Первые исследования скорости движения «водного лифта» провели в 50-х годах американские ученые. По их расчетам получилось, что вода из глубин поднимается на поверхность за тысячи и даже десятки тысяч лет.
Советские океанологи, применив более точные методы исследования, внесли в расчеты своих заокеанских коллег весьма существенные поправки. Новые данные убедительно показали, что «водный лифт» движется во сто крат быстрее. Он поднимает воду с глубин на поверхность за сотни и даже десятки лет. Но и тут еще осталось много неясного.
В наши дни перед наукой, как видим, встает гигантская проблема изучения всей глобальной системы перемешивания водных масс в океане. Для ее решения необходимо иметь множество сведений о движении воды в самых разных районах на разных глубинах. А ведь сегодня еще есть огромные квадраты океанской акватории, где всего один-два раза опускался в воду гидрологический прибор.
Словом, хотя современная наука располагает весьма солидным запасом сведений о перемешивании океанических масс, запасом, в десятки и сотни раз превосходящим тот, который был в распоряжении ученых сто лет назад, ни у кого не возникает гордой мысли о том, что познаны все или почти все законы этого сложного явления. Из очередных экспедиций океанологи привозят не только решения поставленных прежде проблем, но и множество новых вопросов. И это, естественно, никого в наши дни не может огорчить. Ибо изменился не только объем знаний и методы их «добычи», но и сам стиль научного мышления. Ученые понимают, что любая теоретическая конструкция дает лишь приблизительную модель явления, относительно близкую к природному процессу. И потому движение познания не прекращается с завершением отделки очередной модели, оно более всего выражается в смене моделей. Это изменение стиля мышления — одно из крупнейших завоеваний современной науки.
Игорь Дуэль
Экспедиция-72
Отошло в прошлое время, когда каждое плавание немногочисленных тогда научно-исследовательских судов приносило сенсации. Это тогда, в 50-х годах, стало известно, что океанское дно вовсе не гладкая равнина с редкими впадинами, что в нем есть свои хребты, горы и долины. Сам же океан, как оказалось, волнуется не только на поверхности — в глубинах его тоже нет вечного покоя.
Ныне в науке о море период накопления. Открываются новые горы и хребты, изучаются старые, исследуются течения, животный мир моря и его дна, отыскиваются полезные ископаемые и т. д.
Кораблей науки становится все больше. Они плавают по всем океанам Земли. Под флагом нашей страны за прошлый год прошло более полусотни экспедиций.
По просьбе редакции о наиболее интересных из них рассказывает заместитель начальника Отдела морских экспедиционных работ АН СССР Е. М. СУЗЮМОВ.
«Академик Курчатов» в свое время, в начале 1969 года, открыл в западной тропической части Атлантики мощное глубинное течение, названное Антило-Гвианским подповерхностным противотечением. Это изменило представления о том, как проходит водообмен Карибского моря с Атлантическим океаном.
Теперь экспедиция изучала, как возникает это течение и как оно меняется на всем протяжении в зависимости от времени года и других причин. Рейс проводился по международной программе СИКАР (Совместное изучение Карибского моря и прилегающего района Атлантики). Было установлено, что источник Антило-Гвианского противотечения — южное ответвление Северного Пассатного течения. Зарождается оно на 28—31-м градусах северной широты и 72—74-м градусах восточной долготы.
«Витязь» провел три экспедиции в Тихом океане и морях Дальнего Востока. В одной из них, продолжая начатые ранее исследования системы экваториальных подповерхностных и глубинных течений, участники плавания обнаружили в глубинах океана у экватора мощное восточное течение, разделенное на две струи.
«Академик Вернадский» плавал в основном в тропической зоне Тихого, Индийского и Атлантического океанов. Когда были обработаны данные по измерению течений, выяснилось, что в экваториальной зоне они имеют по крайней мере трехслойное строение. Связано это прежде всего с распределением плотности водных масс по глубине. Вместе с тем, хотя законы формирования течений и движения воды для всех океанов общие, у каждого из них есть и свои индивидуальные черты.
Александр Силецкий. Впустите репортеров
Утром старый Луху отколотил его палкой, отодрал за уши и выволок из пещеры.
— Не сберег, — сказал он, — сам добывай!
Слово старого Луху было законом для всех в племени, и ослушаться никто не смел.
Тып едва не заплакал от отчаяния. Он был горбат и колченог. Обреченный первым умереть, едва придет Великий Голод, он вынужден был искать себе занятие, которое уберегло бы его от презрения и смерти. Племя нуждалось в огне. И Тып поборол в себе страх перед костром.
Он стал Хранителем Очага племени.
Целую зиму он стерег костер, не давая угаснуть Языкам Дракона. Но вчера разразилась лютая непогода, пламя сделалось совсем маленьким — сидеть бы и сидеть возле него, поминутно подбрасывая сухие ветки, но... Тып устал, глаза его слипались, он недолго боролся со сном, и теперь Языки Дракона ушли из их пещеры. Ушли навсегда. Лишь Небесный Огонь мог зажечь его, а разве дана человеку сила Неба?
Скоро вернутся воины с охоты, и тогда все племя соберется и уйдет на новое место, куда-нибудь, где уже горит огонь, а его, Тыпа, напоследок съедят — в пути он им не нужен, но не бросать же лакомый кусок!..
— Шесть восходов даю тебе, — сказал старый Луху.
Сначала Тып решил идти к обрыву. Он сам видел, как загнанные охотниками звери срывались с него и разбивались насмерть. Но потом передумал. Потому что удивительное воспоминание вдруг всплыло в его голове.
Это было давно...
Возле их пещеры случился обвал. Камни с грохотом, сметая все на своем пути, проносились мимо. Они ударялись друг о друга, и тогда между некоторыми из них проскакивали искры.
Искры... Уж не крошечные ли это Языки Дракона? Ведь если так, то ими можно зажечь щепотку мха! Можно зажечь большой костер!
Эта мысль поразила Тыпа. Значит, спасение все-таки есть?! Он натаскал камней — больших и маленьких, округлых, и угловатых, уселся перед входом и взялся за работу.
Несколько раз из пещеры выходил старый Луху. С любопытством смотрел на Тыпа. Он никак не мог понять, чем тот занят. Но срок, данный Тыпу, еще не вышел. А тот работал, не зная усталости. Он бил и бил камнем о камень, потом хватал новую пару, третью, четвертую...
«Тук-тук-тук...» — стучали камни, не переставая.
Тып не мог остановиться. Все будущее сосредоточилось для него в этих камнях — добыть хотя бы искорку, а там уж будет проще...
Крупнейшая в мире радиообсерватория Фификал-Бэнкс готовилась к принятию сигналов из дальнего космоса. Серия из пятнадцати сеансов. Первый — начинается. Может, сразу повезет, а может, никакого сигнала и не будет...
Ученые расположились в центре пультовой. Метроном отсчитывал секунды.
— Начали! — крикнул Джон Тортолетт, хотя мог и не кричать — автоматы и сами в назначенный срок включили бы установку.
Вспыхнули экраны осциллографов, ожили динамики. Треск, хрип, шум, свист, рев вселенной наполнили зал. Свет погас, и стены словно раздвинулись и исчезли, оставив людей один на один с пустотой. Огни на пультах казались огнями межзвездного корабля, и люди сидели в темной рубке и слушали, слушали голос космоса, его странную, ни с чем не сравнимую песнь, и силились разобрать хотя бы слово, хотя бы один звук, который можно наполнить высшим смыслом и сказать потом: все, разум найден!
Шли минуты, а космос завывал бессмысленно и дико.
— Господи, — прошептал, покрываясь испариной, Джон Тортолетт. — Неужели все впустую?
Ги де Брутто крепко сжал его руку:
— Веселее, коллега. Они позовут. Непременно позовут. Как же иначе?
Рядом гулко вздохнул Апаш-Белтун, астрофизик и фантаст.
Сколько раз описывал он нечто подобное, но лишь теперь, когда впервые стал участником сеанса, он понял, сколь невыносимо ждать. Да-да, сидеть и ждать. И больше ничего.
И тут!..
Взметнулись пики на экранах осциллографов, накатили слева-направо волны огней на панелях счетных машин, и из динамиков — это явственно услышал каждый — донеслось едва различимое, но реальное: «Тук-тук». Ритмичная серия ударов — и пауза. И снова удары, как щелчки метронома.
— Вы слышали? — крикнул Фридрих Готлиб Клопфер. — Ведь это... пять четвертых, ритм-то какой! Невероятно...
Звуки прекратились столь же внезапно, как и начались.
Ученые сидели, точно в столбняке, и, судорожно вцепившись в подлокотники, ждали, ждали — звуков не было, неведомый щеточник умолк. И приборы не фиксировали ничего — только обычные голоса вселенной ловила гигантская чаша радиотелескопа, голоса бессмысленные, как всегда...
