– Эстер-ханым, ты очень умная.
– Раз я умная, то я тебе скажу: люди этого эрзурумского проповедника могут еще больше разъяриться и погубить много людей, бойтесь их.
Когда мы дошли до улицы, где жил Хасан, сердце мое от страха забилось часто-часто. Я указала Кара дом. Кара распределил своих людей: в огороде, по обеим сторонам двери и позади фигового дерева. Потом протянул мне свернутый лист бумаги:
– Иди, отдай письмо Хасану, а если его нет, то его отцу.
– А Шекюре ты ничего не написал? – спросила я, взяв письмо.
– Если я пошлю ей отдельное письмо, это еще больше разозлит мужчин. Скажи ей только, что я нашел подлого убийцу ее отца.
– Это правда?
– Твое дело – сказать.
– Праздничные одежды из китайского шелка, – закричала я привычным голосом торговки.
Дверь открылась. Вежливый отец Хасана пригласил меня войти. Здесь было тепло. Сидящая за столом с детьми Шекюре, увидев меня, поднялась.
– Шекюре, твой муж пришел, – сказала я.
– Который?
– Новый. Дом окружен вооруженными людьми. Они готовы схватиться с Хасаном.
– Хасана нет дома, – сказал свекр Шекюре.
– Слава Всевышнему! На-ка, прочти письмо, – сказала я с гордостью посла, сообщающего твердую волю падишаха.
Пока свекор читал письмо, Шекюре предложила:
– Пойдем, я тебе дам горячей еды, согреешься. Я сообразила, что она хочет переговорить со мной наедине, и пошла за ней.
– Скажи Кара, что все получилось из-за Шевкета, – прошептала она. – Мы с Орханом вчера всю ночь дрожали; опасаясь убийцы. Шевкет убежал. Кара не вернулся домой, мне сказали, что палачи падишаха заставили его говорить, и он признался в причастности к убийству моего отца.
– Но разве он не был с тобой в момент убийства отца?
– Эстер, – сказала моя красавица, глядя на меня широко раскрытыми черными глазами. – Помоги мне.
– Объясни, зачем ты вернулась сюда, и если я пойму, то помогу.
– Ты думаешь, я знаю, почему вернулась? – Она сделала вид, что чуть не плачет. – Кара грубо обошелся с Шевкетом. Я поверила, когда Хасан сказал, что возвращается отец детей.
Но по глазам я видела, что она говорит неправду и понимает, что я это понимаю. «Я поверила Хасану!» – шептала она, видимо давая мне понять, что любит Хасана. Сознавала ли Шекюре, что стала больше думать о Хасане после того, как вышла за Кара? Я вдруг поняла, как на самом деле обстоят дела: Шекюре не искала себе мужа, она искала отца, который полюбил бы этих детей; глядящих на нее сейчас глазами, полными страха; Шекюре готова была принять любого хорошего человека.
– Ты ищешь сердцем, – сказала я, – а надо принять решение умом.
– Я тотчас же вернусь к Кара, – произнесла она и, помолчав, добавила: – Но у меня есть условие: он будет хорошо обращаться с Шевкетом и Орханом. И не будет меня корить за то, что я укрылась здесь. И будет соблюдать условия нашего брака – он знает. Вчера ночью он оставил меня дома одну, и я была совершенно беззащитна перед убийцей, перед вором, злодеем, тем же Хасаном.
– Он еще не сумел найти убийцу твоего отца, но велел сказать тебе, что нашел.
– Вернуться мне к нему?
Не успела я ничего ответить, как в комнату вошел бывший свекр с письмом Кара:
– Скажите Кара Челеби, что в отсутствие сына я не могу взять на себя ответственность и вернуть ему невестку.
– Какого сына? – спросила я мягким, но противным голосом.
– Хасана, – сказал он и устыдился, поскольку был хорошо воспитан. – Говорят, мой старший сын возвращается из страны персов. Есть свидетели.
– А где Хасан? – Я отправила в рот ложку супа, налитого мне Шекюре.
– Он пошел на таможню собирать знакомых писарей, носильщиков. – Этот человек не умел врать и изворачиваться и выглядел глупо. – После того, что натворили эрзурумцы, сегодня на улицах будет много янычар.
– Мы никого не видели. – Я направилась к двери. – Это твое последнее слово?
Я задала этот вопрос, повернувшись к свекру, но Шекюре сразу поняла, что я обращаюсь к ней. Правда ли она так растеряна или что-то скрывает, например то, что ждет, когда вернется Хасан со своими людьми?
– Мы не хотим Кара, – отважно заявил Шевкет. – А ты больше не приходи сюда, толстуха.
Оставив узел, я вышла на улицу, и передо мной тут же возник Кара с саблей в руке.
– Хасана нет дома, – доложила я, – может, пошел за вином – отпраздновать возвращение Шекюре. А может, как говорит его отец, скоро вернется со своими людьми. Тогда придется драться, он сумасшедший. А уж если возьмет саблю с красным эфесом….
– Что сказала Шекюре?
– Свекор сказал: нет, не отдам, мол, невестку, но ты бойся не его, а Шекюре. Если бы ты меня спросил, я бы тебе сказала, что у нее полная путаница в голове и она вернулась в этот дом, так как поняла, что всего через два дня после убийства отца не в силах провести еще одну ночь в одиночестве; она боится убийцы, ей угрожает Хасан, а ты исчез непонятным образом. Кроме того, ей сказали, что ты причастен к убийству ее отца. Но прежний муж Шекюре не возвращается. В ложь Хасана поверил Шевкет, он ждет отца. Шекюре намерена вернуться к тебе, но у нее есть условия.
Глядя прямо в глаза Кара, я перечислила условия. Он тут же принял их, разговаривая со мной, как с настоящим послом.
– У меня тоже есть условие, – добавила я, показывая на окна дома. – Я возвращаюсь туда. Через некоторое время вы нападете. Я закричу, вы отступайте. А когда появится Хасан, деритесь сколько хотите.
Конечно, это были слова, недостойные миссии посла, но я, ваша Эстер, уже увлеклась игрой. Я прокричала: «Продаю…», и дверь сразу открылась. Я подошла к свекру:
– Весь квартал, здешний кадий, все, кто здесь живет, знают, что Шекюре разведена и снова вышла замуж в соответствии с требованиями Корана. Даже если твой сын, что давно умер, воскреснет и вернется сюда из рая, от пророка Мусы, это ничего не изменит, Шекюре разведена. Вы выкрали замужнюю женщину и прячете ее здесь. Кара просил меня передать, что, прежде чем вас накажет кадий, он сделает это сам со своими людьми.
Кара и его люди бросились в наступление. Стучали в двери и окна, с каждым ударом в доме словно разрывался снаряд.
– Ты видел жизнь, ты образованный человек. – Я осмелела от своих слов. – Открой дверь, скажи, что Шекюре сама пришла, пускай они остановятся, эти бешеные собаки.
– Если бы ты была на моем месте, ты бы отдала этим собакам нашедшую в твоем доме приют одинокую женщину, да еще твою невестку?
– Она сама хочет уйти.
– Тогда пусть открывает дверь и уходит.
– Я не буду открывать дверь. Получится, что я ушла добровольно, – быстро сказала Шекюре.
– Милая моя Шекюре, я тоже не могу открыть дверь. Ты же знаешь, тогда получится, что я сую нос в ваши дела. Мне за это жестоко отомстят. Дверь может открыть Орхан, он ведь хочет вернуться домой, никто не будет сердиться на него.
Не успела я сказать это, как Орхан высвободился из ослабевших объятий матери, подошел к двери, уверенно отодвинул щеколду, потом деревянную задвижку и, сняв крючок, отступил на два шага. В приоткрывшуюся дверь ворвался холод. Наступила такая тишина, что мы услышали ленивый лай собак откуда-то очень издалека. Орхан вернулся к матери, Шекюре поцеловала его, а Шевкет пригрозил: «Все расскажу дяде Хасану».
– Бойтесь Хасана и его сабли с красным эфесом, – сказал свекор, справедливо обеспокоенный поражением и возможной местью. Он ласково расцеловал внуков. Шепнул что-то на ухо Шекюре.
Наша группа, охраняемая людьми Кара, как караван, перевозящий драгоценности, шла боковыми улицами, проулками, мы выбирали дорогу так, чтобы не столкнуться со сторожами, янычарами, бандитами и Хасаном.
Мы были на темной улице позади рынка Эсир, когда услышали крики, вопли, рыдания и характерный, ни на что не похожий стук и звон скрещенных топоров и сабель.
Кара отдал саблю одному из своих людей, вырвал кинжал из рук Шевкета (мать позволила мальчику взять его в память об отце), отчего тот заплакал, велел Шекюре, Хайрие и детям уходить в сопровождении подмастерья парикмахера и еще двоих людей.
В конце узкой улицы, которую нам надо было перейти, находилась кофейня. Звон сабель прекратился. Люди с криками входили и выходила из кофейни и крушили все подряд. При свете факелов было видно, как выносят на улицу и на глазах у всех разбивают чашки, стаканы, ломают джезве. Человека, который попытался остановить эти действия, начали бить, но он вырвался. Сначала я подумала, что все это связано исключительно с кофе. Потому что слышала, как рассказывали о вреде кофе, о том, как он портит глаза и желудок, как туманит мозги и сбивает людей с истинного пути, какая это европейская отрава и как Пророк Мухаммед отказался от кофе, хотя шайтан предложил его ему в образе красивой женщины.
Посмотреть на редкое зрелище собралась большая толпа безработных, безродных, неведомо откуда пришедших переселенцев; увидев зрителей, враги кофе совсем осмелели. Я поняла, что это люди известного проповедника из Эрзурума Нусрета Ходжи. Они боролись с вином и проституцией, с кофейнями, обителями, где религиозные обряды совершались под музыку и с танцами. Они проклинали врагов веры, безбожников и тех, кто занимался рисованием. Я вспомнила, что это та самая кофейня, где на стену вешают рисунки и говорят всякие непристойности про веру и проповедника из Эрзурума.
