Значит, существует утраченный фильм Ортезе! В нервном возбуждении Терри дочитывал последние фразы. Он сразу понял: поиск известных и неизвестных фильмов этого режиссера уже стал его навязчивой идеей. Утром в понедельник он позвонил своей научной руководительнице и получил разрешение взять в качестве темы диплома жизнь и творчество Ортезе.
Понятное дело, окружение никогда не разделяет твои навязчивые идеи. Несколько недель, всякий раз, когда Терри хотел объяснить свое отношение к этим фильмам или устраивал для своих друзей просмотр в кинозале студгородка, он неизменно натыкался на прочный барьер скуки и непонимания. И в конце семестра у него случилась небольшая стычка с Робертом – на тему киноэстетики.
– Почему тебе никогда не нравятся веселые фильмы? – спросил Роберт, когда они вышли из здания киноведческого факультета. – Почему тебе нравятся только печальные и гнетущие фильмы? Почему ты не любишь кино, которое любят другие, например, «Касабланку», или ту рождественскую картину с Джеймсом Стюартом[29]?
– Потому что они не являются произведениями истинных художников, – ответил Терри. – В них нет никакой тайны, никакой загадки.
– Но это же снобизм. Честно говоря, Терри, ты сам – крайнее проявление снобизма. Ты ведь уверен, что единственный фильм, который стоит смотреть, – тот, которого никто никогда не увидит?
И действительно, хотя Терри разослал в архивы и кинохранилища всего мира более двадцати запросов о Сальваторе Ортезе, он так и не смог обнаружить ни одной копии самого неуловимого фильма режиссера. Тем не менее, неудача не помешала Терри написать реферат в 5000 слов под названием «Демонстрация не демонстрированного: социологическое исследование зрительских отзывов на фильм Сальваторе Отрезе „Сортирный долг“». Реферат привел в полный восторг научного руководителя, и Терри по ее совету теперь собирался отправить работу в престижный кинематографический журнал «Кадр».
– И вот что еще, – сказал Роберт. – Мне кажется, это глупо – писать статью о фильме, которого ты даже не видел.
– А кто видел? В том-то все и дело. Он вообще существует?
– Терри, по-моему, ты сходишь с ума. Знаешь, ты меня очень тревожишь. Я беспокоюсь за твое душевное здоровье и твое физическое состояние.
– Кто бы говорил, – отмахнулся Терри. Они уже подошли к его машине, и теперь он искал в карманах ключи. – У тебя самого очень странная навязчивая идея. – Сообразив, что перегнул палку, Терри добавил мягче:
– Роберт, когда ты с этим покончишь?
– А зачем мне это делать?
Терри вздохнул и забрался на сиденье водителя.
– Значит, ты со мной не едешь?
– Нет. Она сказала, что, возможно, пообедает «У Ионы». Пожалуй, поищу ее там.
– Все закончится слезами, – сказал Терри, заводя двигатель. – Я тебя предупреждаю.
– Сегодня утром тебя искал какой-то парень, – вспомнил Роберт. – Такой маленький, странный. С американским акцентом.
Терри скривился.
– Не Джо Кингсли?
– Точно, он. Сказал, что хочет спросить тебя о чем-то важном.
– Наверняка ничего срочного, – сказал Терри и рванул по кольцевой дороге студгородка на безответственной скорости, всего однажды взглянув в зеркало, где мелькнула фигура Роберта, – тот все стоял на автостоянке, одинокий, словно вросший в землю.
8
Уже много лет Терри не вспоминал о Сальваторе Ортезе и его мифическом утраченном фильме. Но во вторник утром, покинув клинику, чтобы автобусом добраться до студгородка, он изумленно отдался ярким воспоминаниям и с редкой остротой вновь испытал давние муки голода по запретному знанию. Прежнее чувство овладело им, едва он переступил порог библиотеки. Автоматические двери раскрылись с шорохом, похожим на чувственный выдох (еще одно короткое напоминание о студенческих годах), и вскоре Терри стоял перед хорошо знакомыми стеллажами с рядами зеленых журнальных корешков. Некогда он столь фанатично изучал эти издания, что до сих пор помнил почти наизусть: «Positif», «Кинокритика», «Свет и звук», «Cahier du cinйma». Именно с этих полок он начал свои поиски – после того, как просмотрел все ежегодные указатели к журналам и все до единой ссылки на Ортезе и его фильмы. Каким страстным он был в те дни, каким увлеченным. В беседе с доктором Дадденом Терри назвал студенческие годы периодом депрессии, но теперь ему стало ясно, что он заблуждался. Да, он спал по четырнадцать часов в сутки, но тогда у него была цель. Когда же рассеялась вся эта энергия? Когда он позволил хаосу поглотить себя?
Терри размышлял над этим вопросом, не устояв перед искушением выпить чашечку кофе в пустом ресторане, примыкавшем к Центру искусств. Он рассчитывал нанести ностальгический визит в забегаловку «У Ионы» – старое кафе самообслуживания, – однако заведение, похоже, кануло в лету. За прошедшие двенадцать лет в университете случилось немало перемен – даже ресторан был новенький, с иголочки, осиянный сверканием зеркал, хромированной мебели и дюжины абстрактных скульптур из цветного стекла. Рядом с рестораном находился такой же новенький кинотеатр, а также новые концертный зал и театральный центр имени Стивена Уэбба – эта подробность могла бы навести Терри на размышления, обрати он на нее внимание. Но он погрузился слишком глубоко в раздумья над загадкой своих утраченных идеалов, слишком сосредоточился на желании вспомнить, помимо прочего, и свое последнее исследование, посвященное Ортезе. Наверное, это было во время его поездки в Италию в ноябре 1984 года. Терри тогда побывал в Милане и написал эссе о том, как снимают кино, но «Кадр» так и не опубликовал статью. Затем на несколько дней он остановился в Риме, где сумел получить допуск к архивам киностудии «Чинечитта», умело обаяв очаровательную и сексуальную секретаршу с карими глазами; ее обязанности как раз и состояли в том, чтобы не пускать таких, как Терри. Но кареглазая секретарша впустила его в архив слайдов, и там, проведя двенадцать часов по колено в пленке и черно-белых фотографиях, Терри нашел (как он мог об этом забыть?) то, что искал. Почти нашел. Во всяком случае, он отыскал доказательство, что фильм действительно существовал, что пропавшая лента вовсе не является порождением слухов и журналистских измышлений. В архиве Терри нашел фотографию.
Один-единственный снимок. Бледный намек на киноленту, которая в воспаленном воображении Терри успела превратиться в кинематографический аналог чаши Грааля, но именно потому фото было особенно ценно. Что же стало со снимком? Вот тут и крылось самое невероятное: Терри едва помнил. Он определенно привез ее с собой из Италии и наверняка где-нибудь спрятал, но с тех пор он, по меньшей мере, шесть раз переезжал, и теперь понятия не имел, сохранилась ли фотография после всех этих перемещений. Терри проникся внезапным ужасом – неужели он потерял ее?
Как мог он так небрежно обойтись с бесценной реликвией? Если «Сортирный долг» длился два часа при скорости двадцать четыре кадра в секунду, то, значит, из 172 800 изображений, составлявших фильм, он раздобыл (точнее сказать, украл), возможно, единственную уцелевшую картинку. Впервые за двенадцать лет до Терри дошла вся значимость этого факта.
Терри засомневался, сможет ли он продержаться в клинике до конца, не ринется ли в Лондон, чтобы разыскать фотографию в забитых хламом ящиках и папках, которые ныне притворялись мебелью в его квартире.
Терри заказал еще одну чашку кофе, но с удивлением обнаружил, что не в силах ее допить. Подумав, что причина в чрезмерной кофейной горечи, он добавил сахару, но и сладость не помогла. Терри заметил, что у него мелко подрагивают руки. Он чувствовал себя бодрым и полным сил, странное, искусственное возбуждение накладывалось на глубинное спокойствие, не покидавшее его все последние дни. Терри вдруг захотелось немного прогуляться пешком – совершенно не характерное для него желание.
Прогуливался он большую часть второй половины дня – сначала по городу, отыскивая некогда любимые места и уже без всякого удивления не обнаруживая их. Не стало кафе «Валладон» – на его месте теперь была книжная лавка христианской литературы. Исчез ресторан «Планетарий» – его заменили турцентр и непрезентабельный музей, который предлагал ознакомиться с местной историей в интерактивном режиме. Библиотека, впрочем, стояла на месте, как и «Полумесяц», и гостиница «Корона», где иногда останавливались его родители; никуда не делся и кинотеатр – с проблеском профессионального интереса Терри отметил, что там крутят «Историю игрушек», «Клетку для пташек»[30] и «Два сапога пара» – 4. Воздух в городе был каким-то спертым, в нем ощущалась затхлость, своего рода аромат грустных воспоминаний, которые возвращаются к тебе, когда открываешь забытый ящик со старым барахлом. Очень скоро Терри впал в полное уныние. И тогда он двинулся к Эшдауну по тропе над скалистым обрывом, которой в студенчестве лениво пренебрегал, но теперь тропа неудержимо манила обещанием энергичных физических упражнений и очищающим бризом. Терри рассчитал, что если поторопится, то вернется в клинику минут за десять до назначенной на пять часов встречи с доктором Дадденом.
