– Да, это действительно так. Но что же мы с вами можем? В «истребители» я уже стар.
– В «истребители»? – спросил Дервиш. – Да не нужно в «истребители». Нужна всего лишь консультация по применению «Ужаса».
– Допустим… всего лишь на одну минуту допустим, что я скажу вам: да… Но ответьте мне на один вопрос.
– Постараюсь.
– Вот вы, Евгений Васильевич – умный и образованный человек – вы же должны понимать, что – Система . Одиночке никогда не сломать Систему.
– Что ж? Попробую ответить. Кое в чем я с вами согласен: группы Сопротивления разрознены и немногочисленны, единый центр отсутствует. Но, во-первых, по стране нас уже тысячи и с каждым годом становится все больше. Во-вторых, все слабее становится власть. Ее разрушает изнутри тотальная коррупция и элементарная нехватка денег – после того, как почти всю Сибирь «сдали в аренду», а фактически продали вынужденно и за бесценок китайцам, доходы от продажи нефти и газа упали в разы. На наших глазах происходит системная деградация власти… Вы говорите: Систему не сломать. А я вам напомню события вековой давности. В 1913– м году в России праздновали трехсотлетие дома Романовых. С великой помпой праздновали: вот! Три века простояла. И будет стоять еще тысячу лет. Несокрушимо!.. А всего через четыре года все рассыпалось в прах. Посему я не стал бы так категорично заявлять: невозможно сломать. Хотя я не берусь утверждать, что это произойдет завтра. Но работать над этим надо… Вот я и работаю. Тем более, что я очень сильно виноват перед страной.
Соколов удивленно спросил:
– Как? Каким образом вы могли провиниться перед страной?
Дервиш произнес:
– Потом, Алексей Захарыч. Потом я обязательно вам расскажу… Так вот: я виноват перед своей страной. И сейчас судьба дает нам шанс… нет, не исправить… Исправить уже невозможно, но хотя бы попытаться повлиять на это безумие… Ведь они уже дошли до края. Вы знаете, что они торгуют человечиной?
– В каком смысле «человечиной»?
– В самом прямом: они продают людей «на запчасти». Программа называется предельно цинично – «Утилизация».
Соколов долго сидел молча. Потом сказал:
– Откуда вам это известно?
– Ну, я все-таки разведчик… Еще есть вопросы?
– Множество, – ответил Соколов. Он вздохнул и произнес: – И вы надеетесь, что «повлиять на безумие» поможет «Ужас»? «Ужас» – сам по себе орудие Зла. Злом нельзя одолеть Зло.
Дервиш сказал:
– Это неправда. «Ужас» следует рассматривать всего лишь как оружие. А оружие само по себе не бывает ни добрым, ни злым. Ибо оно не обладает сознанием. Добром или Злом оружие становится в руках человека… Если вы, дорогой мой Алексей Захарыч, увидите ублюдка, который намеревается перерезать горло ребенку – как вы поступите?
– Я сделаю все, чтобы это предотвратить.
– А если единственной возможностью остановить убийцу станет убийство? Как вы поступите?
Соколов молчал. Светили звезды, стрекотали сверчки. Дервиш сказал:
– Сверчки… слышите сверчков?
– Слышу… Ну, допустим. Допустим, я готов вам помочь. Что, собственно, требуется от меня?
Дервиш сказал:
– Я был уверен, что вы примете правильное решение.
Соколов проворчал:
– А вы уверены, что оно правильное?
– Да, уверен. И вы не сомневайтесь.
Соколов ответил:
– Я ученый. Обязан сомневаться… Ну так что же надо от меня конкретно?
– Надо, чтобы вы помогли разобраться с этой техникой, – Дервиш кивнул на ворота гаража, – и обучили моих людей.
– Я попробую. Но дайте мне слово, что не будете просить меня стрелять из нее… Я не смогу.
– Даю слово.
– Ладно, давайте смотреть вашу технику.
– Я думаю, сейчас вам стоит отдохнуть, а уж с утра…
– Нет уж. Приступим сейчас – дьявол не любит ждать.
Дервиш хмыкнул, позвал Немого и втроем они пошли в гараж. С «техникой» Соколов разобрался всего за полчаса. Сказал:
– Ну, в общем, ничего фантастического – примерно так я себе это и представлял. Мне нужно произвести кое-какие расчеты и тогда я буду иметь более полное представление.
– Отлично, – ответил Дервиш. – Завтра протестируем.
– А как думаете тестировать?
– Ну, пока не знаю, – сказал Дервиш.
А Немой спросил:
– Скажите, пожалуйста, Алексей Захарыч: на собак «Ужас» действует?
– На всех высших животных действует.
– Ну, тогда решим вопрос.
Соколов мрачно посмотрел на Немого, ничего не ответил.
Дервиш показал Соколову приготовленную для него комнату. Ученый сразу сел за компьютер, а Дервиш вернулся к гаражу, где сидели на скамейке Кот и Немой, присел рядом с ними и сказал:
– Нужно будет отловить какую– нибудь собачку.
– Хорошо, – сказал Кот. – Дам поручение молодым. А когда надо?
– С утра.
* * *
Около полуночи Чердыня ехал на встречу. С ним был только один телохранитель. «Гелендваген» катил по Невскому. Проспект был ярко освещен, катились сверкающие автомобили, по тротуарам фланировали десятки тысяч прожигателей жизни и тысячи проституток обоих полов. В «Золотом треугольнике» Санкт-Петербурга «комендантский час» начинался на три часа позже, чем на прочей территории столицы – богатая публика желала «ночной жизни». Поэтому заведения – рестораны, казино и бордели – были открыты в «Золотом треугольнике» до часу ночи. Официально. Неофициально многие работали до утра. А поскольку полицейские чины имели с заведений свою долю, то проблем с полицией, как правило, не возникало. Если не брать в расчет крайние случаи. Например, когда обкурившийся турист из Германии зарезал за одну ночь трех малолетних проституток. Или когда пьяный араб сел в свой сверкающий «майбах» и начал охоту за голубыми. Прежде чем он врезался в угол Елисеевского магазина и вырубился прямо за рулем, успел задавить четырех человек. Голубых среди них не было.
Чердыня приехал в бильярдную «Кенигсберг» на Садовой. Он вошел в бар, бросил бармену: сам?
– У себя, – ответил бармен. Чердыня прошел по коридору, уверенно толкнул ладонью дверь. Дверь распахнулась. Открылось просторное помещение, которое невозможно назвать ни кабинетом, ни комнатой отдыха. Здесь наблюдалось полное смешение «жанров» – в одной половине стоял вполне респектабельный рабочий стол с компьютером, в другой на полу лежал персидский ковер, стояли шкафы с книгами и оружием, кожаный диван и круглый стол под оранжевым абажуром. Вокруг стола сидели четверо мужчин, было накурено.
– А вот и господин подполковник, – сказал один из четверых – белобрысый, с лошадиной челюстью, – и бросил на стол карты. Чердыня подошел, поздоровался с белобрысым. Тот кивнул на часы: опаздываете, подполковник. Из-за вас эти волки успели выгрести из моих карманов лишних пару сотен.
– Ничего, не разоришься, – ответил Чердыня.
– Не разорюсь, конечно, но чувствую тайную несправедливость, – ответил белобрысый.
Белобрысого звали Валентин фон Дрейзе. Впрочем, про свое аристократическое происхождение сам «фон» вспоминал крайне редко. Семь лет назад фон Дрейзе был командиром взвода в элитном подразделении «Волкодавы». Однажды он хорошо загулял в ресторане и вписался в драку с группой молодых людей. Основательно их отметелил. Все сынки оказались детьми влиятельных родителей. Фон Дрейзе не посадили, но со службы пришлось уйти. Некоторое время его колбасило туда-сюда – он открыл частное сыскное агентство, потом занимался охраной автомобильных перевозок, а потом отошел от всех этих стремных дел, открыл бильярдную и начал жить жизнью обычного буржуа. И очень немногие знали, что это не совсем так, что Дрейзе – авантюрист по натуре – имеет вторую, тайную жизнь. В этой жизни он носил кличку Барон.
– Что есть справедливость? – отозвался Чердыня. Он за руку поздоровался с каждым из присутствующих. Двоих он знал – Наемник и Мак, давние компаньоны Дрейзе, третьего представил сам Барон. Он сказал просто: – Кабан. Человек проверенный.
Чердыня догадался, что в команде Барона Кабан занял место Крайнего. Крайнего убили полгода назад в Берлине. Тогда команда Барона тоже работала по заданию Чердыни. Чердыня протянул руку, сказал: Чердыня, – и сел к столу. Барон предложил виски. Выпили – символически, по глотку. Чердыня закурил.
– Что же, господин подполковник, привело вас ко мне? – спросил фон Дрейзе.
– Есть дело, – ответил Чердыня. Барон уже несколько раз выполнял некоторые поручения Чердыни – те, которые начальник СБ «Промгаз» по каким-либо причинам не хотел доверять своим сотрудникам.
– Дело? – произнес фон Дрейзе. – На миллион?
Чердыня подозревал, что Барон лезет в рискованные предприятия не из-за денег – он определенно не беден… по крайней мере не настолько беден, чтобы рисковать головой из-за денег… Чердыня подозревал, что Барону нравится риск. Хотя деньги нравятся тоже.
– Легкая прогулка, – сказал Чердыня. – Но с риском.
– Ага!– сказал Дрейзе. – А… где?
