Трое человек вошли в амбар, схватили Скактавла и увели с собой — и оба пленника даже не поняли, что произошло.
— Нет! — закричала Виллему. — Отпустите его! Не отнимайте у меня моего единственного друга!
Но они были уже за дверью. И по выражению их лиц она поняла, что это последняя прогулка Скактавла.
Она села у двери, прижалась к ней щекой.
— Не делайте ему зла. — тихо умоляла она. — Он прекрасный человек. И он так много страдал! Не оставляйте меня здесь одну!
Но амбар был пуст. Огромное, пустое, холодное, темное помещение.
Вечером она услышала чьи-то шаги за дверью. К амбару подошли двое. Дверь приоткрылась.
На пороге стоял огромный, тучный человек в богатой одежде. Лицо его было каменным.
— Теперь ты знаешь, Виллему Элистранд, дочь Калеба, что значит терять своих близких!
Она инстинктивно выпрямилась. Вид у нее был жалкий: спутанные волосы, изорванное платье, насморк, кашель… Но, продрогшая насквозь в этом заиндевелом амбаре, она держалась с достоинством.
— Я не убивала Вашего сына. Он набросился на меня, и Эльдар Свартскуген хотел защитить меня.
— Разве твоя ничтожная девственность может сравниться с жизнью моего сына?
Она не отвечала.
— Когда меня выпустят отсюда?
— Когда ты выпьешь до дна горькую чашу.
— Я уже выпила.
— О, нет! Еще далеко до того момента, когда мы закроем крышку твоего гроба!
Она задрожала, но произнесла упрямо:
— Я уже нахватала вшей в этом грязном амбаре!
— Мы найдем от этого средство.
Он запер дверь.
Она опять была одна.
Ей так не хватало ее друга Скактавла! Она горько скорбела о его судьбе. Проклинала себя за то, что не среагировала, когда они схватили его. Но что она могла сделать?
Через некоторое время в амбар вошли двое. У одного из них в руках были огромные ножницы. Они шли прямо к ней. Пока один держал ее, другой обстриг — почти наголо — ее волосы.
Она кричала и вертела головой.
— Ты хочешь, чтобы я воткнул ножницы тебе в голову?
— Нет.
— Тогда сиди спокойно, чертовка. Разве это не у тебя завелись вши?
Они обстригли ее и ушли.
Она осталась одна со своими длинными, прекрасными, золотистыми локонами, валявшимися на полу. Дрожащими руками она коснулась своей головы. По небрежности они оставили пучки волос. Вид у нее был теперь безобразный, ей казалось, что она больше не похожа на человека. Она чувствовала себя самым одиноким существом на свете.
На следующее утро она проснулась от холода. У нее начался приступ кашля.
Дверь опять открылась. «Опять что-нибудь скажут мне, — подумала она. — Я больше не вынесу этого!»
Но у них не было никаких известий для нее. Они только оттолкнули ее в дальний угол и принялись за работу.
Они вкапывали в землю длинные жерди, одну за другой. В амбаре приятно запахло свежеобструганной сосной.
На этот раз их было больше обычного: она насчитала пять человек. Трое прежних и двое новых. Но эти двое выглядели не более приятно, чем прежние.
Виллему сидела, скрючившись, в своем углу, пытаясь согреть руками свое замерзающее тело, и смотрела, как они работают.
Жерди доставали от пола до потолка и были загнаны глубоко в землю.
Вскоре она поняла, что они делают: амбар разделили вдоль на две половины.
Жерди стояли не вплотную друг к другу. Промежутки между ними были шириной в руку, так что через них можно было смотреть. Но их тут же заколотили досками в два локтя шириной.
Весь день они возились с этой двойной стеной. Виллему не говорила ни слова, а они не обращали на нее внимания. Она чувствовала себя изможденной, несчастной, покинутой. Ей стало все безразлично.
Люди ушли. Дверь заперли.
От главной двери шел теперь проход, выходящий на две новые прочные двери, ведущие в свою часть амбара.
Стало темнеть. Решетки на окнах закрыли задвижками. В амбаре стало совсем темно, но ее натренированные глаза могли различать предметы.
Свернувшись на соломе, Виллему пыталась заснуть.
Вдруг дверь с шумом распахнулась. Ругательства перемешивались со стонами связанного человека. Сев, она прислушалась к их возне в другой части амбара.
Потом послышался голос воллерского помещика.
— Теперь у тебя есть компания, потаскуха! Принимай гостей!
Дверь снова закрылась.
Виллему бросилась к перегородке. Ее глаза, знавшие каждый уголок амбара, видели в темноте намного лучше, чем глаза того, кто находился за перегородкой.
Он упирался руками в перегородку с другой стороны.
Многого она не могла увидеть, но обнаружила, что руки человека связаны веревкой и что он был почти голый: на нем были одни штаны.
В амбаре было тихо. Она слышала его жалобные вздохи.
— О, Господи, что наделали эти дьяволы! Скактавл, это Вы?
Сначала послышалось лишь хриплое, болезненное дыханье, потом искаженный от боли голос произнес:
— Виллему!
Ее словно парализовало. Она замерла, вцепилась руками в жерди.
— Кто это?..
— Ты не узнаешь меня, Виллему?
Он говорил по-шведски.
У нее вырвался короткий, растерянный, жалобный возглас:
— Доминик!
8
Скактавл не имел никакого отношения к Воллеру. Он был пленником судьи. Поэтому им занялись подручные судьи, грубо вытолкнувшие его из амбара. Они связали ему за спиной руки, вставили в рот кляп.
У Скактавла не было иллюзий. Они не потрудились даже завязать ему глаза. Он понял, что его длительное заключение окончено. Судья в нем больше не нуждался — и это был для него конец. За год, проведенный в жутком амбаре, он настолько ослаб и так исстрадался, что теперь ему было безразлично, что ждет его дальше. Но эта девушка…
Такая красивая, такая милая и такая несчастная! Ее воля была надломлена сознанием того, что близкие пострадали из-за нее. Скактавл хорошо знал, какая судьба ее ожидает: долгие-долгие мучения, а потом — конец!
Этого не должно было быть! Этого не должно было случиться с Виллему, которая была его утешением, его другом.
Но что он мог сделать? Ничего! Уже ничего.
Он смотрел, куда его ведут. Сначала он не узнавал местности, но четверо мужчин подталкивали его сзади в определенном направлении: они направлялись через холм в деревню. Не на виду у всех, нет, это держалось в строжайшей тайне. Но теперь он узнал местность: поблизости находился дом судьи. А вот и двор… Там рос огромный дуб, на котором время от времени вешали преступников.
Повешение не было тогда обычной казнью. Чаще всего отрубали голову. Но судья, так же как и другие власть имущие, использовал закон по своему усмотрению. Поэтому у него и рос этот дуб. Он стоял, высокий и могучий, не подозревая о предстоящих событиях.
Они спускались с холма по крутому скалистому склону, вдоль обрыва, заканчивающегося глубоким оврагом с каменистыми уступами, покрытыми лесом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
