Я ошарашенно хлопала ресницами. Отпив из бокала, пробормотала:
— Вот это сила верности…
Зверь кивнул.
— И это для меня бесценно. Адела из таких. И Скиф. И Барса. И другие…
Фиар подбросил поленьев в камин и пошевелил угли. Пламя вспыхнуло с новой силой, обдав волной жара. Мне стало хорошо и спокойно. Я вновь пригубила вино, чувствуя, как согреваюсь и изнутри.
— Как видишь, моя история не такая и грустная, — сказал Зверь и улыбнулся уголком рта.
При этом он покосился на шкатулку между нами, и что-то мне подсказало, что к главному мы так и не подошли.
Я кивнула.
— Почему ты раньше не рассказывал мне?
Зверь посмотрел на меня так пристально, что я потупилась.
— Когда, Эя? — ответил вопросом на вопрос он. — Когда я должен был рассказать тебе? В Священных землях? Или когда ты попала в мой замок? Ты помнишь, как потеряла сознание от страха, увидев меня? Я знал о нашей связи, о том, что ты чувствуешь меня, — при этих словах у меня перехватило дыхание, но Фиар этого не заметил. — Знал, что ты, должно быть, видишь меня во сне и я пугаю тебя…
— О какой связи? — пробормотала я беспомощно, но Зверь остановил меня жестом, и я замолчала.
— Когда я должен был рассказать тебе? — продолжал Фиар. — Может, когда ты, захлебываясь слезами, рассказывала, сколько пришлось вытерпеть в Заповедных землях? Когда рассказывала, что потеряла жениха?
Я молчала. Ведь правда, Фиар не мог рассказать раньше…
— Мне тогда надо было сказать тебе, что ты принадлежишь мне? — тихо спросил он.
— Принадлежу?! — вырвалось у меня.
Зверь усмехнулся, словно его порадовала моя реакция.
Я смущенно опустила взгляд, а он сказал:
— Что ж, можешь считать, что это действует в обе стороны.
Я захлопала ресницами.
Фиар молчал. Явно выжидая моей реакции, моего ответа. И я сказала. То есть спросила.
— Зачем я тебе, Фиар? — вырвалось у меня.
Зверь осушил бокал с водой одним глотком и посмотрел на меня долгим взглядом.
Глава 10
— Ты моя, Лирей, — раздался его низкий, хриплый голос, от которого по коже забегали мурашки. — Моя по праву поединка.
В голове зашумело. Пальцы дрогнули. Я поставила недопитый бокал на столик. А потом подняла взгляд на альфу.
— Несмотря на то что мой отец стал тебе кровным братом, я не признаю ваши законы, — тихо, но твердо сказала я.
Зверь улыбнулся. Широко. Так, будто ему было что мне сказать. Точнее — было. Я кожей чувствовала, что было… А еще подумала, что ему очень идет улыбка.
— Ты не признаешь наши законы, Лирей, — назвал он меня полным именем. — Даже получив посвящение от Велеса?
Я зарделась. Упрек был справедливым. А смешинка, которая перебралась из уголков губ Фиара в его глаза… какой-то волнующей.
— Меня вынудили его получить, — тем не менее сказала я. — И — да, несмотря на это. Несмотря на то, что нахожусь в твоем замке. Ой, — я осеклась и невольно улыбнулась, — запуталась. Ведь это мой замок.
Улыбка Зверя сделалась открытой. Мальчишеской.
— Вообще-то, — сказал он хитро. — Сейчас этот замок принадлежит нам обоим. Эти земли Анжу включил в твое приданое. Так что по человеческим законам он был бы моим… Но у свободного народа свои законы. У нас все общее. А ты сейчас — одна из нас.
Прежде чем я смогла заговорить, Зверь успел вновь наполнить наши бокалы. И я даже успела наполовину опустошить свой.
— Приданое, — пробормотала я, когда дар речи вернулся. — Как? Что ты хочешь этим сказать?
— Только то, что я твой муж, Эя, — сказал Зверь.
И пока я хлопала ресницами и хватала ртом воздух, добавил:
— Твой отец заключил брак от твоего имени. Родовой брак.
Я положила руку на грудь, поскольку показалось, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Родовой брак… Это то же… То же… что брак на крови. Своими корнями традиция зактючения родового брака уходит в такую глубину веков… Для его заключения не требуется согласия Церкви. Нужны лишь смешение крови двух домов и документ, подтверждающий это. Церковь не в восторге от подобного способа заключения браков, но так и не смогла запретить их. Возможно, потому, что родовой брак — это навсегда. В нем не предусматривается разводов… А имущество семей, заключающих такого рода брак, делится пополам… Некоторым аристократическим домам такой брак оказался более выгоден, чем тот, что скрепляет Церковь. Тем, кому невыгодно делить имущество. Тем, кто желал сохранить независимость дочерей. Надо сказать, влиятельным домам… Тем, кто смог хотя бы косвенно противостоять церковникам…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я так и не смогла произнести ни слова.
Зверь взял шкатулку со стола и, открыв ее ключом, который висел на цепочке на шее, протянул мне.
Дрожащими руками я развернула верхний свиток.
Им оказалось Свидетельство о заключении родового брака.
Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы избавить меня от последних сомнений. Бесспорно, это был почерк отца.
И его подпись. Кровью.
Что-то черное сдавило мое сердце. Какая-то ледяная лапа, которая показалась странно и страшно знакомой. Сглотнув, я прислушалась к своим ощущениям, закрыла глаза…
И на миг перенеслась на годы назад, в лес, в окрестностях замка в Ньюэйгрине. Увидела, как отец передает свиток Зверю. Тот едва успевает спрятать его за пазухой. А потом их обоих поглощает Тьма! Ужас! Что-то настолько ужасное, что у меня остановилось сердце! Что-то, от чего невозможно убежать, невозможно скрыться!! Что-то… Или кто-то… хуже кого нет никого в целом мире! В тысяче миров!
И среди этого всего я различаю крик! Знакомый… очень родной голос! Отец кричит… Но я с трудом различаю его слова… Тьма оглушает…
— Эя! Ты теперь отвечаешь за ее жизнь! Ты должен спасти ее! Спасти мою Лирей…
Крик оборвался.
А я полетела в пропасть.
Летела, переворачивалась в воздухе.
И кричала.
Захлебывалась от собственного крика…
А потом что-то принялось трясти меня.
Словно меня поймали во время этого падения в пропасть. Поймали и держали. Крепко. Откуда-то я знала, что из этих объятий меня не выпустят. Никогда.
Чей-то истошный крик почти оглушил. Через секунду узнала свой собственный голос.
— Эя! — раздалось прямо над ухом. — Ну же, Эя! Тихо, тихо девочка. Я здесь. Я держу тебя!
Я замолчала и, дрожа, прижалась всем телом к тому, кто держал меня на руках, словно ребенка.
Открыв глаза, обнаружила, что Зверь действительно держит меня, а я обнимаю его обеими руками за шею, прижимаюсь всем телом, дрожу… и плачу.
— Тише, девочка, — повторил Зверь и поцеловал в висок. — Тише, родная. Ты до смерти перепугаешь всех волков в этом замке, — заметив, что я пришла в себя, Фиар добавил: — И в его окрестностях.
До меня с запозданием стало доходить происходящее.
Я в кабинете отца, наедине с мужчиной.
Который волею отца… мой муж.
Муж.
И другого у меня не будет…
И вот он держит меня на руках, а я прижимаюсь к нему всем телом и плачу, как ребенок.
— Лирей, — мягко сказал Зверь и снова поцеловал. На этот раз в макушку. — У тебя только две реакции на мою близость. Или ты падаешь в обморок от страха, или плачешь, сетуя на свою долю. Я настолько неприятен тебе?
Закусив губу, я покачала головой.
— Тут другое, — прошептала я, сжимаясь в комок и боясь даже шелохнуться. Потому что близость с ним, жар его тела, голос, низкий, хриплый, вкрадчивый, — он раздается над самым ухом. Все это заставляет голову кружиться, сердце то замирать, то биться с утроенной скоростью, а я… я понятия не имею, как на это реагировать.
— Что же? — тихо выдохнул Зверь прямо мне в волосы.
— П-поставьте меня. Пожалуйста. Вот, — пролепетала я.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Вопреки просьбе, меня чуть сжали в объятиях, прижимая к себе еще ближе, и, прежде чем я успела подумать, как здесь хорошо, уютно и безопасно, с явной неохотой поставили на ноги. А потом придержали за плечи, терпеливо ожидая, когда смогу твердо стоять на ногах.
