрение, но гром словно заглушал всякие мысли. Моргейне оставалось лишь лежать, прижавшись к Вране, и повторять про себя: «Это всего лишь буря, просто буря – дождь, ветер и гром, – а вовсе не гнев Богини…»
Сколько ни бушевала гроза, но в конце концов все-таки, стихла, и когда Моргейна проснулась, все вокруг было чистым, словно умытым. На бледном небе не было ни облачка; капли воды мерцали на каждом листике и срывались с каждого стебля травы – как будто весь мир окунули в воду и забыли отряхнуть, а высохнуть он не успел. Если та буря, о которой говорила Врана, и вправду разрушила Камелот, неужто поутру мир был бы так прекрасен? Почему-то Моргейне казалось, что это не так.
Проснувшаяся Врана взглянула на Моргейну; глаза ее были расширены от ужаса.
– Мы сейчас же пойдем к Ниниане, – сказала Моргейна, спокойно и рассудительно, как всегда, – а потом – к зеркалу, пока солнце не взошло. Если на нас и вправду обрушился гнев Богини, нужно узнать, чем мы его заслужили.
Врана жестом выразила согласие. Но когда они уже оделись и готовы были выйти из дома, Врана коснулась руки Моргейны.
– Иди к Ниниане, – прошептала она, с трудом заставляя повиноваться отвыкшие от работы голосовые связки. – Я приведу… Нимуэ. Она – часть этого…
Потрясенная до глубины души Моргейна едва не принялась возражать Вране. Но затем, взглянув на светлеющее небо, подчинилась. Быть может, Врана узрела в недобром вещем сне, для чего Нимуэ попала сюда, и потому и избрала девушку для затворнической жизни. Моргейна вспомнила тот день, когда Вивиана объявила ей самой о ее предназначении, и невольно подумала: «Бедная девочка!» Но на все воля Богини, и все они – в Ее власти. Тихо спустившись в мокрый сад, Моргейна увидела, что окружающий мир не так уж безмятежен и прекрасен, как показалось ей после пробуждения. Ветер безжалостно оборвал яблоневый цвет, и теперь сад был усыпан белыми лепестками, словно снегом. Да, этой осенью яблок не жди…
"Мы можем вспахать и засеять поле. Но лишь Ее милость дарует нам урожай.
Так чего ж тогда я беспокоюсь? Все будет так, как пожелает Богиня…"
Моргейне пришлось разбудить Ниниану, и та, похоже, здорово разозлилась. "Нет, она – не истинная жрица, – подумала Моргейна. – Мерлин сказал правду – Ниниану избрали лишь потому, что в ее жилах течет кровь Талиесина. Наверное, пора перестать притворяться, будто Ниниану можно счесть Владычицей Авалона. Пора мне занять свое законное место". Моргейна вовсе не желала оскорблять Ниниану, равно как и не хотела, чтоб остальные подумали, что она отстранила Ниниану ради власти. Ей вполне хватало той власти, которой она располагала… Но крик Враны непременно разбудил бы всякую истинную жрицу, избранную Богиней. И все же эта женщина, стоявшая перед Моргейной, каким-то образом прошла испытания, без которых никому не получить жреческого сана; Богиня не отвергла ее. Так что же Она судила Ниниане?
