– Возможно, вам стоит объяснить мне, что это за стадии: я не вполне разбираюсь в вашей терминологии.
– Все очень просто. Первая стадия – переход от бодрствования к дремоте: в этот период падает кровяное давление, замедляется сердечный ритм, и расслабляются мышцы. В данной стадии мозг испускает альфа-волны с частотой от семи до четырнадцати герц. Обычно эта фаза длится от пяти до десяти минут максимум. Вторая стадия начинается с появления тета-волн с частотой от трех с половиной до семи с половиной герц, а вместе с ними возникают веретена сна и К-комплексы. В начале ночи эта фаза также длится всего несколько минут. Далее мы наблюдаем появление более растянутой дельта-волны, которая знаменует наступление собственно бессознательного. Третья стадия – промежуточная, когда дельта-волны занимают на ЭЭГ еще менее половины времени. Четвертая стадия – когда дельта-волны преобладают, человек в этой фазе почти не шевелится, и его очень трудно разбудить. Четвертая стадия – самая глубокая часть сна, когда организм получает наибольший отдых. Некоторые исследователи называют ее «ядром сна». Спустя, быть может, полчаса или три четверти часа такого сна, человек начинает шевелиться и на непродолжительное время возвращается во вторую или третью стадию, но далее он переходит в стадию быстрого, или парадоксального, сна. Она больше напоминает бодрствование, чем сон: мышечный тонус отсутствует, но мозг лихорадочно работает, глаза под веками быстро вращаются из стороны в сторону. На весь цикл от первой стадии до быстрого сна уходит около девяноста минут, а затем он повторяется снова, в разных сочетаниях, примерно четыре-пять раз за ночь.
– В каких сочетаниях?
– Поначалу самой долгой является четвертая стадия, «ядро сна». Затем доля быстрого сна все увеличивается и увеличивается. Из этого некоторые исследователи делают вывод, что четвертая стадия дает отдых мозгу, а сны, возникающие во время быстрого сна, особенно ранним утром, – это то, чем развлекает себя мозг, пока тело продолжает отдыхать.
– Но до сих пор я не продвинулся дальше второй стадии, верно?
– Да, как ни странно.
– И когда я могу рассчитывать вновь увидеть сны?
– Вероятно, когда вступите в стадию быстрого сна, если это вообще случится. – Дав Терри время переварить эту информацию, доктор Дадден продолжил:
– Еще до вашего приезда я сделал одно предположение… весьма наивное предположение. Я предполагал, что, подобно остальным моим пациентам, вы едете в надежде вылечиться от бессонницы, что я буду прописывать вам седативные средства, циклопирролоны и тому подобное. Мне и в голову не приходило… – тут доктор испытующе взглянул на Терри, – …что у нас с вами одинаковое отношение ко сну. Что мы с вами… союзники, если хотите.
Терри слегка поежился.
– Не уверен, что понимаю вашу мысль.
– Скажем так, – доктор Дадден рассеянно потер глаза. – Как вы считаете, удалось бы вам добиться столь многого в вашей журналистской карьере, если бы последние двенадцать лет вы спали по восемь часов в сутки?
– Нет, наверное, не удалось бы. Для независимого журналиста это большое преимущество – я способен работать в два раза продуктивнее любого человека.
– Именно. Именно! А здесь, мистер Уорт, здесь, вы, наверное, с ума сходите от скуки, когда всю ночь вынуждены лежать в кровати с электродами на голове.
– Да, несколько тоскливо.
– А о чем вы думаете? Чем вы себе развлекаете?
– Самое худшее – что в комнате нет телевизора. Если бы я мог смотреть телевизор, все было бы в порядке. Я слушаю плейер, делаю записи в ноутбуке. Иногда читаю.
– Что вы читаете?
– Справочники, если удается их найти. Мне нравятся книги с перечнями. Книги, которые содержат сжатую информацию.
– Романы и биографии вы не читаете?
– Нет. Не люблю растянутое повествование, не могу сосредоточиться.
– Но фильмы вы любите.
– Да.
– Кстати о фильмах… – Доктор Дадден повернулся и достал с полки за спиной толстую папку. – На днях меня поразило, что вы не узнали нашу лаборантку Лорну после того, как дважды были ей представлены. Вместе со своими коллегами с киноведческого факультета университета я придумал небольшой эксперимент. Вы не возражаете, если мы попробуем его провести?
– Ничуть.
Доктор Дадден раскрыл папку и вытащил пачку фотографий.
– Я хочу посмотреть, скольких человек вы сможете опознать, – сказал он и показал первую фотографию. – Не узнаете?
Терри посмотрел на снимок и нахмурился. Лицо было смутно знакомым, имя так и вертелось на языке, но в итоге он не смог вспомнить ни того, ни другого.
– Простите, нет.
– Это доктор Голдсмит, наш невропатолог. А это лицо?
Со второй фотографией сложностей не возникло.
– Стив Бушеми. Он играл мистера Пинка в «Бешеных псах» и одного из похитителей в «Фарго».
– Очень хорошо. А что скажете на это?
Следующее лицо Терри опознать не смог. Это была фотография Лорны.
– А это?
– Рэй Лиотта, играл в «Незаконном вторжении» и «Дикой штучке».
– Еще парочку. Кто это, по вашему мнению?
Терри понял, куда ведет эксперимент, и постарался сосредоточиться на следующей фотографии. На этот раз лицо явно было знакомым, он почему-то чувствовал, что оно должно лучше отложиться в сознании, чем остальные два. Но все равно пришлось признать поражение.
– Это доктор Мэдисон. И под конец еще одна фотография. Мне сказали, что с этим лицом у вас могут возникнуть трудности.
Никаких трудностей у Терри не возникло.
– Шелли Хэк, – сказал он. – Какое-то время играла в сериале «Ангелы Чарли», а также помощницу Джерри Лэнгфорда в «Короле комедии».
– Превосходно, мистер Уорт. Превосходно. По правде говоря, вы меня успокоили. Я уж было думал, что вы страдаете серьезными провалами памяти, но теперь суть проблемы ясна. Двенадцать лет! – Он убрал фотографии обратно в папку, а когда поднял взгляд на Терри, глаза его торжествующе поблескивали. – Двенадцать лет – и нарушение памяти носит лишь избирательный характер. Надеюсь, вы сознаете, насколько особенный вы человек. Надеюсь, сознаете, какую ценность представляете?
– Не уверен.
Доктор Дадден продолжал удивленно качать головой. На одно неприятное мгновение Терри почудилось, будто он перегнется через стол и обнимет его.
– Я хочу многому у вас научиться, мистер Уорт. Очень, очень многому. – Дадден проворно вскочил. – А пока пойдемте со мной. Я хочу вам кое-что показать – это вас наверняка заинтересует.
Терри понятия не имел, куда ведет его доктор Дадден. Они вышли из кабинета и пересекли выложенный плиткой вестибюль. К удивлению Терри, доктор открыл дверцу под главной лестницей, и они спустились в подвал, который запомнился Терри сырым, заброшенным и неприятным помещением. Студенты сюда почти не ходили. Теперь, с побеленными стенами и многочисленными лампами, подвал выглядел светлым и чистым, хоть и несколько стерильным; помещение наполнял гул стиральных машин и сушек.
– Мы решили устроить здесь прачечную, – объяснил доктор Дадден. – Видите ли, даже в храме науки необходимо уделять внимание бытовым вопросам. Однако я хотел показать вам не это.
Он провел Терри до самого конца коридора, где путь им преградила тяжелая металлическая дверь с табличкой: «ЗАПРЕТНАЯ ЗОНА. ВХОД ТОЛЬКО ПО СПЕЦИАЛЬНОМУ РАЗРЕШЕНИЮ». Дверь запиралась электронным кодовым замком. Доктор Дадден набрал шесть цифр и остановился.
– И вот еще что. Вы можете назвать себя сентиментальным человеком? – спросил он Терри. – Или чувствительным?
– Ничуть.
Доктор Дадден улыбнулся.
– Я так и думал, – сказал он, набрал последние две цифры, дождался щелчка и толкнул дверь.
9
Пляжем почти не пользовались, добраться до него можно было только по крутой узкой тропинке, высеченной в отвесной скале.
С пляжа на вершине утеса был виден Эшдаун – серая громадина, плывущая в солнечном мареве.
Из окон Эшдауна можно было различить человеческие фигуры на пляже, но узнать, кто это, было почти невозможно.
Роберт спустился по тропинке первым, неся сумку из «Сейнзбериз», набитую едой, напитками, книгами и журналами. Сара шла последней – в руке она несла лопатку, за плечом у нее болтался рюкзак с полотенцами и купальными костюмами. Руби спускалась посередине, размахивая ведерком.
В компании с ребенком Роберт осознал, что тропинка еще опаснее, чем отложилось у него в памяти. Время от времени он оборачивался и брал Руби за руку, помогая справиться с крутым уклоном или удержать равновесие на чересчур гладком камне. Однажды Руби все же оступилась, поскользнулась и упала бы вниз, если бы он ее вовремя не удержал, и хотя это происшествие, казалось, вовсе не испугало саму Руби, Роберт снова спросил себя, не превысил ли он свои полномочия, позвав девочку на пляж: может, они с Сарой взяли на себя слишком много? Для него это было совершенно новое чувство – ответственность (пусть временная и разделенная на двоих) за благополучие маленького и потому особо уязвимого человека. Сознание полного и безоговорочного доверия девочки пульсировало в нем, словно электрический ток; ощущение шокировало и удивляло.
