Люди ползали на коленях, светили фонарями — в поисках свежих следов протектора, велосипедных шин. Ничего не было! Вернее, было всего много, все смешалось на твердом грунте, никаких конкретных отпечатков не выявили.
— Есть еще одна версия, Вадим, — высказался по существу Рудницкий. — Преступники ездят на машине со стертой до упора резиной. К утру ее перебортовывают, а когда идут на акцию, снова ставят стертые колеса.
Версий было множество, все имели право на существование, но какая от этого практическая польза? Он лично пробороздил носом весь обратный путь, ползал, кружился волчком, как собака, даже обнюхивал примятую траву. Это были какие-то неуловимые дьяволы.
Они вернулись на дорогу без единой зацепки, а там уже было столпотворение и намечалась крупная истерика. Люди сновали, как муравьи в муравейнике, останавливались машины. Кто-то из пассажиров снимал происходящее на сотовый телефон, и полицейские отгоняли этих любопытных «операторов». Один довел полицейского до нервного срыва — он отобрал у него телефон, растоптал его, а самому отвесил такую затрещину, что тот закружился, как карусель. Народ за ограждением протестующе завопил. «Мы свободная страна! Мы имеем право на получение информации!» «А также на выкладывание ее в Интернет и подсчет приобретенных лайков», — презрительно проворчал Амбарцумян.
С опозданием примчалась машина телевизионщиков НТВ. Работники шустро разматывали кабели, устанавливали фонари. Носился с микрофоном корреспондент с узнаваемым лицом, которое давно уже пора было превратить в спелую вишню! «Вы посмотрите, что творится в стране! — возмущенно взывал кто-то. — Ну, и что в этих органах компетентного?»
Примчался взбудораженный подполковник Погодин, орал на людей, сверкая воспаленными глазами. Спецназу тоже досталось по первое число.
— Эх, майор, майор… — процедил Пал Палыч, свысока озирая взмыленных бойцов. — Мы-то надеялись, что после вашего прибытия забудется этот ужас. А вы такие же некомпетентные, как все вокруг. Эх…
— Прошу выбирать выражения, Пал Палыч, — с той же «добротой» в голосе и взгляде отозвался Вадим. — В отличие от некоторых, мои ребята этой ночью не спали, а работали. Мы не волшебники, чтобы закрыть 60 километров дороги непроницаемым для убийц колпаком. Не мешайте, Пал Палыч, ей-богу, не мешайте. Люди делают свое дело, а вы только бегаете и разоряетесь. Если вас что-то не устраивает в нашей работе, звоните моему начальству — оно обязательно пришлет людей, которые за день избавят вас от геморроя.
— Да что вы себе позволяете! — вспыхнул Погодин.
— Ну все, довольно! — перебил его Вадим. — Не будем ссориться, подполковник. Занимайтесь своими делами. Не можете наладить работу личного состава — не мешайте это делать другим. И не вздумайте наказывать Любавина — он делает все, что может. Другие и этого не сделают. Лучше вызовите из Ростова кинологов и прикажите оцепить все пространство вплоть до полевой дороги.
Любавин опять носился как Фигаро. Парень чувствовал свою вину, но ведь он реально работал больше других!
— Безрезультатно, Вадим, — подбежал он к Репнину, — чувствую, хлебнем мы полной ложкой. Патрули одновременно выехали во все пять адресов, в Лиман — даже быстрее. Дохлый номер. Ворвались в дом, оцепили участок, спуск к реке, осмотрели все, что можно. Машинами этой ночью Буркевичи не пользовались — во всяком случае, теми, что стоят на виду. Обувь, одежда — никаких признаков, что их недавно снимали. Они реально выглядели сонными — всю семью выдернули из кроватей. Вони было — хоть топор вешай. Бросались на патрульных, чуть за вилы не хватались. Орали, как припадочные, что они беженцы, что к ним должны относиться уважительно, что они никого не убивали, сколько можно им гадить в тапки? Тьфу! Старушенция с кочергой бросалась, защищая родню, — у бабули конкретно «гуси летают»…
— Что остальные?
— В санатории построили всех отдыхающих. Еще один «дурдом». Пенсионер и писатель вели себя более-менее адекватно, остальные же цирк устроили. Журавлев кричал, что он влиятельный человек, у него связи, он имеет право на приватную жизнь, все такое… Хорошо хоть баба его не сильно выступала, боится, что муж узнает о ее похождениях. Молодые и вовсе заперлись в спальне, кричали, что никуда не выйдут, и вообще одеваться не намерены, пусть выводят голышом. Похоже, травку по ночам покуривают. Администратор на ресепшене «шарами» хлопал, но был уверен, что отдыхающие санаторий не покидали, во всяком случае, через дверь общего пользования… Кавказцы в Грибанове спали, когда наши к ним вошли. Вроде не играли, реально были заспанные и с похмелья. А похмельный абрек — это что-то. Двое бросились на парней с ножами — даже не поняли, кто к ним в гости пожаловал. Пришлось скрутить, двоих повезли в СИЗО — протрезвляться. Со строителями та же история. В «Приволье» вагончик брали штурмом — окружили и дверь выбили. Хозяин прибежал, соседи проснулись… Работяги чуть не охренели. Мужики здоровые, но сообразили, что в драку лучше не кидаться. Все же русские люди, головы работают, понимают, что с ментами связываться не стоит. Обшарили вагон, построили бригаду — все чисто. С вечера пивка попили, пьяными не были — все-таки утром опять работать. У них машина — старая «Королла», стоит у вагончика с пустым прицепом, кирпичи и цемент на ней возят. Рисунок протектора истерт, но не до безобразия. Сегодня на этой тачке точно никуда не ездили…
— Про гастарбайтеров лучше и не спрашивать, — вздохнул Вадим.
— «Пустышка», — согласился Любавин. — Люди примитивного уровня, живут в грязи, согласны работать за копейку, о том, что творится вокруг них, не знают и знать не хотят. Только твердят, как заклинание: нам нужно кормить свои семьи, не высылайте нас из страны… Когда вошли к ним в конуру, они в ногах валялись — мол, не виноваты ни в чем, не велите казнить… Даже не знают, о чем речь, а уже готовы все отрицать.
— Возможно, «косят» под дурачков, а сами непростые, — проворчал Рудницкий.
— Может, и так, — пожал плечами Любавин, — но ночью все четверо находились в вагончике на территории автокомбината. Если бы отлучались, мой человек это хоть как-то просек, ведь там пустое пространство, и вагончик — как избушка на курьих ножках.
— Где твои наблюдатели? — спросил Вадим.
— Там же, где и были. Следят за фигурантами. Докладывают: по всем адресам после визита наших патрулей стало тихо. Спят дальше. Там вся моя группа, — развел руками Любавин, — а на месте преступления после криминалистов и медэксперта работать некому.
— Ладно, не преувеличивай. Передай своим людям, чтобы сидели дальше и докладывали обо всем, что будет происходить… Если будет. По возможности, пусть сменят позиции, но чтобы объекты продолжали находиться в поле зрения.
— Хорошо, сделаем, — кивнул Любавин. — Парни молодые, выдержат еще несколько часов без сна.
— Что по последним жертвам?
— Все плохо, — опять помрачнел лейтенант. — В послужном списке наших душегубов уже четырнадцать человек. Пять нападений. Последний случай — самый тяжелый… Преступники не меняют тактику и подходы. Пробивают колесо, подкрадываются, расстреливают и уходят. Деньги и ценности остаются на месте. В первой машине находилась семья из трех человек: Амелины из Ярославля — Павел и Надежда, обоим по тридцать четыре, и их семилетняя дочь Ольга. Двое во второй машине: Денис Звягинцев — при нем нашли документы сотрудника полиции из Курской области, и Мария Лукашина — жительница Курска. Мужчине 29 лет, женщине 31. Оба в браке не состоят. Куда направлялись, пока неизвестно, это для следствия и не важно. Вторая машина целая, колесо пробито только у «Опеля», которым управлял Амелин. Похоже, дело происходило так. Убийцы поджидали жертву, прострелили колесо. Амелин остановил машину на обочине. В этот момент подъехала вторая машина. Видимо, Звягинцев хотел помочь или предлагал пересесть к нему, зная, что на трассе опасно. Убийцы вышли и перебили всех пятерых… — Любавин исподлобья посмотрел, как в машину загружают носилки с крохотным тельцем, покрытым простыней, насилу проглотил слюну и продолжил: — Был звонок — позвонил автомобилист, проезжавший мимо. С ДПС связались быстро — их патруль уже был на месте преступления через три минуты. Они стояли неподалеку, у заправки за Каланчаком, и сразу приехали. Тела еще были не то что теплые — горячие!
Начинало светать. Трупы увезли в отделение медицинской криминалистики, уехали и эксперты. На месте преступления становилось малолюдно. Делать здесь было больше нечего. Группа Вадима лишь даром тратила время! Но что они могли сделать полезного в этот беспросветный час перед рассветом? Рыскать по дороге бессмысленно, нужно все спокойно обдумать, проанализировать…
Последующее объявление сильно удивило бойцов группы, хотя и не сказать, что расстроило:
