Офицеры в штабном автобусе обсуждали вопрос: с чего бы это задерживают начало операции?
Они еще не знали, что три часа назад в ГУВД поступило сообщение: массовые беспорядки в области. Накануне вечером на «чеченских плантациях» взбунтовались батраки. Началось все на одной из «плантаций» под Приозерском – там сын хозяина ни за что избил пожилого работника. Батраки взбунтовались, перебили охрану, повесили на воротах хозяина. Потом сели на два хозяйских джипа, прихватили ружья, отобранные у охранников, и поехали на соседнюю «плантацию». К утру бунт охватил уже два десятка «плантаций». Горели усадьбы, звучали выстрелы, висели на воротах и березах хозяева.
С рассветом на нескольких КАМАЗах и джипах двинулись в сторону Петербурга. По пути громили магазины, жгли полицейские участки, убивали беспредельщиков, захватывали транспорт и оружие. К ним все время присоединялтсь батраки с других ферм, и просто жители поселков. Колонна постоянно увеличивалась. К полудню в ней было не менее пятисот человек. У многих – огнестрельное оружие, захваченное у охраны плантаций и у полицейских. Руководил этой «армией» бывший капитан ВДВ.
Начальник ГУВД доложил министру, министр немедленно поехал к Председателю. У Председателя совершенно некстати оказался Чердыня. Министр Чердыню не любил. Этот сукин сын всюду сует свой нос и уже обнаглел настолько, что вербует агентуру прямо в центральном аппарате МВД. Когда министру про это сообщили, он сильно оскорбился. Еще сильнее министр оскорбился, когда ему передали слова Чердыни о нем, министре: да ему пора погоны надставлять – а то ведь уже места для звезд не осталось… Чердыня ударил по больному – министр очень любил красоваться в форме, во всем этом генеральском великолепии: в золотых позументах, лампасах на портках и, конечно же, в фуражке с очень высокой тульей… На погонах министра выстроились в ряд четыре золотошитые звезды. Им было тесно на погоне. Именно на это намекал Чердыня…
Маленький, тщедушный министр выглядел в форме довольно комично и сам осознавал это, но очень болезненно относился к тому, когда об этом говорили другие. Впрочем, на всяких «других» у министра были методы воздействия, а вот на Чердыню – нет.
Министр завершил свой доклад словами:
– Сейчас они всего в сорока километрах от города… Нужно срочно принимать меры.
Председатель несколько секунд молчал, ел министра глазами, потом заорал:
– Так принимай, еж твою! Или что – будешь ждать, когда они придут сюда?
– Чтобы их остановить, нужно выдвинуть вперед боеспособное соединение.
– Ну выдвигай.
– Мне… некого.
– Что значит некого? У тебя больше миллиона дармоедов. Да еще две бригады внутренних войск «временно» – уже три года – тебе подчинены… Это значит «некого»?
– Обе бригады особого назначения переброшены в пермские лагеря. Вернуть их обратно можно будет в лучшем случае часов через пятнадцать. Единственная реальная сила в столичном регионе – ОПОН – сейчас в распоряжении Генриха Теодоровича. Прочесывают промзону на Охте.
Председатель сказал:
– Еж твою мать! В стране миллион ментов, а послать навстречу деревенскому быдлу некого.
Чердыня усмехнулся:
– Противостоять хоть сколь– либо организованной силе наша доблестная полиция уже не способна.
Министр сказал:
– Если бы мне разрешили применить установки «Ужас»…
Чердыня отрезал:
– Исключено. В сложившейся обстановке ни один «Ужас» не выйдет из стен охраняемых помещений. Еще не хватало, чтобы эти батраки отбили у твоих пару «ужасов»!
Председатель обхватил голову руками, сказал:
– Нет, это просто пи**ец какой-то!
Через двадцать минут после этого разговора командир ОПОН получил приказ выдвинуться навстречу бунтовщикам. Зачистка промзоны была отложена на неопределенное время.
* * *
По приезду в Петрозаводск Кот и Немой сняли квартиру в городе и респектабельный коттедж на базе отдыха. База располагалась на самом берегу Онежского озера, неподалеку от города, а квартира находилась почти напротив управления полиции… Арендовали два джипа. Это были российские УАЗы модели «Патриот» в китайском исполнении. И назывались они теперь «Железный дракон».
* * *
Следующий испытание «Ужаса» состоялось вечером на трассе Москва – Минск. К трассе подъехали со стороны Рузы, остановились в высохшем перелеске. Впереди, оседлав трассу, стоял блок– пост – похожее на вокзальный сортир сооружение из серых бетонных плит. На углах и на крыше сооружения стояли прожектора и видеокамеры.
С приближением «комендантского часа» движение по трассе значительно уменьшилось и к девяти вечера на дороге было практически пусто. Только время от времени проезжали полицейские автомобили.
– Начнем, пожалуй? – спросил Соколов.
Дервиш ответил:
– Пожалуй, стоит дождаться начала «комендатского часа».
Стали ждать. Соколов еще раз проинструктировал Студента и Глеба:
– Ближе указанных ориентиров ни в коем случае не подходить. Я примерно посчитал КПД установки…
– Коэффициент полезного действия?
– Нет, коэффициент психического давления – есть такая величина… Я рассчитал КПД, но я не знаю точных границ фокуса. Поэтому лучше перестраховаться. Понятно?
Студент и Глеб выдвинулись вперед, обхватили блок– пост с флангов. У каждого был пистолет, по паре гранат и камера. Близко не подходили, наблюдали примерно со стапятидесяти метров.
Уже вечерело и над ручьем в низинке начал подниматься туман.
– Туман, – произнес Горин.
Соколов отозвался:
– Туман – это, в принципе, хорошо. Теоретически высокая влажность – дождь, туман – несколько увеличивает мощность установки.
Дервиш спросил:
– Скажите мне, пожалуйста, Алексей Захарыч, откуда вы все это знаете? Как я понимаю, вся сколь– либо конкретная информация по «Ужасу» засекречена.
– Верно, информация засекречена. Но, во-первых, я уже довольно давно работаю в смежных, так сказать, областях и есть некоторые пересечения… Во-вторых, информация все равно имеет свойство просачиваться – случайно, косвенно, фрагментарно. Иногда полезную информацию можно почерпнуть в какой-нибудь публикации, не связанной напрямую с проблемами контроля за поведением человека и воздействия на него. Например, австралийские биологи спроектировали прибор для лечения наркомании. Это тоже генератор биоволны, и его принципиальная схема не является секретом. Более того, они выложили в Сети довольно много отчетов по воздействию. Пресловутая мировая паутина – это, конечно, очень большая помойка, но иногда там можно найти что-то путное. И когда вы начинаете искать что-то целенаправленно, то непременно находите… И, наконец, в– третьих: в науке, Евгений Василич, бывают догадки, открытия, озарения, если хотите. И ученый до чего-то может дойти сам. Я ответил?
– Вполне, – кивнул Дервиш. – В разведке информацию добывают примерно так же.
Сержант народной полиции по фамилии Колышев посмотрел на часы, висящие на стене – до начала «комендантского часа» осталось пятнадцать минут. Колышев обратился к старшему по службе:
– Без пятнадцати… не пора ли?
– А то, – ответил старший сержант Чирей. – Давай, Тошнила.
Сержант Тошнотный вытащил из шкафчика бутылку водки, стопку пластиковых стаканчиков, закусь. Трое молодых смотрели на сержантов с завистью – сержанты сейчас выпьют и сядут играть в карты, потом завалятся спать. А молодым нести службу. Таков неписаный закон.
Тошнила разлил по стаканам водку, Чирей сказал:
– Ну, господа сержанты!
Три пластмассовых стаканчика глухо стукнулись, сержанты выпили и стали закусывать казенными харчами. Настроение у них было превосходным. Колышев вытащил из ящика стола колоду и хлестко шлепнул ее об стол.
– Ну, что, господа сержанты, – сказал Колышев, – по маленькой?
– Погоди, Кол, – отозвался Чирей. – Отзвонюсь старшому, тогда и начнем. Пока курите.
В салоне микроавтобуса запищала радиостанция – Студент доложил, что вышел на позицию. Спустя минуту такое же сообщение поступило от Глеба. Горин занял место за установкой. По дальномеру дистанция до объекта составляла чуть больше пятисот метров… Быстро стемнело, но из-за леса выползла луна, наполнила все декоративным светом. В лунном свете темная туша блок– поста с желтыми узкими щелками бойниц казалась жилищем колдуна. Трасса была совершенно пуста. Часы показывали 21:58.
– Огонь, – буднично скомандовал Дервиш, и Горин нажал на спуск.
Рядовой Сливченко сидел за пультом и ждал, когда на часах вспыхнут цифры 22:00. Как только эти цифры вспыхнут, Сливченко обязан громко гаркнуть: господин сержант, время доклада дежурному… Тогда за пульт сядет Чирей, а у Сливченко будет пара минут, чтобы выкурить сигарету.
Часы показывали 21:58, Сливченко смотрел на мониторы. На четырех мониторах была трасса. На пятом – «пятачок» перед блок– постом. Шестой монитор не работал… Сливченко было скучно. Он уже около года отпахал на этом блок– посту. А это – сутки через трое – считай, почти девяносто суток уже набежало. А если посчитать сколько часов пришлось пялиться в эти мониторы, то… в общем, это ж одуреть можно. И ведь самое главное, что ночью там ничего не происходит. Ночью там всегда одно и то же. А если кто-то вдруг проедет, так это свой брат – полицейский… И от мысли, что так будет всегда, и что ему, Игорю Сливченко, всегда придется смотреть на эти мониторы и видеть один и тот же пейзаж, уже до отвращения изученный, рядовому Сливченко вдруг сделалось не по себе. Он не знал почему, но ему захотелось вдруг завыть… И он завыл.
