Асакура медленно вынул из короба что-то длинное, замотанное в полотняный чехол, под которым оказался ещё один чехол из плотного ярко-синего шёлка. Когда и этой преграды не стало, взорам изумлённых юношей явились дайсё[3] – два парных меча, длинный и короткий, в ножнах, обтянутых кожей ската, покрытой толстым слоем серебристого лака. Положив вакидзаси себе на колени, катану Асакура медленно протянул Широ.
- Взгляни. Что думаешь?
Руки Широ вдруг затряслись. Осторожно взяв меч за тёмно-синюю, перевитую кожаным шнуром рукоять, он левой рукой обхватил ножны за устье, мягко нажал большим пальцем на основание цубы, и клинок плавно начал выходить из ножен.
Меч был так волшебно прекрасен, что от восторга у Широ по спине поползли мурашки. Лезвие, отшлифованное до зеркального блеска, было тёмным. В сумерках оно казалось бы невидимым. Вдоль кромки довольно сильно изогнутого лезвия тянулась еле заметная глазу жемчужная полоса хамон – след от надёжной закалки. Цуба была вырезана в форме цветка хризантемы, и на ней был изображён разъярённый дракон, кусающий самого себя за хвост. Цуба тоже была тёмной, точнее, иссиня-чёрной, но с мягким благородным отливом.
- Одна только цуба этого меча – уже драгоценность, - вполголоса заметил Райдон, - она выполнена из сплава восьми частей золота и двух частей бронзы. Этот клинок, как и его брат, были сделаны мастерами более трёхсот лет назад. Сейчас уже нет таких мастеров, и таких клинков ты больше нигде не найдёшь. Им нет цены.
Широ не знал, что сказать. Смертоносное мерцание меча заворожило его. Юки за его спиной тоже не мог оторвать взгляда от катаны.
- Эти мечи я дарю тебе, Йомэй, - просто сказал даймё Асакура.
У Широ перехватило дыхание.
- Что? – Сипло выдохнул он.
- Мой отец отдал мне их, когда мне было шестнадцать. Ты уже взрослый мужчина, Йомэй, и должен носить мечи.
- Так это… тот самый «меч, разрубающий луну»?
Асакура вздохнул и едва заметно поморщился.
- Этим же мечом я прервал более сотни жизней, Йомэй, но почему-то все, кому я его когда-либо показывал, вспоминают только ту глупую историю.
На несколько мгновений все замолчали. Свет, лившийся из окна, причудливо искрился на гранях лезвия.
- Я должен предупредить тебя кое о чём, касающемся этого меча, - совсем тихо сказал господин Райдон, - вот именно этой катаны, к вакидзаси мои слова не относятся. Имей в виду, Йомэй, у неё скверный характер.
- Скверный характер? У катаны?
- Да. Всякое оружие обладает собственной волей, но это… не удивляйся, Йомэй, если однажды ты поймёшь, что этот меч думает вместо тебя и действует вопреки тебе. До того, как его прозвали «мечом, способным разрубить луну», его называли «мечом-кровопийцей».
- Почему? – Глаза Широ удивлённо округлились.
- После боя его не приходилось вытирать. Сражающийся этим мечом мог с головы до ног испачкаться вражеской кровью, на самом же мече никогда не оставалось ни капельки. Вот люди и начали говорить, что этот меч впитывает попавшую на него кровь. И жаждет всё большего.
Оба юноши с опаской посмотрели на клинок. Широ постарался как можно аккуратнее вложить его обратно в ножны.
- На самом деле, конечно, всё дело в чудесной гладкости лезвия – кровь просто слишком быстро скатывалась по нему. Но кое-что даже я не могу объяснить… - голос Асакура понизился до шёпота. – Этот меч притягивает к себе опасности, сражения, смерть. Он не хочет храниться в покое, он хочет воевать. Такова его воля. И он способен изменять не только своего владельца, но и тех, кто находится рядом. Проще говоря, Йомэй, если когда-нибудь при выходе из дома ты возьмёшь с собой этот меч «на всякий случай», то случай обязательно представится. Ты можешь ночью в одиночку пройти безоружным по самой тёмной деревенской улице и остаться невредимым, но если ты пойдёшь с этим мечом, на тебя обязательно нападут.
- Тогда зачем вы мне его даёте? – Спросил Широ.
- Потому что это один из лучших мечей, существующих в нашей стране, и он достался мне от моего отца. Бери его с собой только в том случае, если опасность неминуема, и поверь мне, он поможет тебе в бою. Но никогда не пытайся с помощью него тренироваться с друзьями, слышишь, никогда! Ты непременно убьёшь или покалечишь кого-нибудь! В обычной жизни достаточно носить с собой вот этот вакидзаси - он почти так же хорош, как и длинный, и в нём гораздо больше маневренности.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Широ поклонился.
- Я не знаю, как вас благодарить, отец. Я в жизни не видел ничего более красивого. – Он говорил искренне.
- Да, человеку свойственно восторгаться тем, что могущественнее его самого. – Кивнул Асакура. – Но если ты позволишь своему мечу быть сильнее тебя, Йомэй, то не исключено, что именно от него ты и примешь смерть. Так что не давай ему подчинить тебя.
- Я понял вас, Асакура-сама. Я не позволю. – Широ снова поклонился.
- Теперь ты, Юки-кун, - господин Райдон снова потянулся к коробу, - есть у меня подарок и для тебя.
- Для меня?! – Едва ли не со слезами на глазах вскрикнул Юки.
- Ты ведь должен как-то защищать своего господина.
Из короба показался ещё один матерчатый чехол, а в нём обнаружилась катана немного другой формы в ножнах из бука. Она не производила такого ошеломляющего впечатления, как «меч-кровопийца», но выглядела очень надёжной и очень острой.
- Это тоже старый клинок, - сказал господин Райдон, - он много лет хранился у меня, ожидая достойного владельца, и сегодня я отдаю его тебе, Юки-кун. И ещё вот это, - вслед за катаной Асакура протянул обомлевшему Юки боевой нож-танто.
Юки всхлипнул и ударился макушкой об пол, так, что хрустнула солома. Суть его длинной и не очень вразумительной благодарственной речи сводилась к тому, что он, Юки, свято чтит свой долг слуги Райдона-сама и Йомэя-сама, что жизнь Йомэя-сама отныне под его, Юки, надёжной защитой, что он охотно отдаст свою собственную жизнь по первому повелению Йомэя-сама, а если б в человеческих возможностях было умереть не один раз, а двадцать, то он, Юки, умер бы ради Йомэя-сама все эти двадцать раз. Даже Широ, привыкший к юкиным славословиям в свою честь, смутился от такой пылкой преданности, Асакура же и вовсе не захотел это слушать.
- Довольно, довольно, Юки-кун. Это оружие теперь принадлежит вам, смотрите же, берегите его. Вы оба можете идти.
До своей комнаты юноши добрели спотыкаясь, так как не могли оторвать взгляда от чудесных клинков в руках. Великолепие подарков казалось чем-то совершенно невероятным.
- Где же мы будем их хранить? – Размышлял Юки.
- Завтра в додзё надо будет непременно показать наше оружие Мицуёри-сэнсею, он наверняка знает в нём толк, - не слушая его, отзывался Широ. – Правда, Асакура-сама не советовал выносить большой меч из дома… Ну что ж, придётся сделать исключение ради такого случая.
Сжимая в руках «меч, разрубающий луну», Широ чувствовал в себе такую силу, такое желание сражаться, что в этот момент он с полным основанием мог бы назвать себя счастливым.
Глаза в глаза
На фоне последних событий Широ совсем перестал размышлять о том, что раньше казалось важным: его больше не волновали ни таинственные двойные стены, ни непонятно куда подевавшаяся Сачико-химэ, ни предполагаемый отравитель. Его телохранители Кента, Даики и Ботан всё так же ходили за ним по пятам, но Широ научился не обращать внимания на их присутствие, сказав себе, что непременно расквитается с ними за всё, но попозже. Нет, жажда мести не остыла в нём, но удобного случая для её осуществления ему пока не представилось. Ни разу со времени того происшествия он не пытался заговорить со своими телохранителями и даже не смотрел в их сторону, делая вид, что их просто не существует. Юки вёл себя точно так же.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Широ не мог налюбоваться на свои чудесные мечи, однако с катаной отношения у него сразу не заладились. Эта любовь была безответной: Широ едва не боготворил сверкающий меч, но тот не отвечал ему взаимностью. Кроме того, самого первого раза, когда Широ осматривал лезвие в присутствии Асакура-сама, стоило ему вынуть клинок из ножен, как меч начинал резать ему пальцы. Широ ничего не понимал: он был аккуратным и вежливым, кланялся катане, перед тем как вынуть её из ножен, и обращался с ней с величайшим почтением, но узкая полоска стали всякий раз находила возможность причинить ему боль. Кончилось тем, что в один прекрасный день Широ лишился подушечки указательного пальца: скользнув по безупречно-гладкому ребру, палец попал на острие. Брызнула кровь, закапала пол и хакама спереди, на самом же лезвии не осталось ни капли.
