в Главный штаб. Он сообщает о новом бое, который вчера, то есть 28-го, выдержал генерал Башлю, отбросив русских от Рагнита. Терье уточнил, что герцог Тарентский прибыл вчера в Тильзит после полудня[447].
Помимо известий о вступлении Башлю в Тильзит, Мюрат в докладе императору сообщил о слухах насчет вступления русских в Мемель в результате соглашения коменданта с неприятелем, по которому пруссаки не признаются военнопленными.
Что же касается русских, то Мюрат полагал, что их армия достаточно сильно пострадала из-за зимы, чтобы решиться перейти Неман и вести зимнюю кампанию. Приход маршала Макдональда, который займет соответствующие позиции, даст возможность прикрыть Пруссию. В магазинах Инстербурга, Велау, Кёнигсберга и Эльбинга большое количество всевозможных запасов; единственно существует недостаток в мясе[448].
Чуть позже Мюрат составляет второй рапорт, проникнутый совершенным оптимизмом. Он уверяет императора, что с прибытием X корпуса война зимой продолжаться не будет, неприятель не решится идти далее Вильно, ограничившись только отправкой партий казаков. X корпус прикроет прусскую территорию, а дивизия Эделе – объекты на Висле и коммуникации с правым флангом по линии от Вилленберга до Пултуска, и можно будет расположиться на зимних квартирах, а самому Мюрату отъехать к жене и детям, ибо супруга его снова больна и это внушает ему беспокойство[449].
Послания Бертье к Наполеону, написанные после утреннего рапорта, где он сообщил императору о занятии X корпусом Тильзита, также носили достаточно по-деловому спокойный характер. Начальник Главного штаба обсуждал восстановление боеспособности полков Легиона Вислы (речь, как и ранее, шла о том, следует ли, и какие именно, батальоны 1-го, 2-го, 3-го полков отправить в Позен и что делать с 4-м полком, находящимся в Варшаве)[450]; выплату денег офицерам армии, потерявшим свои экипажи, и мнение принца Экмюльского (Даву) в отношении того, надо ли из выделенных императором сумм выплачивать содержание офицерам союзных войск[451].
В 10 часов вечера Бертье пишет своего рода итоговый за день рапорт императору. Начальник Главного штаба сообщает о получении послания от герцога Тарентского, в котором говорится о прибытии его «этим вечером в Тильзит со всем своим корпусом».
Императорская гвардия, которую в районе Тапиау, Велау и Таплакена собирается заменить дивизия Эделе, завтра прибудет в Кёнигсберг. Что касается осадной артиллерии, то, по словам Бертье, она идет с очень большим трудом.
Князь Невшательский подтвердил тот факт, что для казаков стали сюрпризом открытие ворот Мемеля и то, что гарнизон сдался.
Король Неаполя также сообщил, что он ожидает прибытия герцога Тарентского, который займет со своим корпусом боевую линию. В отношении 34-й дивизии информировал, что в ней не набирается и 2500 человек, половина из которых не может быть в строю из-за обморожения ног и рук.
Генерал Эбле очень плох, и его заменил генерал Ж. К. М. Шарбонель, весьма деятельный и весьма умный. Бертье отправляет императору письмо от графа Дюма, который выразил надежду, что может вернуться к своим служебным делам[452].
В заключение Бертье уведомил, что 28 декабря термометр показывал 20 градусов мороза, но сейчас стало на 4 градуса теплее и, по его словам, должна начаться оттепель[453].
Между тем 29 декабря Главный штаб продолжал энергично решать текущие проблемы. Большую активность проявил новый командующий артиллерией (он подписывал документы как начальник штаба артиллерии) генерал Шарбонель. Прежде всего он пытался организовать эвакуацию осадной артиллерии, что шло с большим трудом. Всего же орудий, годных для использования войсками, судя по документам, насчитывалось тринадцать. Из них 6 пушек и 2 гаубицы были переданы дивизии Маршана[454].
Главный штаб ожидал отправки из Эльбинга двух временных кавалерийских полков[455].
В связи с острейшей проблемой множества заболевших солдат шла переписка с губернатором Данцига Ж. Раппом, поскольку именно туда отправлялась значительная часть заболевших. Рапп предложил сформировать специальные медицинские комиссии для выявления тех, кто все-таки может остаться в строю. При этом комиссиям необходимо, по мнению Раппа, разделять таковых на три класса: к 1-му классу следует отнести тех, кто наиболее болен; их рекомендовалось отправлять во Францию; 2-й класс составят солдаты, которым необходимо длительное лечение; таковых предлагалось эвакуировать в Штеттин и другие крепости на Одере; к 3-му классу Рапп относил легкораненых, которые могли быть вылечены в своих корпусах. Бертье, а затем и Мюрат эти предложения Раппа одобрили[456].
В целом события, произошедшие к 29 декабря, давали командованию Великой армии основания надеяться на благоприятный исход событий и возможность зимней передышки с одновременным закреплением на Немане. Впрочем, есть причины полагать, что французское командование не исключало и иных вариантов хода событий и поэтому судорожно продолжало эвакуацию или уничтожение имеющихся в Кёнигсберге и в других пунктах по обеим берегам Прегеля запасов. Так, именно 29 декабря было подписано соглашение между французской военной администрацией и прусскими властями об уничтожении французских магазинов, находившихся в Кёнигсберге[457].
Утром 29 декабря Наполеон открыл работу совета по финансам, затем охотился в Версальском лесу. Ему хватило энергии в тот день, чтобы, продиктовав множество писем, продолжить работу по восстановлению кавалерии и в целом конского состава армии[458].
Утром на Пошерунской мельнице прусский генерал Йорк и русский генерал И. И. Дибич подписали знаменитую Таурогенскую конвенцию. Французское командование узнает об этом только к утру 1 января. Поэтому и день 30 декабря, и день 31 декабря прошли для французов достаточно спокойно, даже с некоторым подъемом, в ожидании завершения соединения X корпуса с немногочисленными войсками главной группировки Великой армии.
Бертье 30 декабря «приказом дня» распорядился о выплате денежного довольствия тем офицерам и солдатам, которые находились в строю[459]. Одновременно о выплате офицерам и военным чиновникам отдал приказ в Тильзите и Макдональд[460].
Мюрат приказал Бертье отправить на следующий день из Кёнигсберга в Лабиау (Lapiau), а затем в Мюльзен[461] подразделение 9-го польского лансьерного полка, дабы произвести рекогносцировку дороги на Мемель[462]. В том же приказе король Неаполитанский предложил начальнику Главного штаба отдать Нею приказ отправить батальон 9-й временной полубригады и 300 поляков в Лабиау[463].
Мортье надлежало отправить в Гродно польских шеволежеров гвардии, прибытие которых ожидалось как раз в тот день, 30 декабря. Необходимо было также приготовить места для расквартирования в деревнях вокруг Кёнигсберга драгун генерала Кавеньяка, которым, как можно понять, в дальнейшем предстояло двинуться по дороге на Мемель и Лабиау[464].
Маршал Даву отправил в тот день из Торна к Бертье письмо, в котором подробно описал состояние войск I корпуса. По его мнению,
