Потом достала телефон — часы показывали 6:30, поднялась и почти бесшумно, сверкая голыми ногами, торчащими из длинной мужской футболки с AC/DC, достающей ей до середины бедра, подошла к окну. Охнула. В сумерках не разглядишь, а сейчас… вид, и правда, впечатлял — гостиница была в непосредственной близости от какого-то неведомого безымянного сквера, теперь укрытого снегом.
— Море зимой, — пробормотала себе под нос Руслана и задернула занавеску.
А затем снова покосилась на кровать Лукина, и словно бы что-то толкнуло ее в спину. Так же бесшумно она подошла к нему и вгляделась в его лицо. Уже почти привычное, не сбивающее с ног неподготовленную дурочку. Потому что дурочка подготовилась. Его темные волосы растрепались и торчали во все стороны, челка упала на лоб. А вот на переносице четкой линии не было, разгладилась во сне. За ночь на щеках и подбородке снова появилась знакомая рыжеватая щетина — должен же быть в человеке какой-то изъян хотя бы затем, чтобы простые смертные понимали, что он с этой планеты.
«Егор Лукин, ты с этой планеты?» — мысленно уточнила Руслана, склонившись чуть ниже к кровати.
В ответ на ее непроизнесенный вслух вопрос Лукин открыл глаза и смотрел на нее своим серым, ясным, хоть и со сна, взглядом.
— Все нормально? — спросил он. Голос оказался хриплым. Уж точно со сна.
Руслана резко выровнялась, улыбнулась и, уперев руки в боки, сказала, надеясь исключительно на то, что замешательства в интонации не слышно:
— Нормально! Седьмой час, собиралась тебя будить.
— Подходящий видок, — усмехнулся Егор, крепко потер глаза и сел на кровати. — Вода холодная появилась, или и горячая пропала?
— У тебя есть возможность проверить прямо сейчас. Я еще там не была, — Руслана, безуспешно пытаясь скрыть смущение, отошла к своей постели и достала телефон: — Вот интернет точно так и не раздуплился.
— Еще немного и я подумаю, что ты не росомаха, а кошка, — сказал Лукин. Он разглядывал ее некоторое время — очень сосредоточенно и внимательно. Оценивающе. Потом поднялся и ушел в душ.
Им повезло. Горячая вода не пропала, холодная появилась. На завтрак спустились в ресторан, где веселый, не иначе с ночи, повар от души сделал им двойные порции овсянки и яичницы с сосисками на сале. Сам же и накрыл на стол — официантка в надежде, что в такую рань никто не явится, потому что суббота, умчалась по личным и, несомненно, важным делам.
Ровно в 9:07 они сдали ключ администраторше и вышли на парковку. Под ногами, как и предполагалось, влажно хлюпало то, что должно было выглядеть красиво. Лукин сощурился, подставив лицо резким порывам ветра.
— Кто поведет? — спросил он, глядя то ли в небо, то ли в будущее.
— Моя очередь, — ответила Руслана, открывая дверцу со стороны водителя и забрасывая рюкзак в салон. — Я тебя и так эксплуатирую.
— Эксплуатируешь ты свою машину.
— А ее положено. Между прочим, первый настоящий выгул. До этого мы с ней только примерялись друг к другу, а теперь у нас типа отношения.
— Не ревнуй. Я не стану вмешиваться в ваши с ней отношения, — заверил Лукин.
— Ну, ты ей тоже уже почти родственник. Не что чтобы я была в восторге, но… — Руслана резко замолчала, заставляя себя не продолжать. Обычная болтовня становилась странно ориентированной. Причем в ту сторону, которая ей совсем-совсем не нравилась. Будто бы она снова двадцатилетняя, и мозга у нее нет.
Однако, запихнув себя в машину, она решительно заявила:
— Предупреждаю сразу: в дороге я всегда пою. Позавчера слишком сонным, чтобы оценить, был ты, а вчера — я, чтобы исполнять. Но сегодня, боюсь, тебе придется послушать.
— Может, потерпишь еще один день? — с надеждой в голосе спросил Егор.
— Мочи нет терпеть, граф, — хохотнула Руська, заводя машину, — в следующий раз захвати беруши!
— Креатив хорош в нашей работе, а вопли под музыку в замкнутом пространстве… — Лукин на мгновение задумался и закончил: — … это что-то из области садизма.
— То есть ты заранее уверен, что это будет ужас-ужас?
— Нет.
— Мне говорили, что у меня тембр голоса, почти как у Дженис Джоплин!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Хорошо, что только тембр… Слушай, я же не предлагаю тебе вообще никогда не петь. Всего лишь прошу — не сегодня. Вернемся в Киев, избавишься от меня — делай что хочешь.
— О как! — Руслана на мгновение отвлеклась от дороги и взглянула на него. — Ты со всеми так или только со мной?
— Что — «так»?
— Наглеешь.
— И в чем ты увидела наглость? — Егор тоже посмотрел на нее.
— Ну, вообще-то, это моя машина, моя дорога и мои привычки, — выпалила она и почти прикусила себе язык. Еще не хватало задеть главредовскую тонкую душевную организацию. Потом тряхнула головой и, как ни в чем не бывало, продолжила: — А на самом деле рецепт все тот же, и он очень простой. Ты научил. Я теперь регулярно пользуюсь. Покажи мне выгоду — я оценю перспективы.
— Да не вопрос! — рассмеялся Лукин. — Высаживаешь меня на ближайшей заправке — и остаешься при своих интересах.
— А как же любовь к ближнему?
— Твоей ко мне или моей к тебе?
— Ты свою уже доказал. В «Мандарине» и в одной из Ульяновок вчера.
— То есть ты довезешь меня до Киева? — уточнил Егор.
— Бросать тебя посреди дороги надо было в первый же вечер. Сейчас уже поздновато, не находишь?
— И без твоего пения?
— Пение Эрика Клэптона тебя устроит?
— Настаивать еще и на его молчании — было бы точно наглостью.
— Спасибо. Я могу рассчитывать на то, что ты накормишь меня мороженым за мою исключительную доброту?
— Даже обедом!
В ответ она пожала плечами и все же сосредоточилась на дороге. Или сделала вид, что сосредоточилась. Так они и ехали в составе двух человек, Эрика Клэптона в магнитоле и желтой машинки, с которой у Росомахи были отношения. А бьющая рекорды степень маразма стала заметна даже ей. В голове настойчиво зудело и не давало покоя непонимание происходящего. И проблема была отнюдь не в том, что он то ли в шутку, то ли всерьез торговался с ней насчет музыки.
Что он вообще здесь делает?!
Что. Он. Здесь. Делает?
Ну, кроме явного подтрунивания на грани… чего там? Как оно называется у нормальных людей? Заигрывания? Что за чушь про любовь?! Кто ее за язык тянул?
За окном мелькали села, колеса рассекали по жидкой субстанции, которая еще только под утро называлась снегом. А Росомаха пыталась не смотреть на Лукина, но получалось скверно. Еще худшей, еще более озадачивающей была ее собственная реакция на него.
Ну, мужик. Ну, красивый. Ну, умный. Ну, бывает.
С ней что не так?
«Не у всех бывает, но у всех проходит», — пробурчала свое излюбленное мама в ее голове. А она невольно взглянула на собственное отражение в зеркале заднего вида.
Двадцать восемь лет. Зеленые волосы. Лицо скорее никакое, чем какое-то — чистый лист, серая мышь. Да, родинка над губой. Дебильная родинка, всегда бесившая ее — мерещилось в ней какое-то кокетство, которое в самой Руслане атрофировано напрочь. Впрочем, если и было, она его в себе выкорчевала — давно и навсегда. За плечами — назло себе — Африка. Впереди — никаких планов на жизнь.
Может она нравиться мужчине, вроде Лукина, настолько, чтобы он, сев к ней в машину, провел рядом более суток? Нет, не может. А из дружеского расположения? Они не друзья.
Вывод только один — у него что-то случилось. Что-то, что совершенно выбивает ее из колеи. Что-то, из-за чего она путает его присутствие с интересом. И это уже ее проблема, а не его.
Логическая цепочка выстроена. Оставалось только влезть обратно в шкуру Росомахи. А попробуй это сделай, когда уже потеребили.
Два с лишним часа терзаний завершились на подъезде к Ульяновке. Росомаха включилась сама по себе.
— А теперь внимание, — важно сообщила она. — Надо придумать легенду, нафига мы докапываемся. У тебя удостоверения какого-нибудь из службы безопасности не завалялось случайно?
— Ты пересмотрела фильмов про супергероев, — усмехнулся Егор. — Можем, конечно, сказать, их пресс-служба в курсе, и мы собираем материал про суровые будни наших доблестных силовиков.
